Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

Извозчики зажгли фонари и поставили их на землю. Один они вручили господину, растягивая губы в извиняющихся улыбках. Кажется, они даже были искренними. Мужчина напряжённо повёл плечами и вернулся к хныкавшему сыну. И в ужасе замер, приметив возле распахнутой двери неизвестную фигуру.

- Вы ещё кто?! – выкрикнул он, бросаясь к незнакомцу.

Голова плавно повернулась, и под капюшоном затрепетали золотистые пряди. Господина обдало запахом прелой листвы, смешанным с незнакомым ароматом, который щекотал нос и дразнил обоняние, держась где-то между приятным и отталкивающе резким.

Отец ребёнка замер, остановленный взглядом бирюзового глаза. Единственного видимого на лице, поскольку левая половина была тщательно забинтована. Женщина слегка наклонила голову и спокойным, почти равнодушным голосом сказала:

- Прошу прощения. Не хотела пугать вас.

Белая ряса с широким капюшоном выдавала в незнакомке монахиню. Одежды женщины не носили в себе никаких изысков и красивостей: ни позолоченного ремешка, ни украшенных вышивкой карманов, ни привлекательных блестящих пуговиц. Глядя на простой фасон рясы, можно было бы заключить, что женщина занимает один из самых низких рангов, если бы не бросавшаяся в глаза шелковистость материала. Ткань не просто волновалась от движений, она как будто текла, даря постороннему взгляду возможность безошибочно угадать её мягкость. И дороговизну. Подобное сочетание простоты и богатства заставляло задуматься, а так ли недавно обладательница наряда вступила в орден.

Господин снова взглянул в бирюзовый глаз незнакомки, стараясь не задерживаться на покалеченной стороне. Почувствовав его смущение, женщина подняла руку и коснулась бинтов, кротко улыбнувшись.

- Я услышала плач ребёнка, - проговорила монахиня. – И пришла на помощь. Не могу выносить детский плач.

Не то раздражение, бурлившее в мужчине уже какое-то время, не то давняя привычка, но фраза незнакомки показалась ему внезапно двусмысленной. Женщина, между тем, протянула руку в белоснежной перчатке к мальчику, но тот инстинктивно отстранился.

- Прошу, не беспокойся, - не то ребёнку, не то его отцу сказала она. – Я владею целительной магией. Если ты потерпишь, я изгоню твою боль.

Гаррел неуверенно посмотрел на отца, пытаясь понять, как ему вести себя дальше. Но обтянутые шёлковой тканью пальцы уже коснулись его лба, на котором некоторое время раздувалась шишка. Вздрогнув, мальчик вновь попытался отстраниться, но успокаивающее поглаживание обескуражило и утихомирило его.

- Вы из обители Терпящей? – между делом спросил господин.

Незнакомка пригнулась, отчего золотистые пряди упали ей на лицо. Освещённые фонарём щёки казались фарфоровыми.

- Нет, - просто ответила она, проводя ладонью по голове ребёнка. Гаррел поморщился и поддался назад, но тут же какая-то внезапная мысль озарила его лицо, и мальчик так и замер.

- Значит, вы принадлежите одному из орденов Lux Veritatis, - заключил мужчина.

Краем уха господин Лонденол услышал, как присвистнул какой-то извозчик, заметив нового человека. Он и его товарищ уже несколько минут громко переругивались, пытаясь сообразить, как лучше подойти к расшатавшемуся колесу. Их мышиная возня мало интересовала господина, предпочитавшего абстрагироваться от их гортанных голосов.

- Все мы служим Терпящей, в той или иной мере, - а вот голос монахини, наоборот, был бархатистым и ласкающим слух.

Её белоснежная фигурка не выделялась на фоне сгущавшейся тьмы, а как будто тонула в ней, постепенно растворяясь. Этот обман зрения показался мужчине забавным, и он усмехнулся в усы. А вот другое, наоборот, насторожило всегда бдительного господина. Терпящая, в которую он не особо верил, будто в самом деле услышала его мысленный призыв. Стоило ему подумать, что разнывшегося в конец Гаррела уже ничто не способно успокоить, особенно неловкий в таких вопросах отец, как на дороге, словно материализовалась служительница. Это было как нельзя кстати, и именно поэтому казалось особенно подозрительным.

- Что вы делаете так далеко от обители?

- Путешествую. Я как раз направлялась в родственный монастырь, - мелодично растягивая звуки, ответила монахиня.

Гаррел во все глаза смотрел на женщину, казавшуюся ему спустившимся с небес божеством. Боль в голове отступала с небывалой скоростью, а лёгкие прикосновения, такие невесомые и нежные, вызывали в памяти померкнувшую со временем картину: точно так же в детстве его ласкала мама, проводя тёплыми пальцами по волосам и стирая усталость. Правда, руки незнакомки были почти ледяными, но это никак не влияло на яркость воспоминаний. Это небывалое сходство с самым дорогим человеком приковывало Гаррела, заставляя забыть и об обиде, и о скуке, и о боли. Он сам не заметил, как начал подвигаться к женщине всё ближе, доверчиво глядя в её бирюзовый глаз.

- Вы путешествуете одна? – нахмурив брови, продолжал расспрашивать господин. – Как мне называть вас?

- Зовите меня сестрой. Ведь мы все в этом мире родственные души, порождённые Её волей, - игнорируя первый вопрос, промолвила монахиня.

Мужчина скептически хмыкнул и поймал на себе изучающий взгляд. В то же мгновение ему сделалось стыдно за свою несдержанность. Его покойный отец, всегда рьяно порицавший невоспитанность и неспособность людей держать себя в рамках приличия, был бы глубоко уязвлён нынешним поведением сына. Кашлянув, мужчина виновато склонился.

- Прошу меня извинить. Я проявляю чудовищное неуважение. Я господин Лонденол, владелец земель Лонденол к западу отсюда… бывший владелец. Я и мой сын весь день в дороге и расстроены долгим переездом и внезапной проблемой с колесом… сестра.

- Я понимаю. Я бы тоже вышла из себя, если бы меня такая неприятность застала в дороге, - ровным голосом проговорила монахиня и отошла на пару шагов от мальчика. – Я прогнала усталость и боль, так что можешь больше не плакать.

Гаррел растянул губы в подобострастной улыбке и пролепетал смущённые благодарности. Господин, всё это время неотрывно следивший за незнакомкой, напряжённо ловя каждое её движение, всё ещё ждал какого-то подвоха. Невозможно, чтобы эта непредвиденная остановка и внезапное появление монахини было случайным совпадением. Это могла быть умело спланированная ловушка. Наверняка сейчас немногочисленные разбойники затаились поблизости, присматриваясь, выверяя свои дальнейшие действия, оценивая со стороны силы жертв. Женщина, наряженная в монахиню, может в любой момент подать сигнал к наступлению, убедившись, что против кучки головорезов выступают не самого крепкого вида господин с маленьким мальчиком да двое извозчиков. Что же делать? Вцепиться в незнакомку первым, взять её в заложники? А если она действительно одна?

Как будто прочитав его мысли, женщина сказала:

- Не нужно благодарностей. Я просто оказалась в нужное время в нужном месте. На всё воля Терпящей.

- К сожалению, я не особо верю в Неё.

- Это не важно.

Это было неожиданно - услышать от представителя религиозного ордена равнодушное соглашение, что ещё больше подтверждало идею о лживой маске монахини. Обычно служители любого ранга начинали кривить лица в осуждающих гримасах, а иногда и навязывать веру.

- Моё дело – помочь, а ваше – принять, - склонившись в полупоклоне, женщина развернулась и медленно побрела по дороге.

Господин замер в изумлении. Всё происходящее виделось ему умелым спектаклем, поставленным для усыпления бдительности путников. Почему-то, заметив закутанную в рясы фигуру, тянувшую руку к его сыну, мужчина первым делом подумал о Rara avis. Эти фанатики давно слыли своими гадкими ритуалами с использованием человеческих жертв, особенно детей. Но теперь, когда одинокая монахиня, излечившая Гаррела от ссадин и ушибов, так легко и непринуждённо отдалялась от их кибитки, внутри господина что-то отчаянно заворочалось. Раскаяние? Сожаление за то, что не поблагодарил женщину должным образом? Угрызение совести, что посмел подозревать это чистое и непорочное существо, пришедшее на помощь там, где он, сорокалетний отец, точно не справился бы? Эта обескураживающая забота со стороны незнакомого человека возродила в нём мысль о том, как иногда не хватает в их семье женской руки. Особенно Гаррелу, невыносимо скучавшему по матери.