Камин-аут (СИ)

– Майре!

Услышав своё полное имя, Маю резко остановился.

– День добрый, парень, – ледяным тоном произнес Сатин, ощущая, как через открытую заднюю дверцу в салон проникает холодный воздух. Чтобы не надевать пальто, включил печку. По ногам дохнуло жаром. Облокотившись одной рукой о руль, Сатин повернулся к сыну. – Садись.

– А что потом? – грубее, чем ожидалось, отозвался Маю, пряча в карманах руки.

– Ты еще задаешь мне какие-то вопросы? Садись быстро, – процедил мужчина, сдерживая мат.

– Я и сам могу добраться до дома и собрать свои вещи, – Маю повернул лицо к нему. Нос заметно покраснел, от снежинок, кружащих в воздухе, мальчик часто моргал.

– Вещи? Ты хочешь, чтобы я на глазах у твоих одноклассников и учителей силой затащил тебя в автомобиль? – от злости даже голос дрожал. – Или ты сделаешь это по собственной инициативе? Тебе не кажется, что в той ситуации, в которую ты попал, испытывать мое терпение просто глупо?

Маю вздрогнул, и неповторимые глаза расширились, став еще больше. Отлично, значит, догадался, что впредь на доверие отца можно не рассчитывать.

– Я тебя подвёл, я знаю… вы с Рабией захотите, чтобы я съехал.

Рабия… Совершенно не хотелось втягивать в это еще и Рабию.

– Я хочу сказать, чтобы ты не волновался, я умею жить самостоятельно.

– Жить самостоятельно? Ты всерьез полагаешь, что стоит тебе уехать, как всё сразу же вернется на свои места? – Сатин опустил руку с руля и расслабил спину. – Мои родители отказались от меня, когда мне было меньше чем тебе сейчас, ты думаешь, мне так хочется, чтобы эта история повторилась с тобой? На что же, позволь спросить, ты собрался рассчитывать, может на то, что тебя где-нибудь в другом месте примут с распростертыми объятиями? А где ты возьмешь деньги? Я что, должен и после того, как ты съедешь, оплачивать твои хреновы расходы!?

– Нет, – прошептал Маю, начиная мелко дрожать.

Ветер гонял засохшие листья по тротуару, взметая их коричневые осколки у самых ног мальчика.

– Я… верну все деньги за гимназию, – обреченно вздохнул мальчишка, глядя на него через опущенное стекло.

– Вроде мой сын не дебил…

Маю еще сильней побледнел, только отмороженный нос и щеки выделялись яркими пятнами на светлой коже.

Когда подросток забрался на сиденье, бросив сумку с тетрадками рядом, и захлопнул дверцу, оборвав холод с улицы, Сатин поднял стекло, и салон погрузился в тишину.

В воздухе явственно ощущался запах сигарет, видимо, чтобы не распалять отца вдвое больше, Маю не пытался закурить в его присутствии. Да, Сатин очень многое пропустил из жизни собственного сына. Хотя бы замаскировал табачный перегар другим запахом – и в ус не дует даже.

– Как думаешь, то, что ты делаешь, это нормально? – глядя на дорогу перед собой, спросил мужчина. – Я не могу понять, что на тебя оказало такое сильное воздействие.

Происходящее не могло быть его виной, единственное, в чем он раскаивался так это в том, что мало уделял внимания Маю в последнее время.

– Ты мне ответишь? У тебя возникли какие-то проблемы, о которых я ничего не знаю?

– Пап, ты здесь ни при чем. Просто… это я…

– Не вижу здесь ничего простого, – отдёрнул Сатин.

В этот момент у Маю заурчало в животе – мальчик заёрзал на сиденье, стремясь это скрыть.

– Ты не должен был утром вот так убегать. Ты хоть в школе позавтракал?

– Хм… – последовал содержательный ответ.

– Что же, ты с ужина так ничего и не ел?

Непроницаемое молчание.

– Пойми, мне совсем не нужна твоя голодная смерть, не палач – не собираюсь тебя мучить, – Сатин помолчал немного, ожидая, что Маю вступит в разговор, но тот продолжал сидеть притихший, как мышь, и пришлось вновь продолжать: – Я сегодня тоже не успел ничего перехватить.

Да нет, соврал, что-то он всё же успел – утром прийти в себя смог только после «стопки». Это было давно, но риск лишиться «водительских прав» всё же был.

Поймав взгляд сына в зеркале заднего вида, Сатин сказал:

– Заедем куда-нибудь пообедать? Мы слишком редко с тобой выбираемся на прогулку. Отвезу тебя в «Данкин Донатс», там и поговорим.

Услышав название своей любимой кофейни, Маю, кажется, еще сильней приуныл. Выглядел он не выспавшимся и вымотанным. Глаза, обведенные тенями, выделялись на бледном лице. Взгляд казался рассеянным. Если бы Маю провёл всю ночь за компьютером, еще можно было бы понять…

В полной тишине автомобиль тронулся с места – было бы лишним включить сейчас радио или магнитолу.

Заметно, что мысли не давали ему покоя, мальчик, вероятно, хотел о чем-то спросить, но не решался. Необходимо было снять барьер, мешающий Маю свободно говорить, но Сатин боялся, как бы самому не слететь с катушек.

Маю с мученическим лицом размотал шарф. Ногти у сына были ярко-цианового цвета. В замешательстве скользнув взглядом по лицу подростка, Сатин вновь уставился на дорогу.

– Ты знал, когда у меня заканчиваются уроки?

– Я посмотрел в расписании на доске объявлений.

– Ты заходил в школу?

Ответ пришел не сразу – некоторое время Сатин раздумывал, стоит ли говорить сейчас об этом.

– Директор хотел переговорить со мной с глазу на глаз.

Подросток приоткрыл рот, не совладав с собой.

– О чем?

– О том, как ты привыкаешь к новой школе.

– Небось, жаловался тебе на мои оценки.

– Да нет, директор похвалил твою успеваемость.

Такой ответ не удовлетворил Маю.

– Но ведь он зачем-то вызывал тебя в школу? Вряд ли ради того, чтобы прожужжать тебе все уши моими достижениями.

Сатин не выдержал тишины и включил диск, который был на то время в проигрывателе. После долгой вступительной партии по салону разнеслось контральто.

Маю обхватил пальцами одной руки пальцы другой, пряча ногти, осознанно или нет…

За окнами проплывал плотно застроенный пятиэтажными зданиями торговый район. Неожиданно ярко заблестело солнце, Сатин опустил солнцезащитный козырёк на лобовом стекле.

– На школьном спектакле на головы актеров кто-то опрокинул три ведра смолы.

Мальчик затаился.

– По школе давно ходит слух, что это сделал твой брат.

Едва успел досказать, как Маю тут же пошёл в наступление, разом выдав свои переживания:

– Как он мог вылить эту смолу, если сидел рядом со мной в зрительских рядах? Как будто у вас есть обоснования тому, что это сделал именно Эваллё.

– Они с приятелем действовали сообща.

– Если друзья Эваллё не вызывают симпатии у окружающих, это еще не значит, что они плохие люди. Я не пойму, ты что, решил, будто это я подговорил брата? Ну спасибо тебе…

– Эваллё не станет строить кому-то козни без веской причины.

– Даваще… – пробубнил Маю.

– Мне не нравится, что ты ночью шатаешься по городу. Ты в курсе, что с меня могут спросить, почему после девяти вечера мой несовершеннолетний ребенок бродит по улице?

– Я не шатаюсь, это было-то всего несколько раз…

– Может, объяснишь, что ты делал в «Римской рапсодии»?

– Откуда ты вообще об этом узнал? – тут замкнутость Маю окончательно сорвало. – Ты же был дома!

– Мой знакомый был в то время в «Рапсодии», узнал тебя и позвонил мне, поинтересоваться, что же ты там забыл.

– Зашибись! Может, ты за мной следить ещё сталкера наймёшь? – к Маю возвращался его прежний едкий тон. – Бляаа… – еле слышно выдохнул подросток.

– Ну хватит! Нормальных слов не знаешь? Вчера вы с братом заявились в начале второго. Я уже не знаю, куда пойти взбредет тебе в голову в следующий раз. Но тебе, похоже, плевать, что об этом думаем мы с Рабией. Ты не знаешь, что родителям, не дождавшимся ребенка, остается только гадать, какую именно часть сына им положат в коробке на крыльцо.

– Да что ты всё утрируешь так! Я ведь живо…

– Не повышай на меня голос! – пресек протест Сатин. – Как тебе ума достает пререкаться со мной!?

Пальцы крепче обхватили руль.

Мужчина остановил машину на светофоре, и пока горел красный, достал из-под своего пальто, лежащего на соседнем сиденье, журнал-каталог, купленный по дороге в школу сына. И швырнул тому назад.