Ренегат (СИ)

— Возможно, ты не заметила, но твоя одежда до нитки пропиталась кровью, поэтому я вынужден был тебя отмыть. — спешит оправдаться Люк, а я наивно полагала, что он спит. Прикасаюсь к волосам — они тоже начисто сполоснуты. — Можешь не благодарить.

Глава 11. Сезон охоты объявляется открытым!

— Просыпайся, Маверик. — ласково бормочет Люк мне на ухо, наклонившись так низко, что уперся в левый висок носом. — Вставай, сколько можно спать!

— Что случилось? — сонно ворчу я, когда он, навалившись, стискивает меня в объятиях.

— Идем на обед. — продолжает бурчать он. — Собственно, мне все ровно, но для тебя это важно.

— Я не хочу. — отказываюсь я, подсунув руку под голову. Не верится, но мой язык уменьшился до нормального размера, и я снова могу членораздельно говорить. — Люк, я честно никуда не хочу идти.

— Мне жутко нравится, как ты произносишь мое имя, а делаешь ты это очень редко.

— Это неправда. — слабо возражаю я. — Хорошо, я постараюсь называть тебя по имени почаще. А теперь можно я еще поваляюсь?

Надеясь, что Люк даст мне еще пару минут отлежаться, тяну одеяло к подбородку. Но он садится на край кровати и нагло стягивает его с меня.

— Маверик, что за дела? — сердится он. — Вставай уже!

— Не отступишь?

— Нет.

— Какой ты назойливый! — тушуюсь я от раздражения. — Ладно, — и вынуждено соглашаюсь. — Сейчас.

Несмотря на ощутимую усталость в руках, каменную тяжесть в животе, и острое нежелание просыпаться, сажусь. Вчерашний вечер был необычайно ужасным, но выбросить воспоминания из памяти нелегко. Громила Хонор, кровавый поединок, завершающая нотка от Фрэнка — роковой выстрел в Трикса, я выхожу из клетки, теряю сознание, затем вижу Люка, хлопочущего надо мной, обрабатывая побои. По запомнившимся болезненным ощущениям, мое лицо превратилось в нечто кровавое и, думаю, пока раны заживут, пройдет не менее трех недель и останутся шрамы. Но вдруг осознаю, что я улыбаюсь и мне совершенно не больно.

Щепетильно ощупываю свое лицо и не верю ощущениям, ибо мне кажется, что кожа мягкая и ровная, нет рубцов и ран, а отеки бесследно исчезли.

— Все отлично зажило. — молвит Люк.

— Правда?

Люк, подтверждая, кивает.

— Я предупреждал, что будешь, как новая.

С благодарностью обнимаю его. Люк смеется, но едва я отдаляюсь, он омрачается.

— Я не думала, что так быстро. Спасибо. Что бы я без тебя делала!

— Если бы не я — тебя бы здесь не было. — грустно роняет он.

— Не выдумывай! Это мой сознательный выбор. Тем более, когда-то это все закончится, и мы вернемся к настоящей жизни. А разве жизнь не испытание? Да и еще похуже этих будет. Но ты же не станешь корить себя за то, что мы вообще живем, правда?

— Но ты не должна проходить тестирование. — неумолимо стоит он на своем. — Сегодня начнется последняя проверка, и ты увидишь, что я не зря сожалею.

— Что-то серьезное? — спрашиваю я, готовясь к самому худшему.

— Охота. — глухо отвечает он.

В памяти сразу всплывает разговор с Каей. Я четко вижу ее покрытые уродливыми, тщательно скрываемыми рубцами руки и шею. Она упоминала о кипящем озере и сколоченную арену над ним, с которой свалилась в обжигающую воду, а Люк ее вытащил. Скоро состоится еще одно бессмысленное испытание, где погибнут невинные люди. А ведь жизнь — это не безделушка, с которой можно поиграться, сломать и выбросить, но многие об этом забывают.

Наверно, проверки будут продолжаться до тех пор, пока не умрут все. Может в этом весь смысл? Нас попросту истребляют, и Охота будет обычным отловом с неисчислимым количеством жертв?

— Зачем еще охота? — протестую я во весь голос. — Для чего? Вчера погибло столько народу…

Знаю, Люк к их гибели не причастен, и я зря вымещаю на нем накопленную злость, но я не могу остановиться. Меня изнутри разрывает лютая тоскливая злоба — погибают ни в чем невинные ребята, а я бессильна и слабая, чтобы что-то изменить и остановить.

Некоторые чувства невозможно сдержать, даже сохраняя их под давлением. Они неизбежно вырвутся наружу, потоком обжигающей лавы.

— Сколько у нас времени? — осведомляюсь я, боясь услышать ответ.

— До вечера. — медлит Люк.

— Так мало? — изумляюсь я. Всего лишь пять часов… У нас осталось только пять часов! А не продолжительная, размеренная счастливая жизнь, как мы того хотели. — Не отходи от меня ни на шаг, мы должны провести их вместе.

Люк улыбается, а у меня слезы наворачиваются на глаза. Наделав полным-полно роковых глупостей, теперь я сожалею практически обо всем. Но все можно, если не вернуть, то исправить. Я должна наконец-то признаться Люку, что пришла с ним попрощаться в день его отъезда и видела его на площади, он стоял совсем близко. Возможно, признание — все, чем я могу отблагодарить его за бесконечное терпение, верность, за его безвозмездную заботу и защиту. Но, понимая весь ужас происходящего, не могу выдавить ни слова, будто язык проглотила. Люк обнимает меня и целует в макушку.

Невольно приливающие мысли об Охоте вызывают во мне необоримые приступы страха. Я не должна ему поддаваться, ведь вся наша жизнь — испытание. И, чтобы продвинуться, как можно дальше, нужно бороться. Нет, я не могу сдаться в самом начале. Я не могу сдаться вообще! Люк выжил, я постараюсь ответить ему тем же.

— Ты справишься. Ты сильная. — утверждает он. — Я уже говорил тебе это, помнишь?

— Я — не ты, Люк. — противоречу я, поникнув.

— Ты расправилась с Триксом и способна не большее. Ты всего лишь недооцениваешь себя!

— Откуда тебе знать, что я могу?

— Маверик, — произносит Люк тихо, но убедительно, — я видел. И ты научила меня бороться.

— Что за бред ты несешь, Люк? — недоумеваю я. — Как я могла тебя чему-то научить? А главное, когда?

— Когда мы нарушали законы, выходили на площадь и, когда ты ругала меня за то, что я хотел сбежать.

— Надо было убегать с тобой, и тогда бы мы не торчали здесь, ожидая тестов, как подопытные кролики! И плевать, если за Дугой никого и ничего нет, мы бы выжили! Разве мы не это здесь делаем? Выживаем, даже времени перевести дух нет. — подвожу я итог зашедшего в тупик разговора. — Извини, мне нужно умыться.

Приняв теплый душ, наряжаюсь в приготовленную Люком одежду. А затем, сидя в тягостном безмолвии, он заплетает мои волосы в колосок, и мы спускаемся в полупустую столовую, где за нашим столом — кроме меня и Люка — разместились еще три знакомых человека: Луи, Мередиан и Эббигейл, изборожденное глубокими царапинами насыщено-синее некогда прелестное лицо которой опухло до пугающей неузнаваемости.

За соседними столами каждое второе место — пустое. Это означает, что вчера умерло более двухсот ребят. На миг ощущаю опустошающую и неопровержимую уверенность в том, что они никогда больше не займут свои места; для них проверки бесповоротно закончились, как и их короткая жизнь.

Меня распирает от неукротимого гнева. Как можно убивать так много людей одним махом? Почему это затянувшееся кошмарное, безжалостное уничтожение никто не остановит?! С каждым новым испытанием павших становится все больше и больше. Сколько тогда человек останется после Охоты? Пятьдесят? Двадцать? Или десять? Я напрочь отказываюсь верить в то, что проверки созданы с благим намерением. Нет, власть уничтожает голодные рты и миролюбивый народ с определенными намерениями, жаль, что они пока что мне неизвестны. Но я обязательно выясню, в чем состоит злой, кровавый умысел, если выживу, конечно.

Отбыв короткий напряженный обед, мы возвращаемся в теплое, уютное жилище Люка, где чувствую себя почти как дома. Он всячески пытается меня подбодрить, хоть настроение у меня еще, куда ни шло, вопреки неожиданно напавшей нервной трясучке. Мы дурачимся, как безбашенная мелкота, и на недолгий период я вовсе забываю, что ждет меня впереди. У нас даже выпадает три великолепных момента, когда можно смачно и жарко поцеловаться, Люк ведет себя весьма странно, точно бессовестный негодяй, отворачиваясь, когда я пытаюсь чмокнуть его в нежные губы.