Машина снов (СИ)

(ты умеешь плавать во снах, Марко)

Шелест песка усиливался. Марко опустил глаза и увидел, как песчаные волны разбиваются о невидимый барьер, окружающий машину. Песок образовывал правильные концентрические круги по всему периметру основания машины, словно бы она стояла в центре причудливого, но удивительно правильного чертежа. Марко чуть прищурился, и чертёж стал трёхмерным, поднимаясь от пола прямо к глазам. Словно дворец вырастал вокруг машины, представлявшейся ему теперь в виде большого центрального павильона, наподобие Пагоды предков. Внезапно он чихнул, ноздри, раздражённые запахом влажноватой пыли, резко исторгли песчинки из носоглотки, и невольные слезинки смыли наваждение. Песок осел, снова улёгшись чудными узорами. Марко шагнул к машине и почувствовал нежное, но тугое сопротивление воздуха, словно бы сгустившегося над узором. Он сделал внутреннее усилие и перешагнул через невидимый порог. В ответ песок зашевелился сильнее, змейки забурлили, заиграли, как рыба над поверхностью Драконьих прудов перед закатом. Марко отнял ногу, и песок успокоился.

(как будто кто‑то распахнул двери, молодой господин, и оттуда в наш мир хлынуло что‑то чужое)

Марко тряхнул головой, пытаясь избавиться от сотен шепотков, ясно звучавших где‑то вокруг головы, проникавших внутрь вместе с ветром. Но шелест лишь усилился. Марко привычным движением потянул из ножен меч, и в ответ песок снова взбесился, поднимая замысловатые мелкие смерчики. Марко ткнул кончиком лезвия один из пыльных столбиков, вращающихся ближе к нему, и песок как живой на мгновение обвился вокруг стали верёвкой.

(открыты ли твои глаза, молодой мастер)

Против собственной воли он потянул носом воздух, втайне боясь почувствовать знакомую вонь, предвещающую появление жутковатых соплеменников погибшего страшной смертью Ичи‑мергена. Его передёрнуло, по спине скользнул холодок страха. Но чистый воздух не нёс с собой ничего, кроме слабого аромата цветов, свежести журчащего за порогом ручья, горьковатого привкуса зазеленевших ив и тёплого запаха благовоний, которые жгли стражники в надежде обуздать духов ночи. (он пришёл; варвар, способный плавать во снах)

Марко кожей, всеми волосками на теле ощущал чьё‑то присутствие. Но враждебное ли дыхание доносилось до него из‑за тёмных полосатых теней? Он не мог разобрать. Выставив вперёд меч, вытянувшись в струну, как перед атакой, Марко напряжённо вглядывался в темноту покоев, подумывая использовать глаза сна,но смутная боязнь перед тем, что он может увидеть, останавливала его. Он переложил меч в левую руку и осенил себя крёстным знамением. Какая‑то часть его существа успокоилась, словно перестал плакать ребёнок, прячущийся в колодце его уставшей, истерзанной страхом души, но тут же другая часть сердца засмеялась ядовитым смехом.

(твои странные мантры здесь бессильны, здесь говорят на других языках)

Меч висел в его руке бессмысленным куском железа, холодно игнорируя жар его ладоней. Сталь больше не пела, не дрожала в руке. Это чувство пугало.

(тебе нужно знать лишь имя или место того, что ты ищешь)

Марко открыл глаза. Солнце хлестало сквозь распахнутые настежь ставни. Десяток копейщиков во главе с Кончак‑мергеном стояли, почтительно склонив головы. Марко сел на полу. Меч лежал в руке как‑то странно, неподатливо, непослушно. Марко проследил взглядом вниз по лезвию. Конец лезвия тонул в схватившейся луже крови. Широкий коричневый поток тянулся на полторы сажени, вытекая из‑под распростёртого мёртвого тела. Чья‑то бледная тонкая рука сжимала сталь в посмертной судороге.

– Вы великий воин, – звонко выкрикнул молодой голос, и стражники опустились на колено. Кончак‑мерген махнул рукой, и воины ладно прокричали татарское приветствие.

Марко тряхнул головой, пытаясь прогнать тяжёлые остатки сна. Рука не слушалась, словно сведённая усталостью после чудовищного мышечного усилия. Спина отозвалась резкой болью.

– Переверните это, – шепнул он, раздирая ссохшиеся голосовые связки. – И… пить…

– Чаю? – спросил сотник.

Марко мотнул головой и прикрыл веки. Свинцовая тяжесть тут же камнем ударила в затылок, маня его преклонить голову и упасть в пучину глухого сна. В губы ткнулась холодная кромка фарфора. Не поднимая век, он потянул в себя благословенный винный нектар. С каждым огненным глотком силы возвращались к нему. Наверное, так чувствует себя змея, согреваясь на камнях после обжигающего ночного холода, подумал Марко.

Он с усилием открыл глаза и увидел, как стражники держат за волосы голову женщины. Когда тело приподнимали, наполовину перерубленное горло чвакнуло, лёгкие выпустили застоявшийся воздух, и женщина выдохнула, словно вдруг ожила. Из мёртвой руки тянулась рыжая полоса ржавчины, очертаниями напоминавшая распавшийся в пыль изогнутый меч.

– Кто она?

– Женщина с Луны? – боязливо ответил вопросом на вопрос молодой голос из неровного строя.

– Великий хан тайно покидал дворец на несколько дней. Этой ночью он вернулся. Когда императорский кортеж проезжал мимо Пагоды предков, на нас напали, – ответил Кончак‑мерген, склонившись в глубоком поклоне.

– Кто ?

– Мы не знаем. Мы не успели заметить.

– Потери?

– Убит весь отряд. Точнее, они просто умерли, без видимых причин. Внезапно рухнули наземь прямо там, где стояли. Как если бы их отравили, – ответил сотник. – Или околдовали, – помявшись, добавил он.

– Великий хан?

– Вы спасли его.

– Я?

– В сиянии лунного света вы появились с пылающим мечом. Ваша тень схлестнулась с тенью существа, напавшего на кортеж, раздался жуткий крик, и всё исчезло. Император стоял посереди обломков ханской арбы, вокруг в беспорядке лежали тела нухуров… Стрелки на башнях даже не успели ничего понять, так быстро всё произошло.

– Где Великий хан? – обессиленно спросил Марко.

– Тяжело болен. Он никого не принимает.

– Старик‑колдун всё ещё сидит у ворот?

– Да. Вокруг него следы битвы. Но за пределы круга, который он очертил вокруг себя, не проник никто. Пятна крови, обломки, всё прочее… Как будто старика накрыли гигантской чашкой посереди великой битвы.

Марко расхохотался. Он бился в истерике, плакал и смеялся одновременно, повалившись на бок. Стражники недоумённо глазели на него, пока он не стих, не в силах подняться на ноги. По его лицу ручьём текли слезы. Седая, как снег, прядь, выбилась из косицы и лежала поперёк лица как лебединое перо.Одиннадцать.

На этот раз они сидели в огромной библиотеке. Марко не хотел больше видеть библиотекаря, окружённого облаком больничных запахов, едкими испарениями притираний, дымкой лечебных ароматов моксы. Грусть от того, что те, кого он считал самыми сильными, умными, в конечном счёте, самыми притягательными людьми на свете, теряют силы, эта горечь подтачивала его, как невидимый древоточец подтачивает сваю дома, изнутри, день за днём, неделя за неделей, пока целое с виду бревно не рухнет, осыпавшись трухой. Поэтому сегодня Марко встречался с библиотекарем там, где слепой старик выглядел бы в своей тарелке. Бесконечный лабиринт полок, проходы между которыми растворялись в тёмной прохладе, теряясь в сумраке, напоминал храм, и слепой библиотекарь восседал на своём кресле как монарх. Повелитель всех существующих языков и букв. Концентрические круги полок расходились от его трона так далеко, сколько хватало глаз, разделяясь узенькими радиальными тропками, тонущими во мраке.

Буквы, пиктограммы, иероглифы вились вокруг, как облако мелких насекомых, вибрируя в тяжёлом тумане сназвуками всех возможных языков и книг. Время от времени библиотекарь протягивал гладкие стариковские ладони в воздух, и они, подрагивая, садились на его худые жёлтые пальцы, словно пили что‑то с его рук. На лице старика светилась счастливая улыбка. Марко понял, что угадал со сценографией. Старик что‑то любовно шептал почти невидимым светящимся точкам, кружившимся вокруг, и они, словно понимая его язык – праязык Толмача всех толмачей, – вспыхивали и уносились вверх, под тёмный купол искрами ночного костра.