Мой путь озарён рассветом (СИ)

Фаина недовольно поморщилась, наткнувшись на изображение сурового мужчины с тигриными ушами. Отец Криса всегда её пугал: его демоническая сущность была столь велика, что этот слуга Кииры мог полностью превратить себя в зверя. Огромный тигр разрывал людей на части, отнимая их жизни, а в это время стройная утончённая женщина с лисьим хвостом называла его своим котиком. Что это, если не происки демонов? Такое варварство должно быть уничтожено без единого следа. Но вот эти существа мертвы, мертва и их дочь, а сын жив, он здесь, и он снова проиграл.

Крис собирался убить Фаину возле Фрибода, она в этом не сомневалась. Они уже почти достигли цели, но Фаина никак не могла решиться. Казалось бы, всё так просто: убить Криса и уйти через горы, назад, домой. Но что будет, если дома ей окажутся не рады? Если инквизиция не поверит в её чудесное спасение и решит, что Фаина продалась Энтхейму и перешла на сторону демонов? После того, что она учинила, будучи под контролем духа разрушения, в этом не было бы ничего удивительного. Колдунья знала, если её обвинят, Бог больше ей не поможет. Даже ради одной из самых верных своих слуг, Он не станет подвергать сомнению авторитет ордена, несущего его волю наравне с церковью. Лучшее, что сможет сделать Фаина тогда, это бежать и скрываться всю оставшуюся жизнь, неся Божье слово тайком, а если Крис будет всё ещё жив, может статься, что он будет её искать, найдёт и помешает. Если же Крис будет мёртв, возможно, в Вольных Милантринах появятся его собратья, ищущие пропавшего друга.

Фаина перевернула очередную страницу книжечки, ведущей в душу некогда безоглядно влюблённого в неё мальчишки. С листа бумаги на колдунью смотрели злые глаза той, кто помог духу овладеть её душой и почти разрушил её жизнь. Колдунья поморщилась. Она всегда считала демонских прислужников низшими существами, теми, кто никогда не мог бы стать равными с нею, а потому не рассматривала даже возможность появления личного врага среди них. Но этой твари удалось невозможное. Ярна стала настоящим врагом Фаины, колдунья даже запомнила её имя.

Судя по всему, она действительно была той, кто убил Джеймса, а ведь Фаина привязалась к молчаливому укротителю духов больше, чем привязывалась к кому-либо за всю свою жизнь. Наверное, именно так выглядела любовь в её лишённом лишних чувств мире. Выпади ей такой шанс, колдунья с удовольствием отомстила бы Ярне за всё, но за то время, что Фаина провела в Валмиране, этого так и не случилось. Фаина ценила свою жизнь куда больше своей ненависти, ведь ненависть — это всего лишь чувство, а чувства вторичны. Лучше проиграть врагу один раз, два раза, шесть, двенадцать, двадцать четыре, но выжить, пережить его, не дать насладиться абсолютной победой. Ибо настоящий победитель всегда тот, кто умирает последним.

Убийство Криса могло бы стать местью, но стоило ли его убивать? Фаина вспоминала всё то немногое, что услышала от своего провожатого за долгое время их пути. «Если я убегу, ему придётся выбирать, — думала колдунья, оценивающе разглядывая рисунок в блокноте. — Гнаться за мной или вернуться к ней до того, как настанет зима. Если он выберет её, для меня всё будет хорошо. Если он выберет меня… Это тоже своеобразная месть». Улыбнувшись вновь, Фаина вернула книжечку на место и прижалась ухом к спине Криса, слушая, как бьётся его сердце.

— Я ещё ничего не решила, — прошептала она. — Я всё решу завтра, когда мы подойдём ближе к Фрибоду. А пока посмотрим, как ты будешь себя вести.

Глупец, он думал, что наконец-то стал хозяином ситуации. Как наивно. У Фаины может быть только один хозяин, и это не люди и тем более не отродья демонов. Хозяином Фаины может быть только её Бог.

***

Мысленно испустив восторженный вопль, я перепрыгнула через ущелье и лихо, словно горная коза или Рия, взобралась на каменную насыпь. Лук, который я так и не вернула ордену, легко лёг в мои руки, и я прицелилась, надеясь попасть с первой же попытки. Стрел осталось маловато: они почему-то очень охотно ломались. Мне казалось, что стрелы клана были крепче.

Рейнер гнал жертву в мою сторону. Бедолага видел меня, видел, что попал в ловушку, но свернуть не мог: справа путь преграждал отвесный каменный склон, слева текла бурная река. Он попался, но не желал сдаваться и прибавил ходу, надеясь, что сумеет перескочить ущелье так же, как это сделала я, и пробежать мимо моего поста, не поймав стрелу телом. Глупец. Он не верил, что нам даром не сдалась его жизнь, всё, чего мы хотели — это бумаги, переданные ему предателем.

Паршивца, вознамерившегося продать валмиранские секреты и перебраться в Вольные Милантрины, мы уже поймали и передали полиции, но оказалось слишком поздно. Бумаги были проданы, гонец нёс их к своему хозяину, и мы с Рейнером, недолго думая, пустились в погоню. За поимку Аделинды Маттиас легко простил нам всю ту дурь, что мы наделали с эфиром, значит, за эту самодеятельность мы и вовсе могли заслужить награду. Разумеется, если бы преуспели. Но мы не могли не преуспеть.

Стрела стремительно ринулась сквозь толщи воздуха. Я поморщилась, видя, как она ударяется о камень. После такого эта стрела не могла не сломаться, и я достала следующую, отмечая, что, погубив и эту, я останусь с двумя стрелами и тремя ножами в двух днях пути от валмиранских Стен.

Отросшие волосы сползали на лицо. Завиваясь крупным кольцом, одна из прядей навязчиво лезла прямо в глаз, и я гневно тряхнула головой, понимая, что никуда не могу их деть. Впрочем, я не промахнулась. Гонец закричал, споткнулся и упал на землю, когда чёрная стрела впилась ему в бедро. Рейнер прибавил ходу: он догонял беглеца, я же не спешила спускаться со своего места, готовая в случае нужды стрелять снова.

В дневном свете одетый в чёрное Ворон казался пятном в пустоту, чем-то вроде демона. Должно быть, обещания отпустить гонца, получив бумаги, из его уст не казались слишком надёжными. Бедняга был в панике, в самой настоящей панике. Без веских причин никто не прыгнет в ледяную воду бурной реки.

Рейнер кинулся за беглецом и замер на краю берега. Спешно спустившись вниз, я помчалась вниз по течению, высматривая в бурлящей пене человеческое тело. Каменистое дно и мощь здешних вод почти не оставляли бедняге шансов, но нам были нужны документы. Мы должны были их вернуть.

Ворон догнал меня в тот самый миг, когда я разглядела подозрительно движущееся тёмное пятно в воде.

— Там! — крикнула я и, поняв, что мой напарник не видит, велела: — Дай.

Рейнер всё понял и протянул мне бусину. Деревянные ветви словно чудовищная длинная рука рванулись туда, куда я им велела, и схватили то, что действительно оказалось человеческим телом.

— Он умер, — безразлично заметил Рейнер, должно быть, не почувствовав от посоха жажды убийства.

Изломанное мокрое тело, вытащенное нами из воды, действительно не могло быть живым, но кожаная сумка оказалась на месте и я, брезгливо высвободив её из объятий трупа, убедилась, что бумаги были там и даже не слишком пострадали от воды.

— Дело сделано. — Я кинула сумку Рейнеру. — Можно возвращаться.

Из бедра мертвеца торчал чёрный обломок стрелы. Я вздохнула. Нужно было позаботиться об этом раньше, но я совсем забыла о том, что стрелы у обычных людей имеют обыкновение кончаться, а потому думала совсем о другом: об утвердившем нас с Рейнером напарниками Маттиасе, об Аделинде, которая, лишь только попав в руки полиции, выдала им все грехи Морено, о Рии, которая сидела теперь в Белом Лисе и сходила с ума, ожидая окончания нового суда над своим принцем.

Все понимали, что ни Аделинду, ни Морено не изгонят. Их ждёт смерть или пожизненное заключение, но никто не позволит просто так уйти тем, кто мог унести с собой способные навредить Валмиране знания. Рия требовала, чтобы мы отправились в суд, бились лбами о двери и пытались на что-то повлиять. Даже в прошлый раз я не верила в наличие смысла в таких действиях, а после суда над Фаиной окончательно разочаровалась. Шиикара ожидаемо обиделась. Не желая разжигать ссору, я перестала с ней общаться: всё равно я ничем не могла помочь.