Ренегат (СИ)

Можно бесконечно долго размышлять о маловажных вещах, которые занимают места в жизни не больше, чем чашка на столе, но меня кое-что беспокоит. Отныне за мной и моими тренировками будет присматривать Кроу. Считаю, надо сознаться — все могло закончиться куда хуже. Но если ему чудом взбредет от меня избавиться, то никакие мои удовлетворительные результаты не повлияют на его окончательное решение. Не исключаю, что он уже об этом помышляет.

К тому же я пригрозила близящимся восстанием. Восстанием, которое освободит Богем, и, которое никогда не подымится. Ни в ближайшем будущем, ни в далеком. Никогда. Это все утихающие отголоски моих наивных фантазий. Никто не зайдет настолько далеко. Никто не осмелится пойти так далеко.

Но я хочу, чтобы все изменилось. Разве возможно жить так, как будто все время пребываешь на войне? Жертвы, жертвы, жертвы… Единственная цель — выжить. Будто принадлежащий определенным людям, выстроенный вокруг мир хочет, чтобы мы сдались; чтобы перестали бороться и смирились со своей злополучной участью.

Завтра состоится очередное испытание. И кто-то умрет. Возможно, это буду я. Не знаю… Но мне страшно. Сущий кошмар наблюдать, как умирает знакомый человек, и ты не можешь ему помочь, хотя знаешь, что способ есть.

Дожить бы до того дня, когда все окончательно и бесповоротно изменится в благую сторону; когда справедливо отменят эти бессмысленные испытания. Для этого мне нужно из всех сил стараться: стрелять без поражений, метать ножи точно в цель, пройти через все ужасные испытания. Клянусь, что Кроу не насладится моими неудачами! Я этого не допущу. Он не увидит моей смерти! Пускай каждая моя победа, каждый прожитый мною день станет его постыдным разгромом. Я буду бороться! И увижу его досадное падение.

Я содрогаюсь — кто-то, незаметно подкравшись сзади, касается моего плеча.

— Эй. — звучит тихий и успокаивающий голос Люка. — Все хорошо.

Он садится рядом. Мы недолго и, кажется, понимающе молчим.

Люк обнимает меня и поглаживает по голове. Странно, что время, беспощадное к другим, смилостивилось над нами, нашими отношениями, не подпортив их. Без Люка моя бы жизнь ничего не значила, без него не так громко билось мое сердце, и еще более уродливым казался мир. Хорошо, что мы, еще, будучи несмышленной мелкотой, нашли друг друга.

— Ждал, пока ты поднимешься, но, похоже… — умолкает он.

— Я собиралась, правда. — оправдываюсь я. — Хотела побыть одной, но совершила ошибку. Представляю, какого было тебе, одному.

— Ужасно, — молвит он, — но меня утешали мысли о девушке, которая меня не забыла, не променяла ни на кого другого…

— Она не могла. — щурюсь я, улыбаясь. Он думал, что я от него отрекусь? Наивный какой, хи-хи.

— …Которая, — продолжает Люк, — не потеряла свою детскую непосредственность и очарование.

— Прекрати, не такая я очаровательная. Не преувеличивай.

Видел бы он, какими выпученными, полными ужаса, глазами смотрел на меня Кроу. Будто никакая я не миляга, а подожженное огородное пугало со светящейся тыквой вместо головы.

— Никогда. — смеется Люк, обнимая меня.

— И не щекочи! — требую я. Вечно он так делает, отлично зная, насколько сильно это меня раздражает и, что я всегда гогочу, как гусенок.

— Я жутко соскучился. — оправдывается он. — И ты мне ничего не запретишь.

— Но не здесь же! — огрызаюсь я, обсмыкивая одежду. — Веди себя подобающе.

— Что с тобой произошло, Маверик? Ты стала чрезмерно застенчивой. Ну, ладно-ладно, идем. — говорит Люк.

— Ну, не знаю… А ты угостишь меня чем-то вкусным? — спрашиваю я, хлопая глазами. — Я уверена, что у тебя что-то для меня найдется.

Поднявшись в комнату Люка, первым делом принимаю душ, и, нарядившись в здоровенную тускло-голубую футболку и теплые свободные штаны, сажусь за стол.

Как я надеялась, Люк приготовил сырную запеканку с мясом, которою я лопаю так, что за ушами трещит. Не то, что бы я настолько проголодалась, но от аппетитно пахнущего, еще горячего — похоже, что мясо Люк сам запекал — блюда, меня невозможно оторвать. Хорошо, что он не хохочет с меня, когда я питаюсь говорить с полным ртом, хотя внятно выговорить хоть что-то не получается, от чего самой смешно.

Наевшись досыта и допивая согревающий чай, наконец-то открываюсь: выкладываю по порядку то, что обсуждал со мной Кроу. Пока я изливаю душу, Люк внимательно меня слушает, но не удивляется ни одному слову, будто обо всем осведомлен или лично присутствовал на встрече. Затем он меня успокаивает, будто я пережила небывалое потрясение и все еще нахожусь в шоковом состоянии, и укладывает спать. Я только рада его бескорыстной заботе.

— Ты знаешь, как мне удобнее. — говорю я Люку как можно серьезнее, подвигаясь к нему. Он хотел вновь лечь на диване, но я, нахлобучившись, вразумительным, и отчасти угрожающим, тоном отсекла, чтобы он лег рядом. Он не смог отказать, а теперь винит себя, потому что я с необычайным любопытством тщательно ощупываю его рельефные мышцы. Раньше он был тощим, как жердь, но сейчас… Словом, само удовольствие к нему прикасаться.

— Маверик, — смущенно усмехается Люк, — уже поздно.

Наверно, он намекает на то, что я перестаралась с телячьими нежностями.

— Что? — защищаюсь я. — Думаешь, один ты тосковал? Хорошо, ложимся спать. А говорили, что я зануда. Я не обижаюсь, но… — Я кладу голову на его плечо, и, он, запустив пальцы в мои волосы, стискивает меня в крепких объятиях так, что я начинаю задыхаться. — Мне бы хотелось провести больше времени с тобой.

— У нас все впереди.

— Ну да, — тяжело вздыхаю я.

Просыпаюсь от громкого хлопка. Впопыхах сообразив, что меня пуще ока оберегает, стоящий у закрытого шкафа, Люк, успокаиваюсь.

— Извини, — говорит он. — Не хотел тебя разбудить.

Снова растянувшись звездой на кровати, закрываю ладонями лицо. Я не выспалась и чувствую себя разбитой. Хоть Люк и дал мне хорошенькой взбучки за то, что я не позволяла ему уснуть, вчера мы все ровно еще долго говорили о несущественных мелочах. Теперь он смотрит на меня с жалостью, которою, очевидно, я у него вызываю своим плачевным видом.

Сев подле, Люк кладет руку мне на живот, в котором нечто громко взвыло, заставив меня облиться краской стыда и расхохотаться до икоты.

— Прости.

— Поднимайся, будем завтракать.

— Может в столовой?

Люк надел черную футболку с V-образным вырезом и обрезанными под углом рукавами. И только где он ее достал? Улыбаясь, ткну указательным пальцем в одну из татуировок на предплечье и провожу невидимую линию к рисунку пониже. Что они значат — не имею ни малейшего понятия, но я уверена, что смысл у них все же есть.

— Уже пора идти, да? — спрашиваю я, нахмурившись.

— Нет. — смеется он, выдержав интригующее молчание. — Хочешь еще поваляться?

Похоже, что он видит меня насквозь.

— Чуть-чуть. — баламучусь я, похлопывая по белой простыни. — Иди сюда.

Интересно, я когда-то говорила Люку насколько он замечательный, особенно, когда, притеснившись, обнимает меня? Он хороший, теплый человек, с которым чувствуешь себя, как дома, и, познавший немало горя, которое не подкосило его, а заставило стать сильнее. А еще он великолепно меня понимает, даже с полувзгляда, будто читает мои мысли. И иногда мне кажется, что мы созданы друг для друга. Хотя, так оно и есть.

Люк еще до отъезда говорил, что я его первая и последняя любовь. Поэтому мы никогда не расстанемся и не забудем друг друга, потому что первую любовь невозможно забыть. Он сдержал свое слово, чему я очень рада.

— Маверик, — шепчет Люк.

— Что?

— Хочешь еще поговорить?

— Нет. Со мной все нормально.

— Мне так не кажется, — смеется он. — Ты меня удушишь.

— Прости, — извиняюсь я, ослабляя хватку.

— Ничего, мне нравится. Можешь продолжать.

В шумной столовой, сидя за тарелкой горячей каши, я чувствую себя чуток скверно. Люк поведал мне, что на рассвете Кроу уехал, скорее всего, безвозвратно. Это меня должно было порадовать и капельку подбодрить, но я сижу как в воду опущенная, и мне кажется, что за мной неусыпно следят.