Стучит, гремит, откроется (СИ)

Зоек быстро достиг своей двери, дождался третьего щелчка замка, оглядел переднюю. Служанка перед уходом зажгла свечи и накрыла ужин полотенцем.

Дверь в темную опочивальню поскрипывала на сквозняке. Зоек толчком ладони отворил ее нараспашку, подошел к кровати, поставил глиняный подсвечник на ларь и, насвистывая, начал расшнуровывать ворот рубашки.

"Сейчас", — подсказало шестое чувство. Зоек тотчас резко обернулся и ударил бесшумно подкравшегося убийцу коленом в живот. Кинжал с глухим стуком выпал из занесенной руки, но владельца, потерпевшего хорошо если короткую потерю дыхания, не так просто было вывести из строя. Сцепившись, мужчины еще колодежек пять катались по полу. Наконец, запыхавшийся Зоек не без труда скрутил ретивого, связал заломленные руки поясом, коленом прижал спину и поинтересовался:

— Кто?.. Говори, собака: кто?!

Наемник хранил молчание, как монашка — целомудрие.

— Видит Бог, хотел по-хорошему. — Зоек взял подсвечник и приставил узкие огненные лезвия к правому запястью убийцы. Тот затрепыхался, но не проронил ни звука.

— Ну? Молчим?

Свечи переместились выше, к грязной шее.

— Не знаю я! — не выдержал головорез. — Он в капюшоне был!

— Врешь, — спокойно констатировал Зоек, продолжая щекотать ему шею. Вестимо, убийцы должны соблюдать кодекс, но пункт о сохранении в тайне личности заказчика обычно нарушался без особых зазрений. Долго ждать не пришлось.

— Ладно, с-скажу!..

Зоек отставил подсвечник.

— ...Я кольцо-печатку углядел, такая, сказывают, у главного тюремщика!

— Угу. — Зоек кивнул, поднял убийцу за шиворот и подтащил к распахнутому еще днем окну. — Еще хоть раз тебя увижу, так легко не отделаешься.

Услужливо треснул сиреневый куст тремя этажами ниже, и все стихло. Только сверчки вели ночную песню, да ухал недалече филин. Усмехнувшись выглянувшей из-за туч луне и покачав головой, Зоек захлопнул окно.

***

Рана окончательно и благополучно затянулась, и наутро полный сил и энтузиазма Зоек получил княжеское добро на то, чтоб отправиться со своими людьми в испещренные ярами Шасские леса — для водворения порядка, мира и спокойствия на тамошних трактах.

Возвращаясь от Потеха, мужчина зашел к Меланье, и она, изнуренная и бледная после бессонной ночи, шумно перевела дух, завидев его живым. Зоек рассказал о повторном визите наемника, вдова молча выслушала и задумалась.

— Но почему он не нанял убийцу сразу? — вскоре недоуменно спросила она.

— Без понятия. Возможно, надеялся, что я помру от раны... Я должен еще кое-что сообщить вам.

— Что же?

— Сегодня к обеду я выеду по направлению к Шасским лесам, больно много в тех краях разбойников развелось.

— Сегодня? — сдвинула брови Меланья. — Но вы не восстановили силы...

— Вполне.

— И...и... — женщина задохнулась от охватившего волнения, всплеснула руками. Взгляд ее метался по стенам, точно ища способную остановить его зацепку.

— Да как же это, сегодня... А надолго? — Она вскинула на него свои карие очи, в коих крылались и немая мольба, и страдание. Зоеку вдруг сделалось тоскливо до невероятия.

— Если Виляс будет благоволить, то до Потеховой женитьбы ворочусь.

Меланья взяла себя в руки, закивала, окаменев лицом.

— Сколько у вас людей?

— Полторы сотни.

— Не мало ли?

— Нисколько. В свое время я с пятериком большие неудобства врагу доставлял и знаю, что чем меньше людей, тем лучше прятаться с ними, выжидая, где бы куснуть... Хотя против большой силы пятерик, конечно, не годится...

Они помолчали, не сводя друг с друга глаз.

— Я тут ночью... дабы помыслы и пальцы занять... вот... — Меланья вложила ему в ладонь плетеный из молодой виноградной лозы крест. — Да сохранит он вас в пути и битве.

— Не знаю, как благодарить за оказанную милость, — трепетно целуя ей руку, проговорил Зоек. Сердце его болезненно сжалось, и он понял, что надо уходить сейчас дабы не сказать или, того хуже, не сделать ничего лишнего.

— Надобно мне собираться в дорогу...

Оба поднялась.

— Заклинаю вас, будьте осторожны и не рискуйте зря, — прошептала Меланья, осеняя его крестным знаменем.

— Обещаю.

Зоек уже не видел, как она извлекла из-за пазухи второй крест, прижала его к груди и тяжко вздохнула. Такие обереги женщины Лядага мастерили и особым образом заговаривали, когда в разлуке хотели знать, все ли в порядке с возлюбленным. В случае чего второй крест чернел, рассыхался, а при летальном исходе вовсе распадался на части. Меланья и покойному-то Васелю хотела сделать таковой, но муж, увы, не дожил до гибких молодых лоз...

***

Две недели бесконечных тревог и переживаний, две недели ожидания. С таким нетерпением она не ждала еще никого и никогда. Дикая тоска мучила душу, а то ощущение надежности и безопасности, коим была возможность наслаждаться рядом с Зоеком, пропало без следа, и его очень не хватало. Оберег оставался светлым и крепким, но беспокойство как всегда нашло лазейку, и Меланья засомневалась, правильно ли заговаривала крест и вообще, действенен ли он.

Двор готовился к княжьей свадьбе — Потех брал в жены хмарскую принцессу с заковыристым именем, дабы обезопасить страну от войн с соседом. Поговаривали, будто невеста, приезд которой должен был случиться аккурат перед самой свадьбой, немногим отличалась от селянской девки и была такой же дикаркой, как и все представители народа. Еще толковали, что художник, живописавший портрет будущей князевны, даже льстя необычайно, изобразил ее кривой и страшной. Зерно сплетен попало в благодатную почву, и в народе с готовностью сложили поговорку: "На хмарянках только по нужде жениться".

Но Меланью происходящее в замке интересовало мало, кроме одного, наиболее ожидаемого, события.

— Не вернулся? — каждодневно спрашивала она у Стольника, нервно хрустя пальцами.

— Мелонька, я думаю, он сразу к тебе придет, — терпеливо повторял одно и то же крестный.

Молодая женщина лишь вздыхала, холодными пальцами нащупывая спрятанный под платьем крест.

Накануне свадьбы приснился Васель, долго-долго не являвшийся во снах.

Он нежно погладил щеку тыльной стороной ладони, сплел ее пальцы со своими.

— Время пришло. Я могу оставить тебя... Хочу, чтобы ты была счастлива. Отбрось предрассудки, слушай сердце и не бойся признаться в правдивости его гласа. Не отказывайся от вздоха, когда в нем есть жизненная потребность.

"Замочек" неумолимо размыкался, Меланья старалась удержать руку мужа, но его пальцы выскальзывали, словно она вцеплялась в воду.

Васель обернулся спиной, вскочил на белоснежного коня и канул в молоко тумана.

Меланья открыла глаза с горьким пониманием: он больше никогда не явится во сне. А еще более печальным стало осознание ненадобности сего. Отныне она не нуждалась в его помощи, должна была справляться со всем одна... или нет?

Молодая женщина сглотнула и решительно сказала сама себе:

— Когда вернется, сниму траур.

Утро деликатно постучало в окно клювом воробушка, что-то склевывающего со слюды. Ласт спрыгнул с постели, потянулся, зевнул и принялся скрести дверь, требуя выгула. Челядинка уже ждала в передней с водой для умывания. Омыв лицо от остатков сна, одевшись и переплетши косу, Меланья свистнула псу.

Но хорту, видимо, судилось в тот день долго терпеть, ибо хозяйка, едва выйдя в коридор, остановилась, как вкопанная, — к ней в запыленном дорожном одеянии спешил Зоек.

— Хвала Вилясу! — воскликнула, бросившись ему на встречу, Меланья.

— Во веки веков! — весело откликнулся мужчина и тихо спросил, беря ее ладони в свои и поочередно целуя то одну, то другую: — Успел я до свадьбы?

Впалые щеки и подбородок его заросли щетиной, которая щекотала Меланье кожу.

— Успел... — выдохнула Молодая женщина и тут же исправилась: — Успели, то бишь.

— Боже, это ж не передать, как я истосковался по замку и обитателям его! Верно, даже больше чем по Волковам да родным степям, бывшим мне колыбелью...