Тысяча и один призрак

ому Ледрю обратился, ответил лишь знаком согласия. Бледная дама, приподнявшись было на минуту на своей кушетке, опять упала на подушки, и один лишь вздох обнаруживал, что она жива. Полицейский комиссар молчал, так как не находил в этом материала для протокола. Я же старался запомнить все подробности катастрофы, чтобы воспроизвести их когда-либо, если вздумается воспользоваться ими для рассказа. Что же касается Аллиета и аббата Мулля, то изложенное слишком соответствовало их взглядам, чтобы они пытались возразить против него.

Напротив, аббат Мулль первый прервал молчание и, резюмируя до некоторой степени общее молчание, сказал:

— Я верю всему, что вы рассказали нам, мой милый Ледрю, но как вы объясните себе этот факт, как выражаются на материальном языке?

— Я не объясняю его себе, — сказал Ледрю, — я только его рассказываю, вот и все.

— Да, как вы его объясняете? — спросил доктор. — Потому что, какова бы ни была продолжительность жизненности, вы не можете допустить, чтобы отсеченная голова через два часа могла говорить, смотреть, действовать?

— Если бы я мог себе это объяснить, мой милый доктор, — сказал Ледрю, — то не заболел бы после этого события страшной болезнью.

— Но все-таки, доктор, — сказал Ленуар, — как это вы объясняете себе? Вы не допускаете, конечно, что господин Ледрю рассказал нам вымышленную историю; его болезнь также материальный факт.

— Вот еще! Ничего тут удивительного нет. Это не больше, как галлюцинация! Господину Ледрю казалось, что он видит; господину Ледрю казалось, что он слышит. Для него это равносильно тому, что он действительно видел и действительно слышал. Органы, которые передают наши чувства центру ощущений, то есть мозгу, могут расстроиться вследствие влияющих на них условий. Когда эти органы расстроены, они неправильно передают чувства; кажется, что слышат, и слышат; кажется, что видят, и видят.

Холод, дрожь, мрак расстроили органы господина Ледрю, вот и все. Сумасшедший также видит и слышит то, что ему кажется, что он видит и слышит. Галлюцинация — это моментальное умопомешательство. О ней остается воспоминание уже тогда, когда она исчезла.

— А если галлюцинация не исчезает? — спросил аббат Мулль.

— Ну! Тогда болезнь становится неизлечимой, и от нее умирают.

— Вам приходилось, доктор, лечить такие болезни?

— Нет, но я знаю некоторых врачей, которые лечили такие болезни. Между прочим, английского доктора, сопровождавшего Вальтера Скотта во Францию.

— И он вам рассказал?..

— Нечто в том же роде, что рассказал нам наш хозяин и, быть может, даже еще более необыкновенное происшествие.

— И вы объясняете себе это с материалистической точки зрения? — спросил аббат Мулль.

— Конечно.

— А вы можете рассказать нам факт, рассказанный вам английским доктором?

— Без сомнения.

— Ну, доктор, расскажите, расскажите!

— Рассказать?

— Ну конечно! — закричали все.

— Хорошо. Доктора, сопровождавшего Вальтера Скотта во Францию, помнится звали Симпсоном. Это был один из самых