Тысяча и один призрак

лова о разлуке.

Соланж пожелала найти для себя квартиру на улице Таран. Я нанял квартиру на имя Соланж. Я не знал для нее другого имени, и она не знала для меня другого имени, нежели Альберт. Я поместил ее в качестве помощницы учительницы в женское учебное заведение, чтобы избавить от назойливости очень деятельной в то время революционной полиции.

Воскресенье и четверг мы проводили вместе в маленькой квартирке на улице Таран: из окна спальни видна была площадь, на которой мы встретились в первый раз.

Каждый день мы получали письма: одно на имя Соланж, другое на имя Альберта.

Эти три месяца были самые счастливые месяцы в моей жизни.

Однако я не оставлял своего намерения, появившегося у меня во время разговора с помощником палача. Я попросил и получил разрешение производить опыты над продолжением жизненности после казни; эти опыты доказали мне, что страдания ощущались и после казни и должны были быть ужасными.

— А я это отрицаю! — воскликнул доктор.

— И вы, — ответил Ледрю, — отрицаете, что нож гильотины ударяет в самое чувствительное место нашего тела, так как там соединяются нервы? Отрицаете ли вы, что в шее находятся все нервы верхних конечностей: симпатический, блуждающий, наконец, спинной мозг, который является источником нервов нижних конечностей? Будете ли вы отрицать, что перелом или повреждение позвоночного столба причиняет самые ужасные боли, какие только выпадают на долю человеческого существа?

— Пусть так, — сказал доктор, — но боль продолжается только несколько секунд.

— О, это я в свою очередь отрицаю! — воскликнул Ледрю с сильным убеждением. — И затем, если боль и длится всего несколько секунд, то в течение этих секунд чувствительность, личность, я — живы! Голова слышит, видит, чувствует, сознает отделение от своего туловища, и кто станет утверждать, что краткость страдания не возмещается вполне страшной интенсивностью страдания?

— Итак, по вашему мнению, декрет Учредительного Собрания, заменивший виселицу гильотиной, был филантропической ошибкой, и что лучше быть повешенным, чем обезглавленным.

— Без всякого сомнения: многие повесившиеся и повешенные вернулись к жизни и могли передать вынесенные испытания и ощущения. Это ощущения апоплексического удара. Это похоже на сон без особой боли, без какого-либо особого мучения. На мгновение в глазах замелькает огненный цвет, затем он постепенно бледнеет, переходит в синеву, а потом все погружается в мрак, как при обмороке. Если человеку прижать пальцем мозг в том месте, где нет кусочка черепа, он не чувствует боли, он засыпает и только! То же явление происходит от сильного прилива крови к мозгу. У повешенного кровь приливает к мозгу, потому что кровь течет к мозгу по позвоночным артериям, которые проходят по шейным позвонкам и не могут быть затронуты, а когда кровь стремится обратно по венам шеи, ей мешает течь веревка, стягивающая шею и вены.

— Хорошо, — сказал доктор, — но перейдем к опытам, я хочу скорее услышать о знаменитой голове, которая говорила.

Мне