Камин-аут (СИ)

Тома разлил содержимое графина по рюмкам и протянул братьям. Эваллё ни секунды не сомневался и проглотил всё одним махом. Потом заел соленым огурцом и, поглядев на брата, отобрал рюмку:

– Пожалуй, ты еще маленький.

– Только не напивайся, Валя, – зашипел мальчик.

Тома заголосил на весь этаж. Эваллё только хмыкнул и пожал плечами, приканчивая очередную порцию – о том, что там было, водка или чистый спирт, Маю решил не думать.

Направляясь помыть руки под трели голоса Томы, мальчик споткнулся и свалился на пол. Эваллё тут же возник рядом:

– Не ушибся? – забыв про графин, про русских, про баян, старший брат присел около. – Не больно?

– Нет. Я с вами совсем забыл, что самый неуклюжий человек на планете, – и, опираясь на плечо старшего брата, быстро переглянулся с Эваллё, – это я, Маю.

У парня было такое обеспокоенное лицо, что пришлось самому успокаивать:

– Эваллё, правда… я в норме. У меня такое нескладное детство было, я постоянно падал с горки, – слабо усмехнулся Маю, стараясь поймать в поле зрения одновременно и брата, и баяниста, который, знай своё, наяривал нехитрый мотив.

– Маю, мне все равно. Я люблю тебя не за умение ходить, – развернувшись к Томе и Патрику спиной, Эваллё провел тыльной стороной ладони по щеке, и Маю почувствовал внутренний толчок, когда сердце пропускает удар, когда в голове становится пусто.

– Веришь мне?

Мальчик ошеломленно смотрел на руку, ласкающую его кожу. Поджал губы и выпустил воздух через нос:

– Ты умеешь убеждать людей, – подытожил Маю.

– Когда-нибудь ты распустишься, как цветок, и перестанешь мучиться своим несовершенством.

– Я запомню эти слова, – предупредил мальчик, поднимаясь на ноги. Вот оно как, нужно было шарахнуться на ровном месте, чтобы Эваллё признался ему в любви.

Губы Маю растянулись в ехидной усмешке:

– Я вырасту и буду красивее тебя, пожалеешь еще, что пожелал мне такое.

– Ну, это мы еще посмотрим, цветочек.

Когда Маю вернулся из туалета, Эваллё, исполнял бэк-вокал к новой песне Томы. Баянист пел, по всей видимости, на русском, а Холовора повторял отдельные слова по-английски, заметно растягивая, шипя, понижая свой голос до хрипоты. Раньше он никогда не слышал, чтобы Эваллё пел. Парень утверждал, что ему на ухо наступил гималайский медведь. Это как же надо окосеть, чтобы заставить такого человека, как Эваллё, петь, да еще петь с удовольствием!

Во время его отсутствия Валька зримо набрался. На смену соленым огурцам пришли маринованные грибочки.

Немногословный Патрик сидел на прежнем месте, обхватив худосочные коленки. Вид у него был пришибленный, если Эваллё после четвертой-пятой рюмки развезло на песню, то этот пацаненок приобрел нездоровое выражение лица. Неудивительно, что завязать дружбу с Патриком и Томой оказалось проще простого, у их семейки всегда друзья получались какими-то очумелыми.

Из раздумий его вывел дверной звонок. И они всей дружной компанией пошли открывать дверь: вполне довольный жизнью Тома со своим баяном, Эваллё нетвердой походкой, пошатываясь и считая углы, дуэтом распевающие песни. Следом вечно недоуменный Маю и Патрик со своим плюшевым мишкой.

– Эваллё? И Маю здесь? – голос доброй тети закипал с каждым словом. – Вас даже на десятом этаже слышно! Вы вообще на часы смотрели?! Здрасьте! – зло бросила Тахоми Баянисту, и за локоть выволокла старшего племянника за дверь, а потом поманила Маю: – Выходи-выходи, сокол. Я – тётка этих ребят. Тахоми. Сосед, будем знакомы. Эваллё, перестань кривляться! Немыслимо, четвертый час, а они у соседей песни распевают!

В помятом халате, тапочках на босу ногу, с взлохмаченными волосами и джинсах, которые тетя судя по всему не успела еще сменить, Тахоми грозно взирала на Эваллё, которого от треска её голоса еще больше начало шатать. Парень больше не пел, но лицо еще сохраняло глуповатое выражение. Он привалился плечом к стене и удивленно взирал на женщину сверху вниз.

– Эваллё, у меня зла на тебя не хватает! Ты в своем уме?! Еще и Маю с собой додумался притащить. Где у тебя заканчивается бесстыдство?! А, парень! – вопрошала она на весь коридор.

– А…

Маю зажал брату рот, чтобы тот не брякнул пошлость.

Русские переводили обалделые взгляды с Тахоми на братьев и обратно.

– Маю… – выдохнул парень, обдавая щеку сладким дыханием.

– Э-э, мы, пожалуй, пойдем. Спасибо, здорово посидели, – мальчик снова зажал брату рот.

– Здорово посидели?! – опешила японка. – Маю, тебе сколько лет для таких «здорово посидели»?!

– Но не двенадцать же, – хмыкнул Маю, и, не найдя, что на это сказать, тетка схватила Эваллё за запястье, но парень резко отдернул руку. От сильного толчка лицо брата приобрело зеленоватый оттенок.

– Убери от меня руки! – брат снова привалился к стене, пытаясь сохранить равновесие. – Не дотрагивайся до меня!

Нет, его брат не опустится до уровня Янке. Нельзя этого допустить. Его брат – кроткий и здравомыслящий человек.

– Маю…

– Приходите еще, – прокаркал Патрик над ухом.

Паренек коснулся плеча, и подросток вздрогнул.

– Обязательно придём, – пообещал старший, не дав и рта раскрыть.

В лифте Эваллё съехал по стеночке. Теперь он старательно делал вид, что не замечает женщину, та, в свою очередь, читала Маю нотацию.

– Как мне еще с вами справляться? Могу я от вас добиться хоть обыкновенного человеческого уважения? Маю, если ты и дальше будешь ходить за братом хвостом…

Маю внутренне напрягся, пульс участился.

– То он утянет тебя еще дальше за собой, и тебе будет уже сложнее избавиться от его влияния. Вот, пожалуйста, ты не напился, только потому, что Эваллё попросил тебя этого не делать. Или я не права? Почему ты меня не слушаешь, но слушаешь брата?

Двери лифта открылись.

И точно… он слишком открыто демонстрирует свою привязанность к Эваллё. Тахоми это подметила всего за несколько минут. Неужели он не дорожит их отношениями, подставляя брата под удар? Что будет с ним, Маю не думал, главное не подвести Эваллё. Маю слишком долго ждал этого времени, столько пришлось перемучиться, пережить всяких терзаний, внутренних угрызений совести, прежде чем лед в сердце его брата растаял.

Тахоми тоже многое перетерпела, и она будет бороться за свое счастье, за их счастье, особенно на новом месте, когда события прошлого кажутся прозрачными и далекими. Ради этого она может выгнать Эваллё, у неё есть на это право, а скоро к этому добавится еще и повод. А что Эваллё? Он слишком гордый, не раздумывая, соберется и уйдет. В интересах Маю, чтобы его брат остался.

Мальчик помог Эваллё переступить через порог квартиры.

– У нас еще будет время обсудить ваше поведение, парни. А теперь идите спать, у меня сегодня был очень насыщенный день, а нужно еще забрать кое-какие вещи из дома, – Тахоми достала из кармана фляжку.

– Ты пьешь успокоительное? – не на шутку встревожился Маю.

Это они виноваты! Довели тетку до стресса. Она заботится о них, всё свое время отдает, чтобы их жизнь стала лучше, а они доводят её до нервного срыва!

– Я люблю вас, Маю, Эваллё. Идите спать, – женщина так по-доброму улыбнулась и свернула в свою комнату.

– Она улыбнулась… – оторопел мальчик, – после нашей выходки!

Не успел Маю дойти до кровати, а Эваллё уже плюхнулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Одна спальня, две кровати. Тахоми посчитала, что парням не пристало спать вместе, и купила для Маю водяной матрас, но он все равно залез к брату на покрывало. Важно было соблюдать дистанцию, чтобы случайно заглянувшая в комнату тетя не заподозрила неладное.

– Я люблю вас… вот как она сказала, – выдавил сквозь подушку Эваллё.

Маю удивленно посмотрел на брата, оказывается, тот еще в состоянии думать.

– Она так добра к нам, даже к Янке, который для неё – никто, – Эваллё оторвался от подушки и устремил взгляд в темноту. – Черте что… Маю…