Книжная лавка (СИ)

Эрин была очаровательна, как всегда. Парни улыбались, ну и неудивительно — я тоже уже заулыбался.

— Блондинчик, ты это придумал? Признавайся.

— Я.

— Я так и знала. В тихом омуте, как говорится…

Я подмигнул ей, и она рассмеялась, а Эрик снова посмотрел на меня с веселой завистью. Монах монахом вроде бы, а знакомство наше началось с вина, и вот он стреляет глазами в смертельно опасную женщину. Живем!

А вот маг оставался относительно невозмутимым. Предупреждал наемницу относительно непривычных ощущений, которые возникают, когда на человека колдуют, делился соображениями насчет подвешенных фаерболов: их можно будет активировать с помощью какого-нибудь предмета, вроде амулета. Так в карманы к Эрин переправился осколок кристалла, клочок бумажки и завязанный узелком гвоздь.

Хих, не думал, что маги колдуют с помощью такое ерунды! Хотя нет, признаться, предполагал что-то подобное. Не одному же Эрику быть разгильдяем.

— Используй эту магию только когда поймешь, что ты предельно близко к нему, — наставлял чародей, — и не жди, пока подействует, если нужно будет быстрее — можешь хоть одновременно запускать, для тебя не будет никакой разницы.

— А что если его не убить магией? — подал голос монах.

Эрин повела плечом и невозмутимо вытащила из декольте стилет. От того, какими квадратными стали глаза Эрика, я расхохотался, и ко мне присоединилась она сама.

— Я имела ввиду, что от удара сталью умрет кто угодно, маг или нет… И уж с этим я справлюсь получше вашего.

На том и порешили.

Маг сказал, встряхивая руки как от напряжения:

— Итак, сейчас мы подготовим все и встретимся вечером, а там наконец уже начнем и закончим. Идет?

Все закивали, прикидывая, что еще предстоит сделать. Переглянулись.

Я рассматривал лицо (лицо!) Эрин еще секунду, прежде чем окликнуть ее.

— Милая леди! Позвольте преподнести вам один скромный, подобающий вашему статуса подарок? — и, когда она вскинула бровь, и вложил ей в ладонь жемчужинку-артефакт. И сказал, как когда-то мне говорил Лу: — Это не просто жемчужина, дорогая. Она вроде магического амулета и должна спасти тебе жизнь, но, честно говоря, я не слишком уверен, что она работает.

— Благодарю, — она спрятала ее в карман и взъерошила мои волосы, как самому наивному из всех наивных юнцов.

И они с магом ушли в порт: им еще нужно было заглянуть в таверну, чтобы предупредить колдовской народ и точно быть готовыми, что бы ни случилось. А мы с Эриком вернулись обратно в храм, и было немного пусто, но, впрочем, спокойно на душе. «Наверное, это все от недосыпа» — пришло мне в голову, и монах почему-то понимающе кивнул. Чудной он какой-то.

По пути мы твердо решили, что постараемся направить все благословения богов, которые они только нам пошлют, на помощь общему благому делу. А когда зашли в храм, сначала не замечали ничего необычного — но что-то здесь было, определенно, не так.

Монахи, встречавшиеся нам на пути, расступались, давая дорогу. На вопросительные взгляды никто не отвечал, не улыбался и не кивал приветственно, как делали обычно. Тех, кто проявил себя как наших друзей, было никак не отыскать взглядом — и мы просто медленно шли вперед, озираясь по сторонам. Мрачная тяжелая пелена затопила храм, притихший, словно перед бурей.

И вдруг откуда-то из дальнего от входа угла, многократно усиленный акустикой и порождая жутковатое эхо, раздался крик. Кто-то силился взмолиться о помощи, и вложил в него все свои силы, последние силы — и от этого он получился душераздирающим. Меня пробрало до мурашек.

Еще хуже было другое: теперь я сразу узнал этот голос, пусть он и был многократно искажен.

Я видел, как побледнел обычно румяный Эрик. За мгновение он стал прямо-таки белым, как мел, и это подтвердило мои догадки, хотя им и не требовалось подтверждение.

— Венди!

Мы бросились туда, откуда раздавался голос, и кружок монахов расступился, открыв нам девушку. Ее привязали к низкой колонне с сосудом для подношений, и девушка, растрепанная, испуганная до полусмерти, но вроде бы живая и без повреждений, вскинула голову на оклик по имени.

В ее глазах плескалась паника загнанного в угол зверька, щеку избороздила свежая царапина, на другой высыхала единственная дорожка от слезы. Но вот чего я не увидел — так это сожаления, ни о том, что Эрин так спонтанно украла ее вместе с книгой, ни о том, что девчушка сбежала и вернулась к ней во второй раз, ни о том, что она помогает нам в почти безнадежной затее.

Отец настоятель был тут же, рядом с ней. И выглядел он настроенным решительно, еще решительнее, чем вчера вечером — от этого у меня засосало под ложечкой, как в ожидании грозы.

Почему я не видел ее, когда убегал на встречу нашего кружка? Видимо, был слишком поглощен новой идеей, и по привычке не стал всматриваться в то, с чем там на этот раз возятся богословы. Как опрометчиво.

— Отец настоятель, боги милостивы… — голос Эрика был на удивление тверд.

— И суровы, — отрезал тот. — А теперь расскажи все, брат Эрик, и потом вместе будем смотреть, как эту девушку отдадут на милость богам. Вернее, как боги сами ее заберут.

Мне показалось, что парень сейчас бросится на него — или рухнет прямо здесь на подкосившихся ногах. Но он стоял.

Объективно говоря, про жертвоприношение — это настоятель блефовал, и блефовал плохо. Я читал о чем-то подобном: в древних храмах старым богам, еще до того, как было основано наше королевство и его важнейшие города, можно было изредка встретить алтари, которые сами, без вмешательства служителей, забирали (а порой и выбирали) себе жертву. Темная история, дремучие времена. Но сейчас мы живем в просвещенную эпоху, и нигде не сохранилось не то что алтарей, а и самих храмов и тех городов… И даже упоминаний о них.

— Вы не можете убивать людей во имя богов, — отрезал Эрик, в упор глядя на отца настоятеля тяжелым взглядом, — мы молимся и убиваем тварей, чтобы они были живы. Вы этого не сделаете.

— Да? Ты думаешь? — да он был на грани истерики! Знать бы только, что ее вызвало…

— Я уверен.

Повисла тишина.

— И поэтому пошел на измену?

И тут Эрик едва не взорвался — мне казалось, он сейчас состоит из чистой ненависти и праведного, спасительного гнева. Но он снова просто стоял.

— Поэтому — потому что это все во имя людей — нужно перестать мериться чем-то несуществующим с колдунами и хоть раз действовать сообща. Вдруг хотя бы тогда получится что-нибудь путное, а? Вы так не думали?

— Я думал, о, думал очень много! И понял, где истина, а где омут лжи! Ради чего было… — бушевал отец, понося и магов, и их стремление быть лучшими, и похождения за его спиной. К нему присоединились и другие. Орден тоже бушевал.

Я отключил звук, падая в себя так быстро, как только мог. Думай, давай, думай, Габриель! Листай странички памяти внутри своей черепушки, и срочно ищи то, что остановит этот кошмар. Дорого было каждое мгновение, но я тратил их впустую, метаясь по обрывкам воспоминаний, каким-то трактатам, трудам, чьим-то лицам, любовным романчикам…

Точно, романчикам! Образы вставали перед внутренним взглядом, складываясь идеально верно. Любовь, ненависть, месть. А я — готов.

Я шагнул вперед, вскидывая руки вверх, призывая всех замолчать. И, как ни странно, они замолчали один за другим, обращая все внимание на меня. Это и было то, что я хотел: пусть они смотрят, слушают, думают, в конце концов.

Давай, Габриель. Понеслась.

— Послушайте, прежде чем сыпать угрозами — именем богов! — было непривычно повышать голос там, где привык ходить тихо и говорить вполголоса, но это оказалось даже в чем-то… приятно. И я продолжил. — Вы готовы бороться против магов, маги — против вас, но кому это нужно? Я скажу больше: многие из нас знают, что наш отец настоятель в юности проиграл некоему магу, и теперь на дух их не переносит. Человек, нанесший ему оскорбление, был не просто магом — он был чернокнижником, из тех, что связывают свои души с демонами и поклоняются им. А сейчас всем нам — и Ордену, и конфликтующие с ним магам — грозит опасность, снова в лице подобного тому чернокнижника. Нужно бороться против него, бороться и победить, и по-настоящему ценно будет это, а не пустые противостояния. Что скажете?