Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

Навстречу Саратоху вышла служительница, закутанная в белую рясу. Молодая, с длинными иссиня-чёрными волосами, плавно спадавшими на её плечи, девушка слегка поклонилась и тихим голосом смирившегося со своей участью агнца поприветствовала гостя. Осветитель с сочувствием посмотрел на лицо встретившей, при этом не выставляя неуместную жалость на показ. Почти вся правая половина некогда прекрасного лика девушки покрывал один страшный шрам от ожога, стёрший черты, матовый цвет кожи и превративший некогда гладкую поверхность в скукоженную корку. Левая половина лица сохранилась, но на ней залегли ранние морщинки непреходящей грусти.

- Она ждёт вас, господин, - прощебетала служительница, жестом приглашая посетителя следовать за собой. – Мы рады, что вы нашли на нас время.

- Сама Терпящая направила меня сюда, - Саратох открыто смотрел в лицо девушки, не стесняясь её уродства. Казалось, он его не замечал, и только лёгкая затаённая грусть в уголках глаз выдавала его отношение к трагедии юной служительницы. – Я бы приехал раньше, но одно срочное дело на южной границе задержало меня и моих подопечных. Приношу свои извинения за задержку.

- Дело прошло удачно? – участливо спросила провожатая, по привычке держа правую руку близко к шраму, будто в любой момент собиралась скрыть его ладонью от посторонних глаз.

- Да. Недалеко от города жили Скууфты и насылали помешательство на жителей. Мы очистили мир от их присутствия.

Саратох замолчал, и вместо коридора перед глазами всплыло встревоженное лицо его ученика. Рандарелл, этот неопытный мальчишка, едва не совершил самую большую ошибку в своей жизни. Потрясая сжатыми в кулаки руками, подобно упёртой гусыне, он раз за разом сбивчиво рассказывал о своих наблюдениях и приводил шаткие доводы в защиту – смешно ли говорить? – Спустившихся. Хотя дело было даже не в этом. Возможно, Рандарелл был прав, хотя в его логике проскальзывали бреши, а некоторые цепи доказательств висели на хрупких подозрениях и вере. Важно было то, что юноша начал разбрасываться мнением в присутствии посторонних ушей, а тут уже не важно, прав ты или нет. Спешно спасая ученика от любопытных глаз, Саратох увёл его в сторону и сухо отчитал за неосторожность.

- Твои благородные побуждения не возымеют успеха, если ты при этом поступаешь так глупо. Если у тебя нет в руках ведра с водой, то и нечего кидаться в огонь. Только зря сгоришь.

- Но Фассето…

- Ты можешь доказать, что они поступали вольнодумно и в своей корысти погубили невинные души? Едва ли у тебя на руках неоспоримые факты, - Саратох нахмурился. – А значит, у тебя нет ни шанса против них. Если ты ошибаешься, тебя заподозрят в помешательстве или даже подстрекательстве против младшего ордена. А если ты прав, Фассето раздавит тебя, лишь бы ты замолчал.

- Но разве Лангзам не достаточно могущественный орден, чтобы провести независимое расследование? – удручённо хлопая ресницами, промямлил Рандарелл.

- Для этого нужен повод, а его у нас нет и быть не может. Всё, что нам позволено, - это наблюдать. А там видно будет, кто оказался прав. Но не смей больше говорить о запретном так легко и открыто: будут последствия.

Именно так. Если орден Фассето и был в чём-то виноват, наказать его возможно только в одном случае – если их поймают за руку на месте преступления. В остальных же едва ли ему что-то будет. Lux Veritatis меньше всего хочется устраивать внутреорденовые разборки, а потому, вероятнее всего, закроют глаза на любые обвинения в адрес младших коллег, если только те не совершат что-то из ряда вон выходящее прямо у всех на виду. А значит, Фассето практически неприкасаемы. И чем раньше Рандарелл поймёт это и смирится, тем быстрее успокоится его душа.

- Мы пришли, - вывел его из задумчивости голос служительницы. Девушка остановилась возле вычурной вогнутой двери, которая выглядела так, будто по ней нетерпеливо лупил ручищами великан. – Настоятельница тяжело переносит свой… своё бремя. Даже сейчас, в эту самую минуту, она сражается за свою жизнь. Поэтому… не утомляйте её долгими расспросами. Позвольте ей говорить свободно, и она сама скажет всё, что вы хотите услышать.

Осветитель понимающе склонил голову и прошествовал в полутёмную комнату. Окна были занавешены плотной материей, не позволяя ни единому лучику проникнуть в обитель мрака и навредить жившей там больной. Пахло травами, маслами и кровью. Всё помещение было заполнено замершей печалью и болью, и их кислый привкус появлялся на губах посетителя уже спустя минуту, а в слюне образовывалась неприятная горечь. Но не в случае Саратоха Монтоги. Его, как часто бывало, подобные неприятности облетали стороной. Осветитель равнодушно кивнул заражённым унынием двум служительницам, хлопотавшим возле кровати, на которой, также огороженная от постороннего мира занавесями, сидела женщина. Если можно было так назвать обмотанный платками и тряпками силуэт с коричневой коркой вместо лица. С запозданием одна из служительниц протянула женщине маску, но та в знак протеста подняла дрожащую руку.

- Не думаю, что господина, повидавшего смерть и ужас, напугает мой вид, - проскрипела она.

И она была права, однако Саратох всё же поймал себя на мысли, что вид у настоятельницы далёко не пикантный. Другой бы уже распрощался с обедом, каким бы скромным он ни был. Повреждения внешних тканей оказались колоссальным. Бесформенные тряпки не позволяли оценить весь масштаб трагедии, но Осветитель слышал, что женщина потеряла руку, зрение и чувствительность ног. Почти восемьдесят процентов её тела было обожжено, и настоятельница испытывала ежеминутные чудовищные боли, которые глушились целебными мазями, настоями и магией. Чудо, что она выжила после таких ранений. Или… проклятье.

- Я писала девяти старейшинам Lux Veritatis, а они прислали только кандидата? – выдавила пострадавшая, вперив взгляд белесых глаз чуть левее посетителя. – Ваш орден так и не научился проявлять уважение к Церкви Терпящей.

- Мне жаль, но вы сами знаете, что руководство ордена слишком занято. На их плечах висит ответственность за благосостояние всего человечества. Но у меня, простого Осветителя, нашлось время выслушать вас, настоятельница.

Женщина попыталась улыбнуться, но зрелище вышло жутким. Она и сама знала, что старейшины редко покидали свои покои, даже когда их звали на приём короли. И те не могли их заставить, ибо Церковь всегда имела власть даже над правителями королевств. А сейчас, когда один из старейшин Лангзама отошёл в мир иной и по всему ордену ходили волнения, кто же займёт освободившееся место, руководству Lux Veritatis тем более не было дела до какой-то выжившей с её тайнами и откровениями. И, по мнению Саратоха, зря, потому что именно такие незаметные мелочи зачастую оказываются весьма важными. Поэтому он, вместо того чтобы, будучи одним из кандидатов на роль нового старейшины Лангзама, быть там, где его могли заметить и оценить, отправился на встречу с настоятельницей.

Ведь это чудо, что она выжила, а чудеса надо лицезреть воочию.

- Я рада, что на мой зов откликнулся кто-то мудрый и опытный, - произнесла женщина. – Оно и к лучшему. Вы уже успели расспросить моих служительниц?

- Отчасти, - ответил мужчина и, попросив разрешения сесть, поставил стул напротив говорившей. Краем глаза он заметил выглядывавшие из-под кровати бинты с прилипшими к ним кусочками кожи. Простыня в некоторых местах была заляпана пятнами бурого и ржавого цветов. В ноздри вновь ударил запах чего-то кислого. – Я прочитал письмо, написанное под вашу диктовку. А также мне известно, что после ужасного пожара вы много лет лежали без чувств и проснулись лишь несколько месяцев назад.

- Мой дух обитал на границе жизни и смерти. Эта бесконечная агония, окружённая жаром и ядом, - женщина закашлялась, и служительница подскочила к ней со стаканом.

- Вам нельзя много говорить, настоятельница, - пролепетала девушка. – Ваши связки не пригодны для многословных бесед. Ограничьтесь парой слов в минуту.

Настоятельница жадно припала иссохшими губами к поднесённому стакану. Сделав пару глотков, она сплюнула кровавую слюну. Саратох молча ждал, обдумывая, что ещё слышал от потрясённых пробуждением полумёртвой женщины служителей. На каждом углу шептались о том, что настоятельница, до этого имевшая острую интуицию, после трагедии открыла в себе дар предвидения.