От альфы до омеги (СИ)

Одним пальцем равнодушно перещелкивая на панели тумблеры, Тео бросил:

— Я думал, что с нами полетят еще кое-какие друзья. Сальватор…

Ирис замерла. Неужели она все-таки подобралась и к этой загадке? Неужели она увидит и его?

— Никто сюда больше не влезет, — заведя глаза, отрезала Гайя. Она сидела на коленках у Тео, отчаянно мешая ему управлять.

Тит, зажатый позади кресла, держался за спинку. С комфортом ему, кажется, повезло больше всех, но взгляд у него был тяжелый, взволнованно-решительный.

Зря Ирис заговорила о том, что Тит и сам хотел слышать. Зря. Зря. Зря. Побег, полет и удалое веселье для него были странными, чуждыми, опасными. Но он решился на них из-за нее.

— И то верно, — хохотнул Тео. — Тогда летим прямо в горы!

— Но там же совсем нечем дышать! — улыбка сползла с лица Гайи.

Иола заложила вираж, и девушка схватилась за первую попавшуюся ручку. Тео смахнул ее ладонь с приборной панели и выровнял вильнувший аппарат. В их волосах выл ветер, трепал одежду, выбивал из глаз слезы.

— Ну, мы же не к богам в поднебесье полетим, правда? — Тео потрепал ее за нос, и Гайя заулыбалась. — Мы полетим в одно ущелье… Оно невысоко. Там очень красиво. Подлет шикарный. Сейчас оцените, что может моя Иола.

Ирис уткнулась взглядом в кресло пилота. Тит сжимал подголовник с такой силой, что костяшки побелели, а пальцы напомнили клешни.

Солнце резко ударило по глазам, когда Иола легла на крыло и пошла по дуге в сторону горных кряжей. Они поднялись высоко, и город ухнул в сонную дымку. Внизу колыхался Алый Залив, плотный, матовый: с такой вышины ряби было не разглядеть, и поверхность сливалась в единое сероватое месиво. Уже знакомый пролет между гор мелькнул впереди, но Иолу мотнуло в сторону. Они пропускали Алый Залив под брюхом, летели на другую сторону, туда, где чернели шестигранными кристаллическими колоннами скалы — Зубья Великана. Гигантские, неправдоподобные зубы вставали из воды и взмывали неровными рядами сот, плотно сбитых самой природой. Они казались ненастоящими, рукотворными, математически-угловатыми, но эти скалы и вправду создала сама природа — Ирис об этих скалах читала.

Иола поднялась чуть выше, заложила два кольца, любуясь видом на подернутые утренним туманом скалы, а потом обернулась вокруг, заходя сзади. Отсюда открывался совсем другой пейзаж: неохватная площадка из шестигранных плит, неровно пригнанных друг к другу, напоминала застывшие ряды колков из нутра рояля. С высоты — по широкой дуге вниз, потом, у самого края — всплеском вверх, дальше — обрыв, а за ним, далеко через Алый Залив — шпили и башни Эмпориума, сверкающие в восходящем солнце.

Они снижались. Тео заприметил зажатое в скалах, словно в ладонях, плато у обрыва и направил аппарат прямо туда.

Ирис смотрела на него сбоку и пыталась припомнить, каким он станет. Тот же прямой нос, хитрый прищур глаз, но незнакомый, лихой жест: быстро и ловко огладить волосы ото лба к затылку.

Молодой Ликвидатор был красив и прекрасно об этом знал. Старому Ликвидатору на собственное лицо было наплевать. Молодому Ликвидатору нравилось нравиться. Старому Ликвидатору такие трюки были безразличны. Молодой Ликвидатор не смотрел ни на Гайю, ни на Тита, ни уж тем более на случайную гостью Ирис: ему, кажется, было все равно, кто его окружал. Избавился ли от этой привычки старый Ликвидатор, Ирис не знала: окружать его было толком некому.

Отчего ей так хотелось увидеть того Ликвидатора, из четырнадцатого года? Отчего ей вообще чего-то хотелось? Откуда взялось это желание и как возникло?

Она вспомнила как он держал ее голову на своих коленях в темной улочке после перезагрузки, как протянул руку, помогая спуститься из окна, выходящего к ботаническому саду, как хитро и насмешливо впервые на нее глянул, когда она стояла в шеренге других омег…

Ирис не умела чувствовать, и в этом она не сомневалась, но что у нее было, так это память. Эти несколько дней за стенами Центра она запомнила хорошо, словно эти впечатления были в ее жизни первыми. Они отпечатались в ее процессоре глубоко и тяжело, заняли куда больше пространства чем, наверное, следовало, и теперь снова и снова вставали перед ее глазами.

Сальватор своими улучшениями ее все-таки сломал: она так и не станет настоящей омегой. Даже если дойдет до десятки, научится изображать человека без единой ошибки, она не будет ни человеком, ни омегой. Сальватор лишил ее машинной простоты и логики. С зеркальными нейронами она всегда будет слышать чужие чувства, и выполнять положенные омегам задачи с такими помехами она не сможет — да и кто ей теперь эти задачи поставит? В ней нет положенной омегам нейтральности — она уже не то невозмутимое и безразличное к тревогам высшее существо, которым ее проектировали. Но нет в ней и настоящей человечности — ведь ее создали искусственно.

Иола снизилась, зависая над площадкой, и тихо опустилась на землю. Тео широким, почти театральным жестом заглушил моторы.

Здесь, высоко над Алым Заливом, ветер завывал не на шутку. Он скрипел и свистел, вихрями закручиваясь в откинутом куполе, забивался под ноги в кабину и бросал в лицо Гайе пряди. Одно мгновение все колебались, молча вслушиваясь в свист порывов, а потом Тео, заулюлюкав, выскочил наружу, подхватил Гайю, а за ними на камни сполз и Тит. Ирис спрыгнула последней.

Колонны, будто под один рост срезанные ножом, образовали гигантскую площадку, выложенную шестигранными пластинами. Одни были поуже и помельче, другие — крупнее, и на них можно было встать вчетвером, но чаще всего попадались одинаковые, будто бы вырезанные машинами по одним и тем же лекалам. Ирис ступала по гладким, отполированным природой шестигранникам, и краем глаза смотрела за Тео. Они с Гайей наперегонки бросились к краю скалы. Тит, побледневший от страха, встал как вкопанный в трех шагах от Иолы, крутил головой и нет-нет, да поглядывал на Ирис, словно ждал от нее приказаний. Она в его сторону не глядела.

— Надо поговорить, — сказала Ирис в спину Тео.

Стена из колонн уходила в Залив отвесно и решительно: врезалась в красноватую пенную волну. Солнце сверкало на гребнях волн, пахло солью, водорослями и мокрым камнем.

Он повернулся к ней неохотно, медленно. С его губ еще сходила улыбка, которая предназначалась Гайе. Она держала равновесие у самого края плит, балансируя над обрывом, а он хватал ее за руки.

— Ты же будешь Ликвидатором, верно? — спросила Ирис, напряженно хмуря брови.

Она старалась выглядеть серьезной, но Тео быстро отвернулся.

— Еще как буду, — пообещал он и схватил Гайю за другую руку. — Давай-ка не шути, — пожурил он подругу. — Тут еще с ночи роса, поскользнешься.

— А вот и нет, я ловкая, — поддразнила Гайя и вырвала запястье, но все-таки от края отступила.

— Дело важное, — попросила Ирис. — Я кое-что видела.

Тео притворно-тяжело вздохнул.

— Ну давай, выкладывай.

Он опустился на край скалы, свесил ноги и, любопытно вытянув шею, плюнул в Залив. Ветер исступленно рвал платье Гайи. Тео, смеясь глазами, смотрел за ней: она раскинула руки и крутилась в порывах, словно в танце.

— Я видела аномалию, — начала Ирис. Она присела рядом, поджав под себя колени. Смотреть на воду она избегала. Не боялась, конечно, но, если бы была человеком — могла бы. Так говорила система имитации.

— Анома-а-алию! — уважительно покивал Тео. Он все переглядывался с Гайей и улыбался.

Ирис вдруг представила, как хватает его за отвороты летной куртки, встряхивает что есть силы, встряхивает еще и еще — и тогда, быть может, он, наконец, смотрит на нее, а не на эту бестолковую красотку Гайю, на которую ему, в общем-то было наплевать — лишь бы нравиться.

— Особую аномалию, опасную. Она назвала себя мааджитом.

— Мааджитом... — протянул Тео.

— Я с ним говорила.

— Да еще и говорила!

— Ты слышишь или нет, Ликвидатор?

— Не-а.

Тео вдруг повернулся к ней и впервые посмотрел на нее в упор. Ирис перестала дышать.