Волки (СИ)

Уже засыпая, ответил сквозь сон.

— При удобном случае уйду от вас. А щенки классные в твоей стае. — последнее не знаю зачем сказал. Меня тотчас подхватили за грудки, и я, широко распахнув глаза, уставился на Сати.

— Я не пущу тебя, я стаю брошу. Но найду тебя, прошу, прости. Сергей, прости…

Зло выплюнул:

— Не трогай меня, урод. Ты в течке Ахона. Иди к нему или к кому другому. Но обо мне забудь. Твоя метка скоро спадёт, и я лягу под любого альфу, кроме тебя. Может, сразу с двумя даже получится. А чё, чем ты лучше меня?! Писька больше?! Или ты охотник лучше, чем я?! — вся стая удивлялась моему везению на охоте. Сати, мрачно посмотрев на меня, ответил:

— Да, больше.

Я фыркнул:

— И что, что больше?! И что?! Что это меняет? Я сам могу о себе позаботиться. И также себе шикарную течку организовать. Как и ты всю эту неделю не слезал со своих омег.

Он, сжав кулаки, процедил:

— Моя омега — это ты!!! Моя омега, понял?!

Я вновь фыркнул.

— Ты этот бред тем, кого только что, по-моему, трахал, говори. А меня не тронь, и уж ласки какие-то требуешь. Сразу сказал тебе, не омега я. Не омега.

Он тихо выдавил:

— Я на все согласен. Прошу, не уходи. Не хочу никого, даже кончить с ними не могу. Ты стоишь перед глазами. — вновь фыркнул. И, кое-как убрав его руки от себя, уполз обратно в свой шалаш. Сати нервно шепчет: — Переспи с другим альфой. Я щенков приму, отцом им буду.

Я засмеялся во все горло.

— С чего ты решил, что я щенков хочу?

Сати, весь подобравшись, вдруг зашептал:

— Да все завидуют, как ты возишься с щенками. Говорят, тебя все щенки стаи обожают, считают тебя своим отцом. Плачут, когда ты чуть дальше от нас уходишь. Я ревную тебя даже к ним. Сергей, прошу, прости меня. Знаю, что ты выживешь в лесу, тем более, в этом. Здесь и стай-то нет толком. Никто не нападет.

Перебил его грубо:

— Отстань от меня, да ты что творишь?!

Он грубо подмял меня под себя и, резко оголив мой зад, поставил на карачки и насухо вошёл в меня во всю длину на раз. Я охнул от боли и задергался под ним с зажатым его широкой и грубой рукой ртом. Он трахал меня исступленно и долго. Кончал и вновь входил, отрываясь, видимо, за все свои обиды. Тело болело и ныло, было уже плевать на всё. Попробовал вновь дёрнуться, и в глазах вспыхнули искры от его мощного удара по лицу. Голова дернулась так, что в шее что-то щелкнуло.

Очнулся, его уже не было. Мое лицо облизывали щенки из нескольких семей, что часто приходили ко мне. Несколько щенков выли в стороне, поглядывая на меня жалобно. Иногда я слышал, как они рычали и вставали на защиту моего шалаша, пробуя не впускать Сати. Тот, не обращая на них внимания, стоял подолгу в проходе и смотрел на меня опухшего и избитого. Стоянка затянулась из-за меня надолго. Я лишь на четвертый день смог двигаться.

— Да ты не так резко, Сергей! — шептал мне на ухо с восклицанием один из семейных омега, помогая мне сходить по нужде в кусты.

Я отбрыкивался от любой помощи, но омеги, как ни странно, кинулись мне в помощь. Сати подолгу уходил на охоту, не обращая внимания на призывные взгляды траханых им омег. На пятый день я уже смог обернуться и пробежаться по лесу. Щенки с лаем и визгом кинулись за мной следом.

Момент был удачный для побега, и я, обманув щенков, рванул в обратную сторону от той, куда мы шли. Тело все же сильно ещё болело. Так бежал несколько дней и валился с ног от усталости. По ночам забирался на дерево и там, привязав себя ветками, что позволяли это сделать, засыпал почти мертвым сном. Словно сомнамбула, едва солнце будило меня, вскакивал и, ошалело промаргиваясь и хлопая себя по щекам, вновь бежал, экономя свои силы. Через неделю свернул так, чтобы не встретиться со стаей Сита. Я знал, куда они шли. И мой нос научил меня ориентироваться в лесу.

— Ой, ворона! — это я вскрикнул от неожиданности, увидев рядом огромного ворона. Он смотрел на меня удивленно и, кажется, даже недовольно. Я посюсюкал, радуясь, что вижу птицу из своего мира. — Цыпа-цыпа-цыпа. — протянул ему руку, и ворон со всего маха вонзил в нее свой огромный клюв. Я среагировал быстрее, и второй рукой тотчас дал ему подзатыльник. Ворона унесло на землю, словно гирей был, а не птицей.

Глухой удар, и я очумело смотрю на тощего парня, что валяется на земле. Даже голос пропал куда-то. Его перья ведь не все и пропали. На голове — вон какие огромные, а ведь он и не такой уж большой был. Парень охнул, а я, машинально сунув окровавленный палец в рот, уставился на севшего на землю паренька. Он, также выпучив глаза, смотрел на меня, часто мигая, как сова, хлопая глазами.

Сзади послышался шум, и на нашу поляну выскочил огромный волк. Пена шла у него изо рта, летя ошметками на траву, словно вспененный шампунь. Волк, зарычав, двинулся было на паренька, и я тотчас, вскрикнув, кинулся на землю, закрывая собой неудачника ворона-обертыша. Волк, вовремя отпрянув, тотчас обернулся в гневного Сати и заорал на меня:

— Я чуть не убил тебя, ты идиот.

Встав с земли, ответил ему брезгливо:

— Да ты и так меня почти убил. Кое-как выжил. И заметь, не благодаря тебе.

Сати, напряжённо посмотрев на меня, быстро кинул взгляд на паренька и спросил хрипло:

— Ты выбрал его на свою течку?

Паренек, побледнев, чуть не упал в обморок снова, и я быстро ответил:

— Даже если и его, тебе-то что? Ты уже давно перегнул палку с изнасилованием и избиением меня. Видишь, убегаю от тебя и твоих озабоченных омег.

Он едва слышно ответил:

— Прошу, вернись.

Меня восхитило, конечно, что он и ворона не постеснялся. Смело так унижается. Сам обернулся и, посмотрев на паренька, рванул в лес. Сати следом, конечно. Вот привязался. Он так и шел за мной всё это время. Течка давала о себе знать, и я забеспокоился, Сати ведь этого только и ждёт. Обречённо посмотрел на небо и вздрогнул, увидев сидящего на ветке огромного дуба ворона. Этот-то что за мной следит? Обернулся и, не глядя на идущего за мной по пятам волка, горестно вздохнул, глядя на ворона. Тот в ответ хрипло каркнул, посмотрев на меня круглыми бисеринками умных глаз и взлетев, улетел прочь.

И вновь себя ловлю на мысли, что снова завидую этим птицам. Ещё ведь и оборотень вдобавок. Всегда кому-то завидую. Что у меня за жизнь? А теперь и вовсе надо как-то сживаться с тем, что тебя будут трахать всё, кому не лень.

Даже не повернулся, когда Сати, даже не обернувшись в человека, запрыгнул на меня и уронил на землю. Упёрся руками, отрешаясь от всего. Течка, блин, будь она неладна. Моя одежда срывается с меня с глухим рыком Сати, и он жадно припадает к моему анусу, вылизывая его как можно глубже. Причмокивая и чуть постанывая от нетерпения, Сати, облизав и мой член для порядка, ткнул меня носом в бедро, считая, что этих ласк и так достаточно, и когда я упёрся в землю, коленями зашёл на меня, словно поезд в тоннель. Его членище свисал почти до земли, и я в полуобмороке, и не дыша, молился, чтобы он не попал в меня. Но Сати, умело подмяв меня под себя, заставил опустить зад и начал понемногу вгонять в меня свой член. Закусив мою шею до крови, заставил уже приподняться и воткнул свой член уже до конца, и я заорал. Заорал так, что охрип сразу же, а Сати все нипочём. Он вытрахивал меня так, что ноги не держали мое тело, сперма стекала по бедрам. Я беззвучно ревел от боли и унижения. Когда Сати уже человеком вновь вошёл в меня, то вдруг замер и, резко выйдя из меня, прохрипел:

— Прости, прости, прости Сергей. Ты будишь во мне зверя всё время. Сам не понимаю, почему хочу сделать тебе больно. Повернись ко мне. — он сам поворачивает меня к себе лицом и, медленно разведя мои ноги, опускается ртом на мой член.

Смотрю на небо безучастно, сглатывая слезы, и дергаюсь от стыда, видя на ветке ворона. Он смотрит на нас неотрывно. Сати, видя, что реакции у меня никакой, начинает покрывать мое лицо поцелуями, слизывая с щек мои слезы. Сати резко вводит в меня свой член, и я дергаюсь от мощного удара в меня, приподняв выше ноги. Моя смазка течёт из меня, и волк не слезает с меня несколько часов. Его узел опять набухает, и он начинает проталкивать его в меня, со стоном. И вновь все моё лицо обцеловано и шея обкусана. Вскрикиваю и, сжимаясь всем телом, хрипло стону от боли. Эта течка была самой больной.