Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Лучшие из них.

В груди у Хайнэ что-то дрогнуло.

— Ранко? — коротко осведомился он.

— Да.

Хайнэ отвернулся, сглатывая горечь.

«Умереть той же смертью, что и мой отец… — подумал он безо всякого сожаления. — Честное слово, я бы этого хотел. Даже жаль, что я не могу себе этого позволить».

Уверенность в том, что с ним ничего не случится, не оставляла его и теперь. Он понятия не имел, каким образом сумеет избежать нависшей над ним угрозы, но где-то в глубине души все предстоящее мнилось ему игрой, где-то опасной, где-то весёлой и увлекательной, но всё же — игрой, исход которой предрешён заранее и не может быть изменён.

А, значит, и опасаться ему нечего.

Хайнэ чинно сложил свои искалеченные пальцы на коленях, прикрытых роскошной тканью, и погрузился в себя.

«Хотел бы я знать, ты тоже это чувствовал, когда тебя везли с твоего острова во дворец? — думал он. — Если это так, то ты был куда более весёлым, чем это мнилось мне, вечно погружённому в свои страдания. Твои улыбки вовсе не были вымученными, ты был счастлив… А я был дураком».

Он мысленно задавал сам себе вопросы и не слышал ответов в привычном смысле, однако нечто, скрытое глубоко внутри, подсказывало ему их, и он знал, что не один, и счастье накатывало на него медленной, всепоглощающей волной.

«Вот что это значит, — думал он с улыбкой. — Вот что это значит — не расставаться никогда».

Но вскоре экипаж остановился, и ему пришлось отвлечься от своих мысленных странствий на пару с Онхонто и вернуться в реальность, не то чтобы оглушившую его, но добавившую несколько капель беспокойства. Всё же у него по-прежнему не было никакого плана собственного спасения, и, наверное, он был непростительно легкомысленен.

Даран провела его сквозь Великие Ворота как когда-то давно, двенадцатилетним мальчиком, втолкнула в павильон и оставила на пороге длинного, широкого, уводящего в темноту коридора.

— Сейчас ты пойдёшь говорить с Императрицей, — сказала она. — И будешь пытаться убедить её не делать того, что она задумала. Взывай к имени Онхонто, к судьбе её матери, не вынесшей тяжести совершённого преступления, к твоему Богу Милосердному и к чему угодно. Это единственное, что я могу для тебя сделать.

Хайнэ повернулся к ней.

— Благодарю вас, — чуть насмешливо сказал он и поклонился. — Я сделаю всё, что в моих силах.

И пошёл по длинному неосвещённому коридору, шелестя подолом своего роскошного одеяния.

«Она не простит мне того, что я так весел, — подумал он, чуть вздохнув, остановившись напротив позолоченных дверей в покои Таик. — Но как же мне объяснить ей, что глупо воскрешать того, кто не умер, кто вечно жив, и чьё присутствие я прямо сейчас ощущаю всем своим телом и всей душой? Если бы она могла почувствовать то же самое».

С этими мыслями он толкнул двери и очутился на пороге слабо освещённой спальни.

Таик, неодетая, растрёпанная, слабо вскрикнула и вскочила с постели.

Хайнэ знал, что увидев его в этом наряде, она на какое-то мгновение обозналась и приняла его за своего супруга, вернувшегося с того света.

Прежде, чем она обнаружила свою ошибку и впала в сумасшедшую ярость, Хайнэ опустился на колени и растянулся перед ней на полу.

— Прошу вас, позвольте мне сказать вам несколько слов, прежде чем вы исполните задуманное, — проговорил он, не поднимая головы. — Я знаю, что вы собираетесь сделать, и в другое время, быть может, и сам поддержал бы вас, потому что разве значит что-то моя жизнь в сравнении с жизнью того, кто был настолько прекраснее и лучше меня? Но он не мёртв. Вы не можете воскресить того, кто остался жив, поэтому почтительно умоляю вас: не совершайте ошибки, которая погубит ваш рассудок и вашу душу.

— Не мёртв? — повторила Таик потрясённо. — Меня обманули? Он жив?!

Хайнэ решился поднять голову и увидел её лицо, бледное и опухшее, совсем рядом. Глаза её, обведённые чёрными кругами, смотрели растерянно, и это взгляд придавал ей сходства с совсем маленькой девочкой, напуганной и отчаявшейся.

Ему стало бесконечно жаль её, но он знал, что жалость в данном случае принесёт больше вреда, чем пользы.

— Он жив, — уверенно повторил Хайнэ, глядя ей в глаза.

Из груди Таик вырвался сдавленный всхлип, и она бросилась прочь из спальни.

Хайнэ заковылял следом, стараясь поспеть за ней.

Ему пришлось преодолеть немало запутанных коридоров и, вслед за этим, аллей дворцового сада, прежде чем они появились на пороге Храма, в мраморных глубинах которого Хайнэ увидел гроб, засыпанный розами.

Тело, которого благодаря средствам жриц до сих пор не коснулось тление, лежало в нём, но Хайнэ уже не испытал того потрясения, что в первый раз, потому что тело это было сброшенной одеждой, и уже не имело близкого отношения к той душе, которая обитала в нём прежде.

Таик метнулась к гробу, оттолкнув в сторону Даран, которая попыталась было встать на её пути, и хотела снять с тела маску, но Хайнэ остановил её.

— Не делайте этого! — закричал он. — Вы неправильно меня поняли, Госпожа. Это его тело. Оно принадлежало ему когда-то. Но теперь уже не принадлежит, и нет смысла вдыхать в это тело жизнь, потому что это будет уже не тот, кого вы жаждете ощутить всем сердцем.

— Ты что, смеёшься надо мной, жалкий калека? — проговорила дрожащим от бешенства голосом Таик, повернувшись к нему. — Как ты посмел надеть его одежду?! Как смеешь говорить от его имени и утверждать, что знаешь, где он сейчас?! Мне плевать на то, что ты говоришь. И плевать на твою жалкую жизнь. Ты должен быть рад принести её в жертву для того, чтобы он смог остаться в этом мире ещё хотя бы на полчаса!

— Я и был бы рад, — смиренно сказал Хайнэ. — Если бы не знал, что он обрёл нечто гораздо большее, чем эти полчаса, и что сейчас он свободен и счастлив.

Но она уже не слышала его.

— Сделай это, Даран! — закричала Таик, метнувшись к ней. — Сделай то, что ты однажды сделала для моей матери!

Та рухнула на колени.

— Я умоляю вас пощадить меня, Госпожа, — проговорила она глухим, ровным голосом. — И не заставлять меня повторять тот обряд, который принёс так много несчастья двадцать лет назад. Он принёс сумасшествие Светлейшей Госпоже, раскол — семье Санья, тяжёлые времена для государства, торжество предательнице Эсер, и он не смог вернуть вашей матери вашего отца. Я не защищаю моего племянника, но он прав. Сделав то, о чём мы говорим, ваша мать убедилась, что тело, в которое она вдохнула жизнь, не имеет никакого отношения к мужчине, которого она так любила прежде, и после этого ничто уже не смогло спасти её.

— Мне всё равно! — завопила Таик в припадке овладевшего ей безумия. — Я хочу видеть, как прольётся эта проклятая кровь, я хочу увидеть, как течёт кровь Санья!

— Хорошо, — вдруг сказал Хайнэ очень громко. — Хорошо, Госпожа, я выполню ваше желание. Скажите мне, где-нибудь в саду цветут до сих пор розы?

Вопрос этот был настолько бессмысленным и не имевшим отношения к происходящему, что он ошеломил Таик, подействовав на неё как ушат ледяной воды.

Она посмотрела на Хайнэ мутным взглядом.

— Розы?..

— Отведите меня к ним, и я сделаю то, что вы хотите.

Просьба эта прозвучала почти как приказ, но Таик, по видимости, совершенно утратив понимание происходящего, не обратила на это внимания и, шатаясь, вышла из Храма.

Хайнэ пошёл вслед за ней, взяв в руку фонарь.

Она привела его к клумбе с розами и, остановившись, поглядела на него настороженным, ждущим взглядом.

Хайнэ поставил фонарь, к которому тут же слетелось несколько мотыльков, на землю, задрал рукав и, замерев на мгновение, обхватил колючий стебель рукой. Стиснув зубы, он сжал кулак с такой силой, что шипы до самого основания вонзились в его ладонь, и, протянув руку, оторвал цветок. Проделав то же самое с несколькими другими розами, он вытащил ленту из косы и, связав их в букет, протянул его Таик.

— И?.. — ошеломлённо спросила она, взяв цветы из его рук.