Ловец (СИ)

– Да, самоубийство во сне приводит к пробуждению. Мы говорим – устроить себе выброс. Можно устроить выброс и извне – резко изменить в пространстве физическое положение извлекателя, опрокинуть стул, на котором он сидит, например. Законы гравитации и все такое. Когда падаешь с кровати, всегда просыпаешься.

– Ладно, и что еще за роли в команде, кроме архитектора? Кто из вас кто, кстати?

– Я архитектор, – сказал Том. – Имс – имитатор. Настоящий колдун, – тут же улыбнулся он. – Имитатор – специалист по перевоплощению, во сне он способен вжиться в образ любого человека. Обычно имитатора используют для манипулирования объектом, он должен быть хорошим актером. Также иногда в команду включается химик, который создает специальные снотворные, и координатор, который заранее узнает все об объекте, его здоровье, хобби, но особенно – психическом и психологическом состоянии. На его совести лежат все риски для команды. Сновидцем мы называем того, в чьем сне в текущий момент находятся извлекатели, где происходит само действие. Обычно команде приходится спускаться на несколько уровней, поскольку настоящие тайны никогда не прячутся на поверхности даже во снах.

– Я думал, вы находитесь все это время во сне объекта, разве нет?

– Нет, это слишком рискованно. Мы должны находиться в привычной, дружелюбной среде. Конечно, объекту кажется, что он видит собственный сон, но на самом деле он внедрен в специально построенный для него сон другого человека. Поэтому возможна манипуляция. Грубо говоря, гораздо легче победить врага на своем поле, чем на его собственном. Но в целом, конечно, сновидения общие, и на их ход влияет психология, решения и комплексы всех участников, неважно, кто держит сон.

Антон поставил виски на стол и посмотрел на обоих мужчин – те заметно оживились, глаза у них зажглись, щеки разрумянились. Обучение уже началось, подумал Антон, вот только зачем им я? У них все так слажено.

– Тебе надо запомнить некоторые принципиальные понятия, дорогой Тони, – продолжил Эмиль. – И самое мрачное из них «лимб». Это глубокий уровень подсознания, где время течет бесконечно долго. Если оказавшийся в лимбе извлекатель перестанет осознавать, что находится во сне, он останется там навсегда. Лимб можно сравнить с состоянием комы. Сам термин происходит от религиозного понятия «лимб» – это место пребывания не попавших в рай душ, но не ад и даже не чистилище. Следующее понятие: «проекция» – образ, созданный подсознанием участника сна, отражение его психики. Пока человек не начинает подозревать, что спит, его проекции подчиняются логике сна. Однако когда сон становится осознанным, проекции реагируют на извлекателя подобно лейкоцитам, пытаются уничтожить его. Члены команды извлекателей удерживают, ну, по крайней мере, пытаются удержать свои проекции, чтобы не принести их в сон, сами же притворяются проекциями объекта. «Тотем» – предмет, позволяющий определить реальность происходящего, то есть не находится ли его хозяин в чьем-либо сне. Так, остальное будем постигать на практике… А, вот еще что. Вот мы говорим здесь: сны, сны… Однако разделенные осознанные сны – не совсем сны. Это структурированное поле действия, которым управляет сознание создателей, извлекателей и прочих славных граждан. Если во сне обычного человека всем управляет подсознание, то дримшереры используют возможности мозга по конструированию чего угодно и процессом управляет сознание, в случае команды – объединенные сознания. Попадание в лимб – переход, когда сознание не в силах держать в рамках информационное поле и сдается подсознанию. Попросту говоря, человек, забывший, что он во сне, попадает в обычный сон подсознания – падает в лимб. Сомнацин не просто погружает в сон, а действует как стимулятор для мозга, позволяя ему обрабатывать образы повышенной сложности. Чем мощнее стимулятор, тем быстрее вынужден работать мозг, тем больше уровней может пройти сновидец. Если стимулятор слаб, то мозг скоро перестает контролировать происходящее, сон становится нестабильным, пациент попадает в лимб, погружается в обычный сон, которым не может управлять. Вот почему все дримшереры так боятся лимба. В обычном сне наше сознание не пытается конфликтовать с подсознанием и структурировать его, воспринимает все его выходки как само собой разумеющееся. При переходе из осознанного сна в лимб мозг, стимулируемый препаратом, работает как в реальности, не может подчинить себе подсознание, но воспринимает все его эволюции с рациональной точки зрения. Чтобы не потерять рассудок в лимбе, человек должен быть морально готов к тому, что он увидит, обладать гибкостью мышления… И да, там не работают никакие смягчающие «цензоры», которые обычно прихорашивают или зашифровывают образы в наших сновидениях, – психика настолько взбудоражена сомнацином, что перестает выполнять защитные функции.

– Есть еще дополнительный профессиональный риск, – добавил Том, ставя на столик пустой стакан. – Для тех, кто регулярно использует препарат, обычный сон почти невозможен. Мозг, постоянно работающий на стимуляторах, при попадании в обычный сон испытывает такой же стресс, как и при провале в лимб из осознанного сна.

– Ребята, да вы как вампиры, – констатировал Антон. – Не спите ночами, сидите на таблетках, зависимы от снов. Космический пиздец, господа.

– Мы стараемся не браться за извлечение чаще раза в полгода. Но в последнее время приходится это правило нарушать. И это, конечно, меня очень не радует, – сказал Имс. – Ну что, ты еще способен воспринимать информацию, или каша в голове уже кипит?

– Способен, – кивнул Антон. – Ты мне говорил о доппельгангерах в Петербурге. Это что за звери?

Тут Том словно бы смутился и в то же время, по едва заметным признакам, разозлился – начал постукивать пальцами по подлокотнику и отвел глаза на очередного Тернера на стене, затянутой поверх деревянных панелей зеленой тканью в мелкий цветочек. Эмиль тоже молчал, лишь налил себе еще виски.

Это становится традицией, подумал Антон с каким-то нервным весельем, опять еще только полдень, а он пьян, как сапожник. Хотя он вовсе не был уверен, что воспринял бы рассказ Эмиля на трезвую голову.

– Ну что же вы? Сказали «а», говорите «б», зачем вы меня сюда тогда притащили?

– Понимаешь, – певуче протянул Эмиль, – до этой минуты я тебе рассказывал о вполне понятной, тысячу раз нами исследованной сфере. Но теперь мы вступаем на очень зыбкую почву почти фантастики.

– Да уж конечно, – буркнул Том.

– Да и начать придется издалека. В общем, еще в юности, когда я не был прикреплен к спецназу, а болтался сам по себе, деньжищи греб, работал я несколько раз с одним парнем.

– Несколько раз? – язвительно спросил Том. – Я тебя умоляю, Имс.

– Ну хорошо, мы работали в паре несколько лет. Парень был уникален, очень талантлив: и координатор идеальный, и архитектор – невиданной фантазии и логики, ни у кого после него такого сочетания я не видел. Конечно, я подозревал, что он повернутый слегка, но мне было плевать. Редкостный нарцисс, ну и что? Зато с интеллектом, воображением и чутьем все было у него в порядке. В общем, были звоночки, но впервые я серьезно задумался о том, что все не очень нормально, когда Артур предложил мне остаться с ним в лимбе. «Мы могли бы прожить чудесную жизнь, полную приключений, – пел он мне тогда, и глаза у него горели. – Пока наши тела будут лежать рядом и питаться специальными растворами, мы сможем прожить несколько сотен лет, а может быть, и тысячи. Мы построим города, мы будем обладать магией, мы полетим в другие миры, на другие планеты, осуществим все мечты человечества». Он просил меня и просил, умолял, мы страшно ругались, но я каждый раз посылал его к черту. Мне вполне нравилась реальная жизнь и реальные удовольствия, нравилось мое тело, вкус настоящей пищи, пение настоящих птиц, плеск настоящих волн… Но Артуром эта идея владела все больше, и я начал бояться, что однажды он против воли утащит меня в свою волшебную страну – ранит, например, во сне, и я потеряю сознание, потеряю счет времени, и так и не смогу проснуться, и забуду все, что держит меня на поверхности… Я с таким сталкивался уже, поэтому знал, чего боюсь. Люди старились в лимбе и умирали там, а после возвращались в реал с чистым разумом, подобные овощам. Лежали, как кабачки на грядке, и хлопали младенческими глазами. Меня такая участь вовсе не прельщала. И я сбежал от Артура, перестал с ним работать, замел следы, чтобы он меня не нашел. Какое-то время я о нем ничего не слышал, но прошло лет восемь, появились эти гребаные идеи записывать жизнь на носители, мысли о кибернетическом бессмертии нескольких миллионов избранных… И я сразу вспомнил Артура. Фактически это была та же идея, только в профиль. И в самом деле, оказалось, что Артур был в составе научной группы, которая развивала этот концепт, и напрямую участвовал в его пропаганде через сны. Он был потрясным хакером, он был потрясным сновидцем, естественно, этот лагерь не мог не использовать его как мощное и острое оружие. Он спускался во сны к нужным людям и нашептывал им свои сладкие байки – внедрение всегда ему удавалось мастерски!