Камин-аут (СИ)

Глаз радуется.

– Я… пожалуй, пойду, – Бернадетта привстала со скамьи и, прежде чем уйти, немного помедлила, вероятно, надеялась, что появится предлог остаться. – Ну что ж, увидимся позже, – громко бросила она напоследок, и, обменявшись поклонами с гостем, спустилась по лестнице к лифту.

– Привет, – выдавила Фрэя, когда Моисей перевел взгляд на неё.

Дождь лил как из ведра, и в сгущающихся сумерках брюки внезапного гостя переливались как россыпь бриллиантов.

– Привет, – точь-в-точь повторил он, копирую движения её губ. Он бойко приблизился к девушке и, убрав ладони в карманы брюк, поклонился. Движение было стильным, девушка ни у кого не видела такого простого и в то же время задорного поклона.

А где же плавные взмахи рук и легкая осторожная поступь, как по краю шаткого моста?

– Хотелось лично поздравить именинницу с совершеннолетием, – Моисей улыбнулся заправской улыбкой обольстителя. – Должен сказать, в нашей стране совершеннолетие наступает в двадцать лет.

Фрэя не сразу поняла, что её губы раскрываются в ответной улыбке.

Мужчина поднял вверх указательный палец, призывая к вниманию, потом перевернул руку ладонью вверх, точно фокусник.

– Прошу прощения, я не отдал подарок сразу.

Он обеими руками вложил в протянутую ладонь продолговатую коробочку темно-синего цвета, чуть опуская лицо и не смотря в глаза. Сама коробочка была из скользкой картонки, из которой изготавливают коробки для наборов конфет.

– Сейчас вы не сможете использовать её, не испортив макияжа, – с этими словами Моисей начал раздеваться. Аккуратно избавившись от спортовки, которую он накинул Фрэе на плечи, мужчина опустился на то месте, где полминуты назад сидела Бернадетта.

– А как же вы? – запротестовала девушка, сжимая пальцами нагретый рукав. Материал оказался очень мягким и бархатистым, почти как лосиная кожа. – Вы еще легче одеты. Если вы заболеете, виноватой окажусь я.

Мягкий бархатистый материал приятно ощущался в руках, едва уловимый запах еловых шишек пропитал ткань. В позапрошлый раз, тогда у церкви от одежды Моисея тоже пахло чем-то подобным… Хвоей.

Однако Икигомисске не разобрал её слов, чуть сузил глаза и покачал головой.

Наверное, он смог приучить себя жить с этим недугом, о котором Фрэя предпочитала не вспоминать из-за простых соображений приличия, да и кто захочет, чтобы ему постоянно напоминали, как он убог?

Когда она развязала ленту и сняла картонный колпачок, то перехватила немного удивленный взгляд Моисея. Похоже, он не привык к тому, чтобы подарки разворачивали в его присутствии.

Среди поролоновой начинки обнаружилась помада с крошечными слогами кана на черной крышке.[Кана – силлабические (слоговые) знаки, появившиеся в девятом веке в Японии. Кана состоит из двух сводов силлабических знаков: хирагана и катакана. Оба насчитывают по 46 знаков и записывают одни и те же слоги, но выполняют разные функции].

Ожидая увидеть там тюбик ярко-красной помады, что сразу бы выдало намерения Икигомисске, девушка со вздохом сняла гладкий колпачок.

– Ваша косметика каждый раз неярка, – вдруг произнес Моисей. – Я мог угадать с цветом?

Всё-таки его финская речь звучала более чем странно, стоило немалых сил, чтобы сохранять спокойное выражение лица. Серьезнее, пожалуйста.

Бледно-розовый оттенок, почти незаметный на губах. Фрэя облегченно выдохнула.

– У вас смуглая кожа, – японец опустил взгляд на её руку, сжимающую отворот спортивной куртки. – Будет смотреться, когда выйдете надолго под солнце, – Моисей снова чуть склонил голову. Вероятно, он выразил свое почтение или что-то в этом роде – Фрэя не слишком разбиралась в его языке жестов.

Цвет губной помады будет смотреться или что он имел в виду? «Выйдешь надолго под солнце» в смысле загореть?

Видя её замешательство, он вновь заговорил:

– Я восхищен тем, что юная девушка самостоятельно изучает наш язык и смела, поступая в школу Нагасаки, – его губ коснулась быстрая улыбка. – Моё глубокое уважение вам.

Взрослый человек и так наивен. Разве она переехала бы сюда, не случись в её семье трагедия? Она хотела отправиться сюда с отцом, а не срываться с места по воле обстоятельств.

Небо заполняли кучевые облака цвета перезрелой сливы.

Девушка плотнее закуталась в куртку Моисея.

– Здесь холодно, я хочу побеседовать с вами в тепле, – мужчина рассеянно махнул рукой в сторону лифта.

Тон, который Икигомисске изначально выбрал для общения с ней, был безотказен и действовал на все сто процентов. Он даже подал ей руку, хотя этот жест был без надобности. Икигомисске, казалось, весь источал ауру дружелюбия.

Пока они опускались на лифте, Фрэя с восторгом наблюдала за тем, как вода льется в украшенный камнями бассейн на первом этаже.

– Мне бы хотелось узнать, как вы живете, Фрэя, – продолжал он, приподнял гладкий подбородок с едва приметной ложбинкой посредине. – Вам нравится здесь? Надеюсь, причина, по которой вы заинтересовались моей страной, не красивые юноши?

Не ожидая ничего подобного, девушка вскинула взгляд и увидела на его губах всю ту же странно непостижимую улыбку.

Их выбор пал на столик с краю, там, где было меньше народа. Заказали «Мохито». Себе Моисей взял яблочный, ей – клубничный. Их разговор заглушала какофония чужих голосов, смеха, звяканье бокалов и тарелок, скрип отодвигаемых стульев. От водопада шла прохлада. Фрэи вдруг стало так спокойно, как в утробе матери.

Уже месяц живет в Японии, но ни разу не брала «Мохито». В то время как дома только его и пила, – подумала девушка, пригубив прохладный напиток через трубочку.

Надоело играть в молчанку. Она указала на коричневый узор на платье и поднесла палец к веку, тем самым спрашивая у Моисея о цвете глаз.

Икигомисске опустил взгляд на листики мяты на поверхности, его губы чуть дрогнули.

– Наследство, – односложно ответил он после долгого раздумья. – Когда вы гостили у меня дома, вы интересовались матерью моей дочери, – Икигомисске продлил паузу, тасуя трубочкой лед в стакане. – Всё довольно просто, она упала в шахту и разбилась, пару лет назад.

– Вы решили в тот момент, что я пытаюсь вас задеть? – вдруг дошло до неё. Фрэя готова была взять все дурные мысли обратно, если бы это улучшило её положение в глазах Икигомисске.

– Нет. Но я не имею обыкновения распространяться об этом.

– Мне интересно, почему, господин Икигомисске, вы приняли приглашение.

– Тогда вам будет интересно… – Моисей блуждал взглядом по её лицу. – Я хотел бы с вами встречаться, но, конечно, я должен спросить прежде.

Девушка почувствовала, как у неё нервно задергался висок.

– Хочу сказать… что касается господина Икигомисске, я сомневаюсь, что мне это нужно.

– Моисей, – ласково поправил японец, нисколько не огорчившись, фактически услышав от неё отказ.

Он медленно поднес палец к своим губам. Каждое движение было выразительным, как у актера немого кино, словно он ставил целью сказать много больше, чем мог выразить устно.

– Не забывайте, я немного читаю по губам.

Вот почему он предпочитает японский, так ему легче понимать.

– У вас выбирает женщина – там, откуда я родом, совсем другие порядки – за нас выбирает родня. Но я хочу, чтобы инициатива исходила от меня. Для меня также имеет значение, чтобы у вас была возможность убедиться в правильности своего выбора.

Ткань просвечивала темные пятна рук. Хрусть и ей придет конец. Один взгляд на его атлетическую фигуру вызывал противоречивые эмоции. Скорей бы тут подошел конь, чем девушка – такое заключение вызвало смешок, который Фрэя не успела предотвратить. Не хватало еще, чтобы Моисей решил, будто она угорает над предложением стать его девушкой.

Своего молодого человека она представляла иначе. Простым, приземленным, и определенно Фрэе нравились ребята одного с ней возраста.

Девушка просунула руки в рукава куртки и допила коктейль.

– Раз вам неудобно злоупотреблять моим гостеприимством в одиночку, можете пригласить с собой мать.