Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

Дабы не впасть в отчаянье и не растерять веру, Рандарелл ударился в изучение старины. Предки с их мудростью подскажут, как пережить трудный период, как не отвернуться от света и не погрязнуть в раздирающих в кровь сомнениях. В Обители содержалась богатая библиотека, и источников вдохновения в ней было на многие года. Парень приучился жить по особому расписанию: немного пищи для размышлений, а после брожения ума – поход по этажам Обители. Умиротворение и дружелюбная обстановка успокаивали нервы и способствовали усвоению прочитанного.

Тем более что внутренне убранство было целым миром, которым хотелось любоваться. Центральная обитель Церкви Терпящей или просто Обитель представляла собой восхитительное творение древних архитекторов. Это был замок, тянувший остроконечные башни к небесам. Светло-серый камень вольготно отличался от того мрачного стального оттенка, который превращал стены резиденции Lux Veritatis в потемневшего от времени ворчливого старикана. Да и не присутствовало в коридорах того ощущения тяжести, которое иногда охватывало Рандарелла дома. Тут даже стены казались лёгкими и пропитанными светом. Ролуангский мрамор облицовывал крыльцо и колонами поднимался к потолкам. Будучи таким же чистым и невесомым, как и всё в Обители, он радовал глаз. Мебель была слишком ветхой, чего не допустили бы бдительные служители Lux Veritatis, обожавшие менять интерьер раз в десятилетие, даже если бы тот прослужил дольше. Налоги на духовное просвещение, взимаемые с населения, позволяли Lux Veritatis обновляться время от времени, но у Церкви Терпящей бюджет был скромней.

Но что особенно нравилось парню в Обители, пряталось от глаз невнимательных и неискушённых до открытий. Почти в любой уголок закралась какая-то мелочь, которую не сразу отыщешь. В тупике, являвшемся запертым переходом между секциями, Рандарелл как-то нашёл выбитую в стене нишу и хранившийся в ней листок с молитвой. На внутренней стороне ножек столов в обеденной комнате неизвестный вырезал слова утешения тем, кто избрал борьбу с демонами. Кое-где на стене попадались символы, и служитель Лангзама задавался вопросом: они связаны между собой и таят подсказку к какому-то действию, или являлись частью интерьера и служили для возбуждения фантазии людей? Рандарелл от братьев из Lux Veritatis слышал, что воображение у представителей Церкви Терпящей развито плохо, но теперь сомневался в этом. И задумывался: а не была ли зависть причиной лживых наговоров? Обитель нравилась ему больше резиденции, хотя по ней он бы не скучал так, как по дому. Всё же в Lux Veritatis он провёл свои лучшие годы.

Рандарелл шатался по Обители и обдумывал уроки жизни, которые вынес из биографий деятелей Церкви прошлого. Парню нужна была таблетка от скорби по погибшим на войне товарищам, и, кажется, он нашёл её в учениях святого Треньяго Упрямого. Утешительное утверждение, что все праведные люди за дела свои попадут в чертоги Терпящей, а служителей Она не обделит посмертной наградой, не успокаивали. Рандарелл радовался за товарищей, что обрели покой, но на его душе скребли не то что кошки, а настоящие демоны. Он тосковал.

Целитель Лангзама доверял мудрости Треньяго, который возглавлял орден На-Ла в суровое время. В древности, почти тысячелетие назад, люди боялись демонов ещё больше. Их ужас и сейчас зачастую был суеверным и вытекал из невежества и предрассудков. В прошлом же даже церковники ничего не знали о соседях снизу и были вынуждены противостоять не только агрессивному натиску злых созданий, но и нехватке информации. Треньяго был одним из первых, кто предложил своему ордену заняться исследованием дверей между этажами и даже наведываться к демонам, дабы изучать их образ жизни и заранее выведывать о планах Шести. Перепуганные люди не поддержали мужчину, а собратья по вере видели в его прогрессивных взглядах бунтарство и неподчинение догмам. Треньяго дважды упекали в темницу, судили и едва не отлучили от Церкви. Он потерял немало соратников, казнённых за неподчинение, и приучился относиться к потерям спокойней. В итоге он настоял на своём, и если бы не смена курса в На-Ла, Lux Veritatis ещё многие столетия блуждал бы во тьме.

В трудах Треньяго писал, что об умерших нужно думать, как о переселенцах. Они перебрались в другое место, более чистое и благосклонное к своим обитателям. «А чего плакать по тем, кто сейчас живёт лучше нас»? Странным образом данная формулировка снижала тревожность молодого служителя.

Страдал Рандарелл также и от страха. Не того, что сковывает мышцы морозом, заставляя человека чувствовать себя заржавелым механизмом. На товарищей целителя часто накатывал ужас перед неизведанной силой врагов. Нередко служители представляли демонов не как конкретных личностей с определёнными чертами, а размытую толпу. Чёрную, мрачную, бугристую и покрытую сажей массу концентрированного зла. Мурашки по коже от подобных представлений, но лишь до тех пор, пока не заглянешь в глаза истинному кошмару, что хуже книжных выдумок и бабкиных преданий.

Страх Рандарелла приобрёл конкретные черты статного рогатого воителя с обжигающим взглядом. Парень покрывался холодным потом, когда вспоминал Сайтроми на пике его злости. Может, то была ненастоящая ярость, но и той несдержанности бессмертного хватило, чтобы оставить в Рандарелле едва заметный отпечаток. Словно проклятье, которое иногда пробуждается: по ночам ли, или в моменты уединения, или во время беседы со служителями. Целитель на секунду погружался в пучину огненной бездны, а когда выныривал из неё, несколько минут не мог утихомирить пульс и выровнять дыхание. И это если не говорить о том, что Сайтроми подарил ему ещё одно страдание: обрубок заместо руки. Временами плечо покалывало, будто не до конца утихло пламя. Раньше Рандарелл просто ненавидел Короля, но, поглядев на одного из шести самых ненавистных человеку существ, он научился его бояться.

«Он не простит тебя… А в гневе он творит немыслимые вещи». И не в гневе тоже. Для Рандарелла то был жестокий урок.

Лекарством от страха служил мудрец древности. У него было семнадцать дневников, куда он заносил биографию, однако сохранились отдельные листы не более пяти из них. Мужчина писал хаотично, без деления на главы, перемешивая события и путая годы. Рандарелл полагал, что не запечатление жизни и тогдашних происшествий в мире было целью писанины. Мудрец не был историком, и не исключено, что многое в его дневниках – выдумка. И всё же он был умным человеком, который верил, что от перенесённых ужасов лучшие средства – время, любовь и юмор.

Так, он в красках расписывал, как служители Lux Veritatis заставляли мелких бесов скандировать молитвы и поэмы, и какими глупыми и чудными те при этом выглядели. А в местности, названной мудрецом «Звонским регионом», двое лесников спорили, кто из них лучший дровосек, пока не перерубили четверть деревьев в лесу вместе с засевшими в дуплах демонами. По записям выходило, будто люди в прошлом играючи, с весельем, а иногда и вообще случайно расправлялись с незваными гостями с Нижнего этажа. Не истории, а кавалькада безумия, в которой хитрый демон обманывает наивного деревенского мужика, чтобы вскоре обнаружить, что сам был оставлен в дураках. Разве можно бояться этих смехотворных тварей? Какая от них угроза, если они цепляют козьи и коровьи рога как украшения на башки и кичатся своею уродливой неповторимостью!

Даже их короли… Впрочем, эта часть нравилась Рандареллу больше всех. С отрывка, в котором воин трёхсотого столетия от становления Lux Veritatis в тяжёлом бою одолевает Сайтроми и съедает его бороду, парень смеялся в голос. Отныне и навсегда, когда страх будет возвращать к нему, Рандарелл начнёт вспоминать уморительные картины, чтобы ослабить его влияние.

И последнее, самое мучительное. Чувство, которое пожирало, выедало мякоть из самого сердца. Отмахиваться, бежать от него, игнорировать было бесполезно. Оно находило парня повсюду: за трапезой, во сне, во время чтения, прогулок и молитв. Являлось в виде опечаленной девушки, что мило переминалась в уголке сознания. Что стало с ними обоими?