Ловец (СИ)

Антон не боялся, совсем. Это даже не походило на декорацию, ничего искусственного или мертвого в этом сне он не находил.

– Нет, ничего страшного, – признался он. – И это не очень-то похоже на сон.

– Ну ладно, – хмыкнул Имс. – А так?

Антон обернулся и чуть не свалился со скамьи: перед ним, закинув ногу на ногу, в зеленом шелковом платье почти до пят и широкополой соломенной шляпе сидела Софья и ласково на него смотрела. На запястье ее звенели серебряные массивные браслеты, которые они вместе когда-то покупали на Гоа, а на безымянном пальце правой руки пускало солнечные зайчики обручальное кольцо с бриллиантом. Все было правильно, все было верно – и пухлые красивые губы, и лучистые глаза, и смелый изгиб бровей, и даже вертикальные морщинки, наметившиеся на высоком лбу. Глубокое декольте открывало две родинки-близнеца на груди, прямо в ложбинке, и Антон скрипнул зубами. Изменяла ли ему Софья с Эмилем? Или все же нет? Или это не имеет значения?

Он смотрел, и смотрел, и смотрел на эту грудь, на эти родинки, на это кольцо, и на мгновение вообще забыл, что перед ним Эмиль. Ему захотелось ударить Софью. Ему захотелось, совершенно внезапно, повалить ее на дно лодки, грубо задрать платье и хорошенько оттрахать. Так хорошенько, как он раньше никогда этого не делал, потому что – не осмеливался.

– Ого, – сказала Софья совершенно своим, мягким и мелодичным, голосом. – Да ты не испугался! Ты разозлен и… – тут Соня прищурилась, на этот раз вовсе не свойственным ей манером. – Да ты возбужден! Молодец, Тони! Так держать!

Антон отвернулся и сжал кулаки. Проще было смотреть на распахнутые окна старых домов с полуопущенными шоколадными жалюзями, чем на свою жену. Гораздо проще.

– Теперь видишь, какие возможности предоставляет сон? – лукаво спросил его Эмиль, вернувшись в прежнее обличье, да еще и подмигнул похабно. – Хотя с помощью определенных программ это сейчас возможно без всякого сна, в виртуальности.

– Ты и Соня в одном лице? – усмехнулся Спасский, хотя сердце у него колотилось, как после триатлонского пробега. – Действительно шикарная возможность. Ты ведь наверняка узнал, какова она в постели, можешь даже поведение в точности сымитировать. Мне даже скучать не придется – ты мне ее вполне можешь заменить.

Эмиль какое-то время смотрел на него не мигая, совершенно непроницаемым взглядом, потом гондола завернула за угол, Антону открылся новый прекрасный вид, и он поневоле загляделся на благородные очертания словно бы летящих над водой церквей, а когда снова взглянул на имитатора, перед ним сидела томная итальянка с темными зелеными глазами, медно-рыжими волосами почти по пояс, в черной кружевной полумаске и красном бархатном платье со старинными, чуть пожелтевшими, кружевами. Летящие брови были четко прорисованы на лице, а большой рот намазан алой помадой, над верхней губой примостилась маленькая родинка – и выглядела эта девица странным, но эффектным персонажем какой-нибудь сверхмодной фотосессии. Однако и привлекательности, и соблазнительности у нее было не отнять, а глаза ее сквозь прорези маски горели, как уголья.

– А как тебе такая версия? – спросила она неожиданно густым, бархатным, сочным, почти мужским – и в то же время не мужским голосом. – Всем нравится. Хотя многих и отпугивает. Один из моих любимых персонажей. Смотри, какое дивное контральто? Сам наслушаться не могу, так и переливается, и в груди что-то вибрирует слегка.

Спасский весь изъерзался – Эмиль и не подозревал, что с недавнего времени постоянно подбрасывает ему янтарные плоды познания. Хотя, может быть, и подозревал, и даже точно знал – вот как наслаждался его замешательством, усмехался, приоткрывая алые губы почти зазывно. Ну да ладно, будет честными, без всякого «почти».

– Вот, значит, какова твоя роль, – собравшись наконец, выдавил Антон. – Впечатляет. Но, может быть, ты скажешь мне, как все-таки можно менять пространство?

– Да ты сам знаешь, – рассмеялась рыжеволосая красотка и обмахнулась невесть откуда взявшимся черным кружевным веером с алыми цветами. – Можешь вообразить любые предметы, любой пейзаж. Только не слишком агрессивный, не надо мне тут войны. И вообще, не сильно экспериментируй с пространством. А то удирать придется. Все эти туристы моментально станут покруче стаи зомби.

– Почему?

– Агрессию почувствуют. Тебя почувствуют, а ты здесь, дорогой мой, все-таки чужеродный элемент. Не порождение моего сознания и даже бессознательного. Ты здесь сам по себе, и проекции могут тебя убить. Сожрать. Затоптать. Да что угодно могут. Здесь сплошные сюрпризы.

Антон пожал плечами, огляделся и через секунду уже обмахивался точно таким же, как в руках у Эмиля, черным веером.

– Хорошо, – улыбнулся имитатор. – Дальше…

Еще пару минут спустя лодка была доверху заполнена яблоками, клетками с поющими канарейками, старинными безделушками и даже кошмарными золотыми чашками из бабушкиного сервиза. Поверх всего этого безобразия лежала огромная фарфоровая кукла с грустным лицом в пышном полосатом платье и черном парике буклями, которую Антон однажды видел у бабушки на старом бюро. Гондольер размеренно греб, не обращая внимания на заполонившие лодку предметы, и вот только тут Антон почувствовал некую неестественность и даже жутковатость происходящего.

Они снова завернули за угол, и тут Эмиль широко открыл глаза, моментально вернув собственный облик: прямо на них двигалась вполне узнаваемая ими обоими башня, только уместна она была в венецианском пейзаже так же, как арабский рынок посреди льдов Антарктиды. Это была башня из красного кирпича, втиснутая в груду болезненно-бледно-желтых домов с прямоугольными зарешеченными окнами, испещренная белыми знаками, которые складывались в ромбовидные узоры. На самом деле, если приглядеться, можно было понять, что таким образом большинство кирпичей, из которых состоит башня, пронумеровано. Башня была приплюснута сверху остроугольной жестяной крышей, дверей и окон не имела и выглядела довольно мрачно.

– Я смотрю, ты неравнодушен к городским легендам, да, Тони? – спросил Эмиль и незаметно оглянулся по сторонам. – Однако я не сказал бы, что это очень уж плавное изменение пейзажа.

– Люблю все странное, – не слушая его, ответил Спасский, любовно разглядывая корявое красное сооружение посреди сияющих вод. – Люди, которые селились здесь, загадочным образом богатели… или обретали славу… или любящую семью… Есть легенда о маленьком мальчике, который остался сиротой и бродяжничал по этому кварталу. Его мать умерла от побоев пьющего отца, а самого алкаша-папеньку задавило телегой. Сирота боялся приюта и рано или поздно, конечно, замерз бы, но именно здесь, около Башни Грифонов, к нему подошел какой-то богач и забрал к себе жить, усыновил и сделал своим наследником. Еще считается, что именно в этом месте аптекарем Пелем, известным алхимиком, была найдена формула счастья, которую и охраняют живущие в башне грифоны. Грифоны боятся солнца, поэтому днем скрываются в башне, а по ночам невидимыми летают над городом, бросая свои тени на дома Квартала аптекарей... А вот эти белые цифры якобы выстраиваются в тот самый код счастья, если их правильно прочитать. Как бы там ни было, код мне прочитать не удалось, но зато именно здесь я встретил Софью. Она тоже любила Башню Грифонов.