Шаман-гора (СИ)

Подняли нас, как всегда, ни свет ни заря. Молодёжь вернулась из ночного возбуждённая и весёлая. Мне подумалось, что к концу нашего путешествия редко какая молодка останется без приплода. Лето. Река. Романтика. Новые знакомства… Меня самого уже не единожды уговаривали повечерять на зорьке. Но я боюсь. Чёрт его знает, как моё здесь появление повлияет на всемирный ход истории. А тут интимная близость с местной красавицей. Вдруг залетит? Вот то-то и оно. Поэтому, как могу, воздерживаюсь, но подозреваю, что надолго меня не хватит. С другой стороны, с чего это я возомнил себя важной персоной, способной влиять на всемирный исторический процесс и судьбы мира. Может, меня именно для того самого сюда и забросило? Ну, вы понимаете для чего. Улучшенные гены там и всё такое прочее, а я столько времени даром потерял. Я горько усмехнулся и посильнее упёрся в шест. Плот стал с трудом отплывать от берега. На дворе стояло лето 1860 года. До моего появления на свет оставалось 103 года, и я думал о том, что, не дай Бог, из-за меня кто-нибудь станет матерью.

Когда наши плоты выстроились стройной колонной, теперь уже я прибыл к Степану на плот с ответным дружественным визитом. Мы болтали о том о сём и, лёжа на спине, лениво разглядывали прозрачные облака. Погода была что надо.

К нам, строя глазки, подсело несколько девушек. Некоторых я уже различал по именам, и одна из них даже была моей симпатией, только она сама об этом ещё не знала. Это была Луиза, младшая шестнадцатилетняя сестра Катерины.

Шестнадцать лет — возраст, конечно, уже о-го-го, но ещё не того. Поэтому я — ни малейшего повода. Ни единого поползновения. Хотя девочка была первый класс. Такую исконно русскую красоту в наше время не встретишь. Не зря ведь наши предки для определения своих чувств верные слова находили: «краса ненаглядная», «зорька ясная», «девица красная». А ведь действительно краса такая, что глядишь и не наглядишься. Вот только имя…

И как это у простого русского мужика так могла разыграться фантазия? Только позже, под страшным секретом, Катерина мне поведает, что батька уже устал от девок. А тут пятая. И снова баба.

Голова уже не в состоянии что-либо новое придумать, и тут как на грех к местному богатею приехала гувернантка по имени Луиза Францевна. Так и стала русская красавица Луизой. Я в шутку называю её донной Луизой. Девушка краснеет и смущённо отводит глаза. Я так понимаю, что я ей тоже не безразличен.

— Господин солдат, — прервав наш со Стёпкой покой, жеманно обращается ко мне Катерина.

— Что изволите, сударыня, — поддерживаю я её тон.

Девушки многозначительно переглянулись. Казалось, что одна другой говорила: «Ну вот, а вы не верили».

— Вот девушки и я очень интересуемся узнать историю вашей жизни, — промолвила она.

— А что в ней такого интересного? — я недоумённо переводил взгляд с одной подруги на другую. — Жизнь как жизнь. Солдатская. У меня даже таких знаменитых родственников, как у Степана, не имеется.

— Они, Михаил, хотят знать, за что тебя в солдаты разжаловали. И как ты по разным балам разгуливал, красивые амуры дамочкам делал, — позевывая, выдал Степан.

— Чего? — я опешил.

— Да про это токмо глухая на оба уха бабка Матрёна не ведает. А так все в полном разумении и понятии, — ещё больше огорошил меня Степан.

— Да вы что, голубушки? — я беспомощно огляделся. — И за что же, по-вашему, я лишился офицерского звания?

— Дак знамо дело, за дуель. Под запретом это развлечение для благородных, — чуть ли не хором выкрикнули девушки.

Я с последней надеждой посмотрел на предмет своего обожания. Глаза тамбовской девушки с испанским именем с таким неподдельным восторгом смотрели на меня, что я сдался. А что мне было делать? Поболтать-то я любил всегда. Особенно если на грудь было принято несколько склянок весёлого снадобья.

— Хорошо, — сказал я, — но только попрошу заметить: вы сами этого захотели.

Девушки радостно захлопали в ладоши, а Степан повернулся ко мне и вопросительно уставился на меня.

И стал я рассказывать историю своей жизни. Благо хоть выдумывать ничего не пришлось. Читать я любил.

«Родился я в семье знатного, но обедневшего графа. Моя фамилия и имя слишком известны при дворе. Так что их необходимо сохранить инкогнито, потому что, в случае их озвучивания, слишком много непредвиденного может произойти при дворе.

Даже не исключена возможность коренного изменения политического курса страны. Итак, я появился на свет. Пятнадцати лет меня отдали в военную службу. Служил я сержантом в лейбгвардии десантно-гренадёрском полку. Я делал прекрасную карьеру. В семнадцать лет я уже получил первый офицерский чин.

(Я не стал уточнять какой, потому что слабо в них разбирался.) В двадцать лет, когда в баталии против чеченов на моих глазах погиб наш герой-полковник, я принял командование полком на себя (а почему бы и нет, Гайдар уже в шестнадцать удостоился этой чести) и одержал полную победу, за что был обласкан государем и награждён.

Но затем в моей судьбе произошёл крутой переворот. Я влюбился в одну очень высокопоставленную особу. Настолько высокопоставленную, что и думать об этом нельзя, а не только говорить. А эта особа воспылала ко мне ответным пламенным чувством. Влюблённые всегда неосторожны. Они думают, что об их чувствах кроме них никто не ведает. Но, увы, это не так. Ревнивый муж проведал о нашей любви и с двумя моими бывшими друзьями настрочил на меня донос о том, что я замышляю против государя измену. А два друга-подлеца подписались под этой клеветой.

Два года я провёл без суда и следствия в темнице Кронштадтской крепости. За стенкой моей камеры сидел другой узник. Вот уже пятнадцать лет он рыл подкоп на волю. Но по ошибке в расчётах он прокопал вход в мою камеру. Это был старый, измученный больной печенью, монах, и, умирая на моих руках, он поведал тайну о захороненных сокровищах на одном из островов Великого океана. После его смерти я перетащил тело в свою камеру, а сам забрался вместо него в саван. Когда пришли надзиратели, то они взяли саван с моим телом и сбросили его со стены крепости в бушующее море. Финляндские рыбаки спасли меня.

И вот теперь я инкогнито, под видом простого солдата, добираюсь до Тихого океана, чтобы попасть на свой остров под названием Монте-Кристо. А уж с богатствами я смогу вернуть себе честное имя и покарать предателей».

Я закончил своё повествование и сам ужаснулся, чего ж я это наплёл? А всё эта Луиза из деревни Нищая Охлобыстень виновата. И чего так смотреть на мужчину? Совсем я из-за её взглядов чувство меры потерял.

— А как же та девушка? — прозвучал робкий, полный слёз, голос.

— Какая девушка? — настороженно поинтересовался я.

— Ну, из-за которой ты, то есть вы попали в темницу.

— Ах, эта, — вздохнул я облегчённо, в голове почему-то промелькнул образ Юленьки. — А она погибла.

— Как! — воскликнули все разом.

— Сердце этого создания не вынесло разлуки с любимым, она, поднявшись на стены этой самой крепости, бесстрашно бросилась в морскую пучину, и та поглотила её, — перефразировал я артиста Абдулова.

— А как звали эту несчастную девушку? — спросила Катерина.

— Княгиня Юлия, — безжалостно позлорадствовал я над своей бывшей пассией. Всё-таки месть — приятная штука. Пусть и такая никчёмная.

«Ну, сейчас и разговоров будет, — подумалось с запозданием. — А если мои разглагольствования дойдут до начальства или какой-нибудь тайной канцелярии?» Передернув плечами при виде представшей передо мной картины, я решил хоть как-то исправить свою оплошность.

— Ребята, я хочу, чтобы каждый из нас этот разговор унёс с собою в Царствие Небесное. Давайте поклянёмся в этом на кресте Христа нашего, страдальца, — произнёс я ещё более явную чушь.

Но, как ни странно, все безропотно выполнили мою просьбу.

А вообще неплохая у меня жизнь получилась. Это не баланы^[9] в тайге катать. Я даже сам немного поверил. Хорошо, что здесь народ такой доверчивый. И читать, наверняка, никто не умеет. Ну, во всяком случае, этого-то уж точно никто не читал. Разве что господа офицеры?