Ловец (СИ)

– Однако его можно поймать? – предположил Антон. – Он же, в конце концов, всего лишь человек?

– Он призрак, – фыркнул Том. – Его никто не может поймать.

– Его можно было бы поймать, – мрачно сказал Эмиль. – Если бы он остался обычным, пусть даже искуснейшим извлекателем. Но он стал доппельгангером.

– Да кем же, черт побери, он стал? – вскричал Антон и даже неосознанно вскочил на ноги.

– Магом, – сладко улыбнулся Том, и глаза его затуманились.

Тут Спасский ощутил, как забухал у него в голове медный гонг и глаза начал застилать кровавый туман. Да он просто попал в какую-то другую страну, к двум безумцам, и вовсе не в будущее. Может быть, они опоили его наркотиком или ввели ему что-нибудь, и он воспринял обычные декорации как реальный мир. Может быть, у него просто исказилось восприятие, начались галлюцинации... Надо было бежать, спасать крохотные искры разума, которые еще теплились в истерзанном мозгу.

– Спокойно, дорогуша, – услышал он голос Эмиля и почувствовал, как ему расстегивают воротник рубашки. – Не надо падать в обморок. Ну, пришел в себя? Может быть, кофе? Спокойно, спокойно, Тони. Мы же называем магией все, что не можем объяснить. Черт его знает, может быть, существуют какие-то неведомые науке волны, поля, которые потом будут понятны любому ребенку. Но пока для нас это магия.

– Что именно? – прохрипел Антон.

– Артур теперь обходится без всяких снотворных и приборов. Он просто проникает во сны, сидя где-то…

– В своей темной башне, или в хрустальном дворце, или в каком-нибудь заветном холме, он же такой уникальный… – с сарказмом подхватил Том.

– Ну, это мы так шутим, – приподнял уголок рта Эмиль. – Он проникает во сны людей, как-то настраиваясь на их волну. Вообще, раньше я был более чем убежден, что Артур, как гениальный компьютерщик, просто сконструировал такой вот хитрый чип и засунул его себе в мозг. Это вполне понятно, допустимо, разумно, в этом нет ничего смущающего умы. Просто очень новая технология. Но потом я встретился в своих снах с тобой. И тогда моя стройная теория полетела к дьяволу. Потому что у тебя-то точно нет никакого чипа. А ты также шляешься по чужим снам и принимаешь в них живое участие. В моих точно.

– Но… Может быть, это совпадение, – вяло возразил Антон. – Просто… где-то что-то пересеклось… материя, информация… Я не знаю, я не силен в этом.

– Угу, – промычал Эмиль. – Пересеклось. Просочилось. Да, все верно, только ты тоже бродишь по чужим снам, этого не отменить.

– Тут дело серьезное, – сказал Том. – У Артура аппетиты всегда росли, как в сказке. Чем дальше, тем страшнее. Тот ученый, который скоро представит миру имплантат, записывающий сны, – это и есть Артур. Сегодня он бродит по чужим снам, как живой вирус. Страшно представить, что будет, если идея о кибернетическом бессмертии станет практикой. Если Артур тоже станет «бессмертным», все остальные миллионы избранных будут моментально заражены им уже как вирусом компьютерным. Несомненно, что и в форме двоичного кода он найдет способ бродить по чужим сновидениям, эмоциям, воспоминаниям, управлять глобальной сетью. Эта часть мира превратится полностью в его вотчину. И чем больше людей будут подключаться к этой системе, тем больше у него будет рабов. Вся виртуальная жизнь этих так называемых «бессмертных» станет владениями «короля Артура». Однако, скорее всего, Артур пожелает управлять «бессмертными», сам не примыкая к ним. Он же изобрел большую часть этих технологий, он сумеет манипулировать новой частью мира извне. Я думаю, он оставит для себя несколько видов развлечений. Будет гулять, как кошка: и там, и сям, и здесь.

– Нам надо поймать его, – сказал Имс. – И сделать это можешь только ты. Поскольку ты тоже доппельгангер. Хотя мне и не хотелось бы его смерти, но…

– Не хотелось бы его смерти? – яростно выплюнул Том, и глаза его стали совсем синими, штормовыми, даже лицо исказилось до неузнаваемости. – Да молиться надо о его смерти! О да, какой же он уникальный, как он тянулся к познанию самого себя! Твои восторги неуместны, Имс! Он не интересовался знанием, он всегда интересовался только собой, собой! И умом повредился из-за этого, слишком долго заглядывал в бездну! Так глубоко погрузился в себя, что оказался на самом дне! Его уже нет, Имс! Нет! Того, кого ты знал!

– Том прав, – тихо сказал Эмиль. – Поэтому-то мы порой и зовем его Нигредо. Когда-то алхимики считали, что нигредо – начальная стадия любого процесса, где происходит трансформация. Сначала все должно основательно перегнить, как компост, распасться. Сначала все имеет привкус горечи и гнили. Артуру тоже казалось, что мир разваливается на части и что это никогда не кончится. Но он мог бы прийти к другому финалу.

– Ой, прекрати, Имс, – зло сказал Том.

Имс не ответил и только начал слегка качаться в кресле, уставившись на бутылку перед собой каким-то слепым взглядом, и пальцы его на подлокотниках слегка скрючились. А потом резко встал и быстро вышел из комнаты.

И тут Антона озарило.

– Почему Артур предлагал именно Эмилю остаться с ним навсегда?– спросил он Тома.

Том мгновенно закаменел лицом, молчал долго, но потом все же выдавил слова, которые Антон и ожидал услышать.

– Они были очень близки, – сказал Том, тоже встал и покинул гостиную.

Антон остался один на обитом мягкой кожей диване, пьяный, опустошенный, измученный, казавшийся самому себе очень жалким. Голова кружилась, в желудке сосало, яркое дневное солнце било сквозь тонкие зеленые занавеси, но сейчас Спасскому больше всего на свете хотелось спать. Он свернулся на диване и тут же словно бы мягко сполз в темноту.

Глава 8

А, может, было слишком мало дней?

И, может быть, мы торопились очень?

И что-нибудь не разглядели в ней,

Когда сменялись быстро дни и ночи?

(с, Петр Давыдов)

Спасский проснулся уже посреди ночи и был неприятно удивлен этим фактом. Губы со сна запеклись, лицо горело, во рту плавал неприятный металлический привкус, и он, некоторое время бесцельно полежав в темноте и поглазев в освещенный луной потолок, пошел искать ванную комнату.

Ванная вовсе не была образцом английского стиля, а оказалась китчевой, от пола до потолка облицованной блестящей алой плиткой, со стилизованными под старину золотого цвета раковинами с прозеленью, в которых прятались хитроумные сенсоры, реагирующие на голос и движение. Это он успел сообразить, потому что только наклонился к раковине и произнес «вода», как вода тут же полилась, в меру теплая и упоительная на вкус, видимо, какой-то многоступенчатой очистки.

Из ванной открывался вход в другую комнату, круглую, маленькую, напоминавшую будуар, и был этот будуар весь черно-синий, как звездное небо, как отражение настоящего звездного неба, которое сейчас бесстыдно пялилось в незашторенное окно.

Антон умылся и подумал, что ему лучше вернуться в гостиную, а перед этим найти плед – во всем доме как-то неожиданно оказалось прохладно, хотя в той комнате, где заснул Спасский, ровно гудел электрический камин, пугающе натурально стилизованный под настоящий. Но Антон чувствовал себя странно беззащитным без одеяла, пусть даже самого декоративного и тонкого. Обратно он шел почти крадучись и почему-то чувствовал себя вором, словно бы это не его притащили почти волоком в этот дом, а он сюда проник без всякого спроса.