Мой путь озарён рассветом (СИ)

— Годится.

Меня признали. Мир был объявлен.

Весь следующий день мы провели в своих кустах, изредка поодиночке выходя размяться. Прихваченные из гостиницы припасы моего напарника быстро кончились, что его совершенно не удивило и не расстроило, а ведь нам предстоял путь назад. Узнать, что он будет есть, мне хотелось даже больше, чем разгадать загадку туннелей.

Завести разговор мы не пытались. Рейнер развлекался с посохом, спрятав от меня маленькую деревянную бусину в своих ладонях и что-то с ней проделывая, мне же было совершенно нечем заняться. Скучая, я дала волю мыслям, и мысли снова привели меня к Крису. Его не было уже два месяца, а чтобы добраться до Фрибода и вернуться назад, требовалось около четырёх. Призрак мог вернуться к зиме, а мог и не успеть, застрять перед перекрытым льдом и оадоинами океаном. В любом случае ждать его я не должна была, и всё равно раз за разом начинала размышлять о том, что сделаю и скажу, когда Крис вернётся.

— Почему ты так не любишь других людей, слышащий? — Лучше было приставать к Рейнеру, безнадёжно пытаясь выпытать совершенно не нужную мне информацию, чем продолжать в том же духе.

Ворон покосился на меня и вернул бусину на волосы.

— Потому что я очень хороший слышащий, — ответил он, немало меня удивив: я не ждала, что получу ответ. Я сама не стала бы отвечать. — Я много раз заглядывал в глубину человеческих душ и видел, сколько в них грязи. У всех, даже у самых милых и пушистых с виду. Каждый человек — комок навоза в упаковке разной красоты. Мне кажется это отвратительным. Я не желаю иметь с ними дела.

— А ты сам не такой? — хмыкнула я, невольно вспоминая Фаину.

— Я не прячу свою сущность и не крашу чёрное в белый.

Я улыбнулась.

— Но меня ты не слышишь, ведь так?

Рейнер поднял взгляд к темнеющему небу.

— Мне часто попадаются такие, как ты. Я слышу лучше многих, но далеко не всех. И даже не говори, что это потому, что я боюсь услышать, что был неправ.

— И не собираюсь. — Уточнять, что я подумала об этом, но намеревалась промолчать, я не стала. — Скорее всего ты прав. Люди носят маски, которые позволяют видеть другим, чтобы спрятать всё то, что не хотят показывать. А спрятанное начинает гнить.

Ворон повернулся ко мне, глядя с неожиданным одобрением.

— Именно. Я никогда не носил масок. Пусть я не нравлюсь другим людям таким, какой я есть, я не буду гнить изнутри.

Я не стала отвечать, тем самым закончив эту странную беседу. Теперь у меня было над чем подумать до полуночи, потому что Рейнер был совершенно прав. И всё-таки пойти его путём я не могла.

К ночи небо затянули тучи, и мы, прикрытые надёжным покровом темноты, покинули наше укрытие. Рейнер обернулся ночной тенью, и мой наряд в коричневых и бежевых тонах на его фоне казался неприлично ярким светлым пятном. «Если мы сработаемся, я закажу себе что-нибудь подобное», — решила я, глядя на чёрные одеяния своего напарника.

— Когда мы проверяли наши возможности, я зажёг посох, и ты приняла его уже горящим, — вслух рассуждал тот по пути, соизволив поделиться со мной деталями своего плана. — Я разложу бусины над местами, где чувствую жизнь, а ты заставишь их взорваться. Сможешь?

— Смогу. — Задание звучало совсем просто. — А ты? Может получиться, что бусин придётся создать много, притом далеко друг от друга.

Ответом на мой вопрос стал высокомерный взгляд.

— Я был лучшим киирином Валмираны с тех пор, как меня привезли сюда. Мне не заставить предметы двигаться, но едва ли ты могла бы сравниться со мной в вопросах количества и расстояния.

Это было так: количество и расстояние никогда не были моими сильными сторонами.

— Значит, пришла пора сложить наши таланты.

Чёрное поле появилось перед нами, и Рейнер решительно ступил на рыхлую землю. Он уже знал, куда идти, давая мне понять: вчерашняя разведка была даже более полезна, чем я могла подумать. Одна за другой бусины покинули тонкие косички моего напарника. Все они оказались частями посоха.

Ворон бросал бусины в землю, словно высаживая семена. Мы обошли поле по периметру, держась подальше от похожих на сараи входов, и лишь потом двинулись в сторону центра. За прошедший день странное ощущение никуда не делось, а в месте, которое Рейнер выбрал для контрольного удара, оно и вовсе оказалось омерзительно навязчивым.

— Здесь больше всего людей, — объявил мой напарник, и я поспешила добавить:

— Здесь сильнее всего то ощущение, о котором я говорила.

Ворон нахмурился. Некоторое время он стоял, раздумывая над услышанным, но даже в темноте ночи я разглядела струйки пота, стекающие по его лицу. Что бы ни говорил мой напарник, удерживать посох ему было не так уж и просто, а значит, стоило поспешить.

— Куда нужно встать, чтобы не провалиться вниз?

Рейнер вскинул голову и ногой очертил на земле широкий круг.

— Здесь.

— Хорошо. — Я заняла указанную позицию. — Можно начинать?

Он кивнул. Поколебавшись ещё немного, напарник протянул мне руку с зажатой в ней бусиной.

— Делай, что должна, но не забирай у меня мою часть. Я должен держать расстояние.

— А так можно? — Я не была уверена, что посох сможет слушаться приказов от двух разных людей одновременно.

— Если я отменю старый приказ, всё пропадёт и тебе придётся начинать с начала, а ты не можешь сделать того, что сейчас сделал я, — напряжённо отозвался Рейнер. Ему было тяжело, он тоже хотел поскорее покончить с этим. — Я прикажу ему слушаться тебя. Мне останется только удерживать его на нужных местах.

Это звучало логично и просто, и я кивнула.

— Я готова.

Широкая ладонь Рейнера с лежащей на ней бусиной протянулась ко мне.

— Не поднимай, — напомнил Ворон, и я без лишних слов положила свою ладонь на его. Ладонь Рейнера оказалась холодной и потной, а бусина – неестественно тёплой, живой и упрямой.

— Давай.

Момент, когда мой напарник приказал посоху слушаться меня, я прочувствовала чётко и ясно, так же чётко и ясно, как поняла, где сейчас находятся остальные его части, которым предстояло разлететься огненными взрывами. Земля задрожала, один за другим участки ровной поверхности проваливались вниз, словно под землёй вдруг начал движение огромный червь. Я испугалась, что мы с Рейнером провалимся вниз, но выбранное им место в самом деле оказалось надёжным. Потолки туннелей обрушались, образовывая целые овраги под нашими ногами, а мы стояли над разверзнувшейся перед нами преисподней, и это было столь же чудовищно, сколь прекрасно.

Простой деревянный посох появился в наших руках, и я поспешила его отпустить. Мы сделали своё дело, оставалось только изучить изувеченные туннели вблизи и поискать живых, если таковые остались. Держа лук наготове, я первой склонилась над возникшим прямо перед нами обвалом и замерла, когда отвратительный сладкий вязкий запах ударил мне в ноздри. Я уже чувствовала его, когда мы спускались в туннели, но не узнала, хотя казалось бы, как я могла его не узнать?

— Эфир. Пахнет эфиром.

Рейнер выругался и, отодвинув меня в сторону, спрыгнул вниз, прямо в месиво обвалившейся земли, и принялся раскидывать её посохом.

— Что ты делаешь? — Я не спешила спускаться следом.

— Мы допустили чудовищную ошибку, — сквозь зубы процедил он. — Я допустил чудовищную ошибку! Спустись сюда и помоги мне.

— Помочь в чём? — Я осторожно ткнула носком сапога кусок земли, на который собиралась наступить. — Что конкретно всё это значит?

Рейнер воткнул посох в землю и остановился.

— Эфир обманул меня. Здесь нет и не может быть больше людей, чем нужно для охраны. И если они где и есть… — Он вскинулся, озираясь по сторонам, но из образовавшегося оврага не мог ничего увидеть. — Если люди и были, они были не там, где я думал, а на башнях.

Теперь настал мой черёд тревожно озираться. Назвать башнями обозначавшие входы и выходы сараи у меня не поворачивался язык, но суть от этого не менялась: мы не убили никого.