Тысяча и один призрак

орвавшегося ветра пламя свечи дрожало. Свеча горела тускло и понемногу гасла, отекая около черного фитиля.

Я слышал, как они отпрягли лошадей, заперли кладбище и уехали, бросив полную трупов телегу.

Мне страшно хотелось уйти с ними, но что-то меня удержало; я остался и весь дрожал. Я не боялся, конечно, но вой ветра, шум этого дождя, треск ломавшихся деревьев, порывы ветра, задувавшие мою свечу, — все это наводило на меня слепой ужас, и мелкая дрожь пробежала по всему телу, начиная от корней волос.

Вдруг мне показалось, что я услышал тихий и умоляющий голос, мне показалось, что голос этот в самой часовне произносил мое имя — Альберт.

Я вздрогнул. Альберт! Одно только лицо не свете называло меня так.

Мои испуганные глаза медленно оглядели часовню. Хотя она была мала, но свеча моя недостаточно освещала ее стены. Я увидел в углу мешок. Окровавленный холст и выпуклость указывали на зловещее его содержимое.

В ту минуту, когда мои глаза остановились на мешке, тот же голос, но еще слабее и еще жалостливее, повторил мое имя:

— Альберт!

Я вздрогнул и вскочил от ужаса: этот голос раздавался из мешка.

Я стал ощупывать себя, не понимая, во сне ли я или наяву; затем, застыв и как бы окаменев, с протянутыми руками я пошел к мешку и погрузил в него одну руку.

Мне показалось, что теплые еще губы коснулись моей руки.

Я дошел до той грани ужаса, когда самый ужас придает нам храбрость. Я взял эту голову и, подойдя к моему креслу, в которое я упал, положил голову на стол.

О! Я испустил отчаянный крик. Эта голова, губы которой казались еще теплыми, глаза которой были наполовину закрыты, это голова была головой Соланж!

Мне казалось, что я сошел с ума.

Я прокричал три раза:

— Соланж! Соланж! Соланж!

При третьем крике глаза открылись, взглянули на меня; с них скатились две слезы, и, сверкнув влажным блеском, словно пламенем отлетающей души, глаза закрылись, чтобы больше уже никогда не открыться.

Я вскочил безумный, бешеный, негодующий. Я хотел бежать, но зацепился полой одежды за стол. Стол упал и увлек за собой свечу, которая погасла. Голова покатилась, а я устремился в отчаянии за ней. И вот, когда я лежал на земле, мне показалось, что эта голова покатилась по плитам к моей; губы ее прикоснулись к моим; холодная дрожь пронизала мое тело; я испустил стон и потерял сознание.

На другой день в шесть часов утра могильщики нашли меня таким же холодным, как та панель, на которой я лежал.

Соланж, узнанная по письму ее отца, была арестована в тот же день, в тот же день приговорили ее к смерти, и в тот же день она была казнена.

Эта голова, которая говорила, эти глаза, которые смотрели на меня, эти губы, которые целовали мои губы, то были губы, глаза, голова Соланж.

— Вы знаете, Ленуар, — продолжал Ледрю, обращаясь к кавалеру, — что я тогда едва не умер.

Глава восьмая. КОШКА И СКЕЛЕТ

Рассказ Ледрю произвел ужасное впечатление. Никто из нас, даже доктор, не подумал изменить настроение.

Кавалер Ленуар, к которому