Долгая дорога домой (СИ)

"Секундочку, секундочку! Вздохнуть!" - молил Зуб. Но, он услышал крик, отозвавшийся болью в сердце - крик Жалеюшки.

"Иду! Иду, любимая!" - думал Зуб, но никак не мог встать - его топтали Бродяги, выдавливая из него остатки воздуха и сил, на него падали трупы. Зуб - задыхался. Он - дёргался, пытаясь спихнуть с себя эту зловонную кучу костей, но сверху продолжали падать гнилые кости с разбитыми черепами, которых крошил Корень.

Его алебарда уже лопнула, не выдержав такого количества ударов. Теперь Корень бил в головы Бродяг стальными костылями, которыми они закрепляли свои шатры и навесы во время выступлений. Махая сразу двумя железными прутами, благо, как врождённый циркач, он был двурукий, равно владея и правой, и - левой рукой.

Корень стоял прямо над телом сестры, которую любил и ценил больше своей жизни. Бездарей рождаются - тысячи тысяч. Магов - сотни. А Магов Жизни - единицы. От кого их мать понесла Синьку - они не знали. И - не хотели знать. У них всех была - Мама. А отцом им был - Цирк. Никто из них никогда не мог попрекнуть маму за её дополнительный приработок. Потому что, очень часто, даже слишком часто - он оказывался - единственным. Но, этим - часто попрекали их. "Дети цирковой шлюхи" - так их дразнили с самого детства. Да. Так оно и было. Но, они - выжили. Из дюжины рождённых братьев и сестёр - все выжили. И они знали - чем и как их мать зарабатывала им ужин. Они - не могли попрекнуть её. Потому что она - МАМА.

А вот этот Лордёныш - мог. Корень прекрасно видел, какие чувства испытывают друг к другу его сестра и этот умный, даже - заумный, мальчик. Прекрасно видел. Но, он знал, как больно будет его сестре, когда ему, Наследнику Императора, в лицо будут кричать: "Дочь цирковой шлюхи!"

- Куда?! - зарычал Корень, крюком костыля захватывая костяную руку Бродяги, протянутую к визжащей Матери Милосердия, вторым костылём разбивая этот гнилой череп.

"Ну, и где этот Лордёныш? - подумал Корень, размахивая стальными изогнутыми прутами, - Ускакал за Бруской? Бросив их всех тут? Его ты полюбила, сестрёнка? А он - бросил тебя, ради своего милого дружка!"

Он думал так - от злости. От - отчаяния. Чтобы разозлить самого себя. С детства, Корень - в злобе и ярости черпал силу и стойкость. Он - злил себя, а Командир - лишь очень зримый объект для разжигания злобы. На самом деле Корень всё больше и больше уважал этого мальчика, что всегда казался слишком высокомерным. Но, оказалось, что вся эта отстранённость - от уязвимости. Парень был очень одинок, и - легкораним. Мальчик был очень внимательным к людям, не был высокомерным, при этом был очень честным, ответственным, и, как позже, выяснилось - очень мужественным. И если бы сегодня Командир не повёл свой маленький отряд прямо на орду Нежити, чтобы спасти Бруску, а остался бы тут, со строем щитоносцев - Корень бы очень сильно разочаровался в легендарном Победителе Демонов-Змеелюдов, соратнике Святого Старика. И считал бы, что юбка его сестры, её прелести - испортила мальчика, давно ставшего седым мужем.

Костлявая рука Бродяги, как стальным ломом - перебила запястье Корня. Парень взвыл от боли, опять, вспышкой ярости, наполнившей его силой. Корень проломил лоб этому мертвяку, снёс нижнюю челюсть другому. И опять взвыл от боли. Бродяга впился своими гнилыми зубами в ногу акробата. Костыль пробивает Нежити череп, гниль льётся прямо на прокушенные штаны, на рану. Другой Бродяга - сбивает Корня с ног. Акробат падает на спину, встаёт на лопатки, цирковым приёмом прыгает со спины - прямо на ноги, "проваливаясь", от боли, на прокушенную ногу, но достаёт костылём затылок Бродяги, что ползёт по Матери Милосердия, зажмурившейся от ужаса, закусившей губу и закрывшей живот руками.

Опять - как ломом ударили по ноге. По вспышке тьмы и тошноты Корень понял - опять сломали ногу. Циркач очень хорошо знает, что такое - перелом костей. И если бы не Синька - все бы они давно умерли от голода. Кому нужен искалеченный артист? Акробат, прыгая на одной ноге, опять стал крутить железный прут. Теперь - только один прут, обрушивая, то один его конец, то - другой, на Бродяг. Разбивая им руки, черепа, позвоночные, шейные диски Бродяг. Ещё один смердящий скелет упал на Жалею, совсем лишившуюся чувств от ужаса. Корень подцепил крюком прута за шею скелет, что упал на его обессиленную сестру, резким рывком бросив Бродягу в его собрата-нежить, сбивая обоих с повозки, вниз, на павшего Зуба.

С шипением и грохотом ударили молнии, перебегая с Бродяги на Бродягу. Завоняло палёным, гнилым мясом.

- Маги вернулись, - выдохнул Корень, встав на колено перебитой ноги, оперевшись на железный прут, как на костыль, тяжело дыша трупным смрадом.

Только теперь, остановив карусель боя, Корень увидел всю картину погрома. Во время схватки, мир для него сжался до порванных стен повозки. Теперь эта повозка стала телегой - совсем не крытой, Бродяги порвали всё. И Корню казалось, что порваны все люди в их отряде, но это оказалось не так.

Вокруг стояли, спиной к спине, и сражались - вооружённые горожане и Крестоносцы, Егеря и Дозорные, что успели вернуться и напали на Нежить со спины. До некоторых повозок и лошадей, Бродяг - совсем не пустили. Тут, где стояли Зуб, Корень, Мать Милосердия и Синька - было тяжелее всего именно потому, что они оказались как раз на пути Нежити, первыми, как и подобает Главарям, а возможно и потому, что рядом - сражался Клирик со своим отрядом Крестоносцев, своей Силой Триединого приманив Бродяг.

- Как она? - кричит Командир, магический шлем которого раскрылся, как створки раковины.

- Притомилась, - ответил Корень, - Не нашёл?

- Не нашёл, - зло поморщился Командир, спрыгивая с коня, ловко поддевая мечом Бродягу, отчего череп слетел с костлявых плеч ходячего скелета. И пошёл крошить Бродяг, вихрем. Его меч порхал, как крылья Скверной стрекозы.

Корень, вздохнув тяжко, посмотрел на небо - с благодарностью, с трудом и болью - встал. Стал, крюком костыля, цеплять освежёванных, смердящих Бродяг, сбрасывая их с повозки.

Раз Белый пробился, то поток Бродяг - иссяк, решил Корень. Теперь, дело осталось за малым - добить оставшихся неупокоенных, спасти - живых.

- Синька! Вставай! Работать надо! Мать Жалея! Неудачное время вы выбрали для отдыха! А-ну! Вверх! Нам ещё убраться надо подальше, пока Змеи на падаль не сползлись.

Краем глаза, поливая лица женщин из бурдюка водой, Корень увидел глаза Белого. "Переживает за сестрёнку, Лордёныш!" - подумал Корень.

"А сердитый циркач фишку - рубит! Споёмся!" - подумал Белый, смахивая руку, подрубая ноги и добивая Бродягу, - "Попробую повесить на него удел Пятки".

От мысли о Пятом - стало так больно, что двух следующих Бродяг Белый располовинил надвое, с криком.

*****

- Я думал, что всё! Вообще никто не уцелел, - говорит Гадкий Утёнок, стягивая шлем с головы. Бармица шлема, как чулок, неохотно тянулась за яйцом шлема.

- Я тоже думал, что растоптали всех, - кивнул Корень, с благодарностью принимая флакон у Командира, но не отпил от него, а протянул сестре, поняв, что Гадкий Утёнок ей передал Эликсир Жизни. Потому что глоток эликсира для Корня, как и для любого другого - это один глоток, а каждый глоток Жизни Синькой - как сотня полных флаконов. Маг Жизни быстрее восстановит свою Силу, сможет их всех вылечить.

На Синьку было больно смотреть. Осунувшаяся, почерневшая, высохшая, будто постаревшая. Её волосы поблекли, как у старухи.

На земле сидел Зуб, отсутствующим взглядом смотря прямо перед собой, кривя разбитые губы, сплёвывал осколки зубов. Он не реагировал даже на Жалею, что обрабатывала ему разбитую голову.

- Когда вылетел на гребень, - продолжил Командир, вытирая лицо и шею платком, - тут - сплошное море этих освежеванных Бродяг. А, оказалось, не так всё и плохо. Зуб! Зу-уб!