Сила двух начал (СИ)

— И именно поэтому ты и потеряла сознание,— произнес один из Пожирателей, на что остальные откликнулись согласными выкриками.

Мэри на выпад этот ничего не возразила, одарив Пожирателей смерти полным презрения взглядом – ведь все здесь решали вовсе не они, а Волан-де-Морт. И он сейчас пронзал глаза волшебницы ледяным взглядом экзекутора, пытаясь без помощи слов добиться от нее правды. Но не смог – ведь Мэри просто не могла допустить подобного, приложив к борьбе с разумом Волан-де-Морта все свои силы.

— Пусть даже не намеренно, ты дала пленникам сбежать, так что наказание я не отменю,— произнес Волан-де-Морт жестко, отведя взгляд от глаз Мэри,— нужно вытравить из тебя излишнее милосердие, которого и быть-то не должно.

Сказав это, маг вышел из темницы Мэри, захлопнув за собой дверь. Волшебница вновь оказалась в одиночестве, что обещало затянуться надолго, окруженная со всех сторон холодным и сырым воздухом и отчаянием. Никаких шансов выбраться отсюда, разумеется, не было – ведь Мэри даже дверь темницы не могла отпереть, не говоря о том, чтобы вывести из строя охранника. Ей осталось лишь бессмысленное и пустое прозябание в ожидании какого-нибудь чуда, благодаря которому она выберется отсюда...

Следующие несколько дней прошли, как во сне – в темнице, где сидела Мэри, окна не было, и она не могла точно сказать, сколько именно времени прошло со дня ее заключения сюда. Большую часть времени волшебница спала – сон был единственным лекарством от пробирающего до костей холода, который Медальон Златогривого Единорога мог теперь прогонять не постоянно, а лишь время от времени. А просыпаясь, Мэри неизменно обнаруживала под дверью еду – вначале хлеб и вода, потом жуткое варево вроде супа, состоящее из одних бобов, которое она просто терпеть не могла. Но есть была вынуждена, чтобы не остаться голодной.

Так проходило время до середины февраля – и все изменилось, когда Мэри навестил Пожиратель смерти, которого она бессознательно хотела видеть больше всего – Северус Снегг. Он пришел не просто так, а с подносом вкуснейшей еды, на которую волшебница тут же и набросилась.

— Я бы пришел и раньше, но ваша темница хорошо охраняется, а мне рисковать не хотелось,— говорил Северус, принимая у нее уже пустой поднос.

— А сейчас ты не рискуешь?— спросила Мэри.

— Рискую, но не сильно,— пожал плечами Северус в ответ,— но это того стоит – ведь вы спасли тех, кто учился вместе со мной семь лет. Сделали то, что не смог бы сделать я...

В голосе Пожирателя прозвучала такая теплота и благодарность, словно Мэри недавно спасла ему жизнь, а в глазах стояли слезы... Но плакать Северус не стал, просто обнял волшебницу порывисто, говоря без слов, насколько сильно он благодарен ей. Хотел было сказать еще кое-что, но, услышав тихий шорох за дверью, произнес совсем другое:

— Я вынужден идти, госпожа – я оглушил вашего охранника, и скоро он очнется. Постараюсь придти к вам вновь как можно скорее.

Мэри понимающе и благодарно кивнула, улыбнувшись, и Северус, захватив пустой поднос, вышел из темницы, закрыв за собой дверь. Но волшебнице казалось, что какая-то частичка его осталась с ней и после его ухода – и поэтому на душе ее было то спокойствие, которого она лишилась с момента заточения. Появилась надежда – на то, что ее заключение не будет таким долгим, как ей казалось до сегодняшнего дня...

Надежда эта подверглась сомнению очень скоро – шли дни, а Волан-де-Морт все не хотел выпускать ее. Прошли две недели, затем – еще три... Но, несмотря на это, Мэри не впускала в сердце отчаяние, и продолжала надеяться на лучшее. Все это время, по разу – двум в неделю, ее навещал Северус, неизменно появляясь с подносом еды. И, конечно же, сообщал Мэри последние новости из жизни обитателей особняка – что пленников, сбежавших по ее воле, все еще ищут, правда, без особого успеха. У него же волшебница узнавала течение времени, и после очередного посещения Северуса с грустью думала о том, что сегодня – уже 6 апреля, и если ее в ближайший месяц не отпустят, то рождение Мэгги – дочери Кэт и Джека, она пропустит. Здесь все зависело от Волан-де-Морта, а ему явно было выгодно, чтобы она оставалась в своей темнице как можно дольше. Может, он надеется, что его ребенок тогда родится настолько слабым, что вообще не выживет? Но, как бы там ни было, это была лишь догадка Мэри – ведь ее навещал лишь Северус, а он, разумеется, не мог спросить прямо у Волан-де-Морта, когда же он собирается выпустить ее из темниц. В особенно мрачных думах Мэри была самая страшная мысль о том, что и рожать она в темницах будет. В таком случае она не могла ручаться ни за здоровье своей малышки, ни за то, что сможет выжить после родов. Но после каждого посещения Северуса волшебница убеждала себя в том, что так не произойдет – ведь столь тотальная неудача преследовала ее очень редко.

И, видимо, поэтому удача отвернулась от Мэри восьмого апреля, когда Северуса, выходящего из ее камеры, заметили вошедшие неожиданно в подземелья Пожиратели. Много времени для того, что бы добиться от Снегга правды им не понадобилось, но они не узнали, что Северус навещал пленницу тайно больше месяца – тот остановился на одном, сегодняшнем, разе, мужественно перетерпев всю боль, что причиняли Пыточные проклятия. Видимо, Пожиратели поняли, что дальнейшие пытки ни к чему не приведут, и бросили Северуса, что был в полуобморочном состоянии, в темницу в некотором отдалении от той, в которой была заключена Мэри. Так волшебница потеряла своего последнего заступника и стала жертвой мук совести – крики Северуса долго звучали в ее ушах.

Но, несмотря на все это, в тот же день сбылось именно то желание, что было самым заветным для Мэри сейчас – ее навестил Волан-де-Морт.

— Знаешь, Мэри, сегодняшний случай заставил меня пересмотреть свои взгляды на вопрос твоего заключения в темницах. Еще вчера я хотел отпустить тебя дней через пять – теперь же, думаю, еще три недели заключения пойдут тебе на пользу.

— Хочешь сгноить меня здесь?!— воскликнула Мэри гневно,— думаешь, что нашел способ избавиться от двух проблем сразу?

— Верно. Вряд ли этот способ будет настолько действенен, как ты говоришь, но именно благодаря нему ты не сможешь еще долгое время вмешиваться в те дела, что тебя совершенно не касаются. К тому же, насколько я знаю, ты всегда любила одиночество – есть время насладиться им сполна.

Злорадно ухмыльнувшись, Волан-де-Морт покинул тесную камеру. Мэри просто не смогла ничего возразить – впервые все аргументы куда-то пропали – должно быть, оттого, что ее душу наполнила сосущая пустота безнадежности, а глаза – горькие слезы безысходности. Сейчас она действительно находилась в беспроглядной, кромешной тьме, которую слабый, еле теплившийся в ее душе лучик надежды разогнать никак не мог. Недолгое время в мозгу волшебницы была единственная мысль – о самоубийстве, но мысль эта была неисполнима, ведь ее сил не хватило бы даже на то, чтобы разбить голову в кровь о каменные стены темницы. И, поняв это, она уже не возвращалась к подобным мыслям. Ее сознание теперь было занято лишь надеждой на то, что Волан-де-Морт, возможно, отпустит ее пораньше. На то, что роль Северуса займет кто-то другой, надеяться, разумеется, не приходилось – после его разоблачения Мэри охраняли еще сильнее, к тому же, у остальных Пожирателей смерти не было стимула помогать ей. Наоборот – некоторые из них были ярыми врагами волшебницы, и лишь радовались, зная, что она в темницах.

От постоянного ожидания скорого высвобождения время для Мэри шло даже медленнее, чем до этого, и до долгожданного завтрака, как ей показалось, прошло не меньше дня. Но едва она взглянула на то, что ей выдали за еду, ей тут же стало плохо: некая жуткая смесь не пойми из чего, источающая чрезвычайно мерзкий запах и больше походящая на помои. По сравнению с этим «блюдом» каждодневный суп из бобов был теперь мечтой для волшебницы и поистине королевским обедом. Несмотря на голод, что с каждой минутой все увеличивался, Мэри даже не притронулась к этому кошмарному вареву, и оно весь остаток дня простояло в углу, наполняя ее маленькую темницу, в которой до этого пахло плесенью, жутким смрадом. Вскоре, от жуткого смрада и мучительного голода, волшебница потеряла сознание. Очнулась она как будто совершенно в другой темнице – здесь было теплее и к тому же, не чувствовалось смрада. Через силу добравшись до двери (она совсем ослабела в последний день), Мэри обнаружила там вполне сносную еду – воду и хлеб с миской овсянки. Немедленно сметя все это, она подумала, что, должно быть, Волан-де-Морт, все же, сжалился над ней и не стал совсем уж морить голодом.