Шаман-гора (СИ)

— Ну, ты, Стёпка, даёшь! По истории родного края шпаришь как по писаному, — польстил я парню. — Неужели про все местные события знаешь?

— Про всё не всё, а вот про историю своего рода знаю немало, — ответил он гордо.

— И чем же у тебя родова такая примечательная? Неужто боярских кровей кто подмесил? — хитро поинтересовался Болдырев.

— Ну, насчёт боярских кровей имеются некоторые сумления, а вот персиянских есть трошки, — Стёпка гордо расправил плечи.

— Эвона как? — удивлённо присвистнул Ефим. — Ну и как же ты эвто сподобился?

— А эвонного деда мерин с персиянской кобылой амуры крутили, — пошутил Зимин Филипп.

— Ну вот, дядька Филипп, вам бы всё шутить. А ведь вопрос-то сурьёзный, об роде-племени моих родителев.

— Ты не серчай на Филиппа, Степан. Рассейскому человеку не пошутить всё равно что одной меркой водки душу попытаться утолить, — успокоил Степана Ефим.

— То верно Ефим изрёк, — заулыбались довольные мужики. — Сказывай ужо, Стёпушко. Дозволь насладиться слухом об истории твоего семейства. Всё обчество просит.

Степан разгладил усы и произнёс:

— Ну, раз обчество просит, тогда слухайте: «Кровь моя на Сибири не просто так объявилась. Корни наши произрастают аж от самого Ивана Кольцо. Осужден он был царём-батюшкой Иваном Васильевичем Грозным на смерть. Но спас его Бог от погибели лютой. Пристал Иван к вольному гулящему люду — казакам. Через свою храбрость и воинское умение не последним атаманом он стал у казаков. Так случилось, что свела его путь-дорожка с другим казачьим атаманом. Атаман тот был дюже знаменит своей доблестью и разумением. Ермаком Тимофеевым прозывался тот казачий атаман».

— Эко хватил, — перебил рассказ казака Болдырев Яшка, — ужо не в того ты Ермака метишь, что Сибирь воевал?

— В того самого, Яшенька, в того самого, — невозмутимо подтвердил Степан свои слова, сворачивая самокрутку.

Сидящие вокруг мужики резко зашикали на молодого парня:

— Ты пошто эвто, сопля, в мужчинский разговор вяжесси? Нишкни!

— А ты где эвто должон быть, Яков? А ну марш на правило, — прекратил разговоры Ефим.

Яшка уже и не рад тому, что дёрнул же его чёрт за язык, и, огорчённо сопя, побрёл к кормовому правилу. А Степан меж тем продолжал:

— Так вот, значит, братцы, раз дюже неверующие удалились, можно чего и сбрехать. Как обчество будет на это глядеть?

— Да чего уж тамотка, Степан Северьянович. Дитёнок он и есть дитёнок. Его только к бабской сиське подпущать и можно.

— Да, такого токмо подпусти, — заржали мужики, — всех обрюхатит.

— Вы щё, мужики? Я же в умственном понимании эвтого слова, — вконец запутался Ефим и махнул рукой.

— Давай, Северьяныч, глаголь далее. А не то эвтих жеребцов хлебом не корми, дай токмо непотребное обсмеять, — утихомирил всех Зимин.

Степан, всё ещё улыбаясь, продолжил: «Так вот, свела судьбинушка Ивана Кольцо да Ермака Тимофеева. Были с ними и прочие славные атаманы — Никита Пан, Матвей Мещеряк, Яков Михайлов. Прослышали про тех атаманов богатые предприниматели и купцы Строгановы. Знатно торговали они на Сибири, но постоянно беспокоил их татарский разбойный люд хана сибирского Кучума. Сговорились Строгановы с казачьими атаманами, во главе с Ермаком, о помощи. Более пяти сотен привели с собой с берегов Волги и Дона атаманы. И вот тут-то и пошла потеха. Отряды в несколько десятков казаков оборачивали в бегство тысячные войска татар. От души повеселились наши деды, ужо отлились татарве слёзы Батыевских нашествий. Много жёнок хакасских понесли от казачьего племени. А мой пращур Иван Кольцо взял в бою на саблю персиянскую принцессу. У самого Кучума она в плотских услужениях состояла. Ну и случилась меж ними любовь. Вот с тех пор и пошёл род наш».

— Выходит, не брехал ты, Степан, про княжну персиянскую?

— Брешет соседской кумы кобель. А нам это не за надобностью, — сплюнул за борт Степан.

— А как же далее всё происходило?

— А что далее? Поубивали, паря, всех татары да местные хакасы. Где обманом, где подлостью…

— Стало быть, и пращура твово сия чаша не минула? А ты бы поведал, как эвто случилось. Всё одно время коротать.

— Я вам поведаю, мужики. Как на берег на ночлег встанем, так и покумекаем. А покамест на свой плот мне надобно. Случай мой ноне на правило становиться, — ответил Степан и ловко прыгнул в привязанную к плоту лодчонку.

До ночлега оставалось не так уж и долго. Отцы-командиры уже стали высматривать удобное место для остановки каравана.

Я стоял на переднем правиле, с удовольствием подставив распахнутую рубаху свежему ветерку. Весь сплав обычно держался недалеко от нашего берега. Это во избежание ненужных и случайных эксцессов с маньчжурами. Хоть два года назад и был подписан Айгунский договор^[7], но сами знаете — тайга закон, медведь хозяин. Случается плыть и китайской стороной — отмели и косы делают своё дело. Тогда приходится быть предельно внимательным и оружие держать наготове.

Глядя на своих случайных товарищей и односумов, я думал о том, как схожи и не схожи сами пионеры и условия освоения Дальнего Востока и Америки. Схожи климатические условия, бескрайние просторы и суровая природа диких земель. Не схожи способы и приёмы их освоения.

Ведь из западных вестернов мы знаем всё или почти что всё о борьбе за свою независимость индейских племён. По сути это была захватническая война одного народа другим, война на полное истребление, что впоследствии цивилизованный мир назовёт геноцидом. Не русские и не немцы придумали концентрационные лагеря. Их придумало самое демократичное государство в мире — Америка и назвала резервациями для коренного населения. Не правда ли очень демократично и гуманно? Не оттуда ли пошла печально знаменитая поговорка: «Хороший индеец — мёртвый индеец»?

В древние века к нам со своей бедой пришли угнетаемые хазарами болгары. И что же? Они получили землю с миром и любовью, где и организовали первое славянское государство. Так и сейчас, в продолжение вековых традиций, наши переселенцы несли с собой положительный прогресс и добрососедские отношения. И местные народы это поняли. Они потянулись к нам с большим удовольствием и верой. Они видели в русских людях то, что видели все угнетаемые страны и народы всей Евразии и Востока. Они увидели своих защитников и освободителей. Вот только водкой поить их не следовало.

Я обратил внимание, что мою сторону плота сносит на берег, и несколькими гребками правила выровнял положение. Мои думы приняли совершенно другое направление. У Степана с Катериной что-то наклеивается, но уж больно оба строптивы. Никто друг дружке не уступит. Ну а так, со стороны наблюдать интересно.

Они думают, что об их чувствах никто не подозревает. Наивная простота. Всем об этом уже судачить надоело. Я стал примечать, что даже отец Катерины, Устюгов Демьян, стал на Стёпку как-то по-новому, по-хозяйски поглядывать. Наверняка уже место ему при себе определяет. Ну-ну, Демьян Андреевич! Казаки-то, они как привыкли? Умыкнёт красавицу и поминай как звали.

— Послухай, дядька Михаил, вот давеча Степан про Сибирь сказывал. Неужто Ермак воевал там с теми самыми татарами, что нашу Рассею когда-то полонили? — прервал мои размышления Болдырев Яшка. Я от неожиданности вздрогнул. Яшка в паре со мной стоял у конца правила.

— Ну, конечно, не те же самые, а их изродившиеся потомки.

— Как эвто?

— Ну, ты помнишь, Степан говорил, что несколько десятков русских воинов поворачивали вспять тысячные отряды Кучума?

— Конечно.

— А во времена Чингисхана, Батыя и их последователей было наоборот. Потому что там из-за одного воина, трусливо покинувшего поле брани, предавали смерти весь десяток его товарищей.

Из-за десяти человек казнили сотню. Вот такая была дисциплина.

— Вот эвто да! — восхищённо протянул Яков.

— Поэтому они и прошли полмира. Ну, конечно, не только поэтому. Были и другие причины, — поправил я себя.

— А пошто они изродились? — с трудом выговорил Яков новое для себя слово.