Полет к солнцу (СИ)

Пожав плечами, Альбус вразвалочку пошел к двери.

…Назначили ему шестьдесят розог и день карцера. Приятели, конечно, дожидались его выхода и в Больничном крыле окружили всей компанией. Рейвенкловцы и Гораций свидетелями его урока не были, но Элфиас успел их посветить.

— Здорово, — восхищался Лэмми. — А может, ты станешь учителем после школы? У тебя же так хорошо получается, все сразу все понимают…

— Когда-нибудь под старость лет, когда выйду в отставку, — пожал плечами Альбус. — А губить в школе годы, которые мог бы потратить с гораздо большей пользой — какой смысл? И так семь лет торчим тут неизвестно для чего и слушаем этих бездарей…

— Не все они — бездари, — остановила его Айла. — Согласись, профессор Меррифот или профессор Кей объясняют очень хорошо.

— Или профессор Корнфут, — добавил Лэм.

— Да, но даже у них есть какие-то рамки. Эти самые пределы школьной программы. Ну почему детей считают настолько глупыми, неспособными к мало-мальски продвинутому волшебству? Зачем нам превращать чашки в крыс, если трансфигурация — чисто прикладная наука, имеющая смысл только при использовании ее в быту или в бою — неважно, где, но превращение чашек в крыс нам вряд ли чем поможет!

— Но так принято, — осторожно возразил Гораций. — Дети веками обращали крыс в чашки.

— Если люди веками ошибались, это не значит, что они должны продолжать ошибаться дальше. Вообще, надоело это все. Надоело, что за каждый смелый поступок, каждый рывок вперед дерут и сажают в карцер. Мне не шкуры своей жалко — но вы только представьте, сколько талантливых ребят вот так уже забили, сломали их?

— Телесные наказания — это ужасно, — Клеменси поморщилась и съежилась. — Папа никогда не наказывает ни нас, ни своих учеников. Ему даже пастор сделал замечание, а папа ответил, что Богу не могут быть угодны страдания ребенка.

— Да дело даже не в них, — отмахнулся Альбус. — Хотя мерзко, когда сильный вправе бить слабого. Инициативу давят, вот в чем дело. Не дают обществу развиваться, в конечном счете, двигаться вперед. Значит, либо мы скоро превратимся в болото, выродимся и растворимся среди магглов — потому что у них хоть что-то пробивается — либо…

Он тяжело выдохнул: сознание решимости так заполнило грудь, что стало тесно.

— Либо — революция? — Викки жестко взглянула ему в глаза.

— Да, — спокойно ответил мальчик.

Гриффиндорцы на следующий день встретили его презрением.

— Трус! — бросила сидевшая у окна с книгой Джейн. — Теперь уже увиливаешь от заслуженных наказаний?

— У Рубашечника научился, — хихикнула Нэнси, взобравшаяся с ногами на подоконник. За лето она все-таки изменилась: подросла, а грудь — Альбус только сейчас заметил — стала почти как у Виктории, и перепад от талии к бедрам стал заметен, хотя, в отличие от Викки или Луизы, Нэнси осталась неприятно-угловатой.

— А он всегда так делал, — пробасил Аберфорт. — Я ведь вам уже про письма рассказывал?

Гостиная засмеялась. Только появление Розалин, видимо, снова оставшейся на стороне Альбуса, заставило их умолкнуть. Мальчик, зевнув, пошел к себе, но у спальни путь ему преградил Дональд.

— Все понять не могу, Дамби, — протянул он. — В кого ты такой уродился? Брат у тебя — отличный парень… Про отца вашего он мне рассказал, я на него теперь не в претензии… А кого ты такой урод?

— Интересно, — прищурился Альбус. — А что еще братец успел тебе рассказать?

— Да все, — Поттер зевнул, — и про то, почему твой папаша магглов прикончил, и что с твоей сестрой… Ты не бойся, я только своему отцу написал, чтобы он больше зря человека не винил. Никому я не расскажу. Только в кого же ты такой урод, Дамби?

Альбус не удостоил его ответом, а на следующий день заманил Аберфорта в пустой класс, дал для начала затрещину и схватил за грудки.

— Ты, идиот, что делаешь? Мать скрывает от всех, что с Арианой, а ты болтаешь? Хочешь, чтобы весь Хогвартс узнал, что с ней такое? А там и все волшебники Британии?

Аберфорт побледнел.

— А ты… как узнал?

— А вот такому надежному человеку ты все тайны нашей семьи выдал! Ты что, не понимаешь, на что Поттеру сдался? Думаешь, он привязался к тебе, вот и возится? Он мне хочет досадить, иначе зачем ему такой тупица.

У брата скривились губы; казалось, он вот-вот разревется.

— Ты… это ты виноват! Я бы к чужим людям тянуться не стал, если бы ты со мной обходился по-хорошему!

Альбус сплюнул.

— Еще разревись, давай. Тряпка. Да лучше бы ты свихнулся, а не Ариана. Сидел бы сейчас со своими козами, а она бы к Хогвартсу готовилась.

Аберфорт повалился на парту и завыл, что-то неразборчиво бормоча. Через полминуты Альбус стал подумывать, не облить ли брата водой, чтобы тот успокоился, но в кабинет как раз заглянули Клеменси и Финеас Блэк. Судя по их лицам, они были сильно обескуражены чем-то.

— Что с тобой, маленький? — девочка склонилась над Аберфортом и мягко заставила подняться. — Пойдем, ну что ты.

Позволяя Аберфорту опираться на нее (как этот здоровяк только ее не повалил сразу), она вывела его из кабинета. Финеас холодно посмотрел на Альбуса.

— Вы не читали Ницше, сэр?

— Какая вам разница? — огрызнулся Альбус, которому срочно потребовалось завязать шнурки. — Я-то думал, что отучил вас совать нос в чужие дела.

— Людей не запугать грубой силой, — вздохнул Финеас. — Даже такой белокурой бестии, как вы, это должно быть понятно. Но я не собирался вмешиваться на сей раз. Просто мне будто бы выпал шанс наконец объяснить с мисс Йорк, мы хотели зайти в этот кабинет, как вдруг услышали плач. Что же вы сделали с братом, мистер Дамблдор?

Альбус не успел ответить: в дверной проем просунулась кудрявая каштановая головка Эллы Крейвуд.

— Финеас, ты обещал помочь мне с травологией, — капризно протянула она. — Что ты делаешь в обществе этого мужлана? Идем, — она бросила на Альбуса холодный взгляд болотных глаз и вышла, постукивая каблучками. Финеас поспешил за ней.

Кода вечером Альбус пришел в гостиную, Аберфорт, скрючившись, сидел у камина. При появлении брата бросил испуганный взгляд.

— Ты матери написал, да?

— Еще чего, — Альбус дернул плечами. — Не написал и не напишу. Только больше так не делай, понял? Давай ладонь сюда, я тебе леденцов принес.

Декабрь подступил совершенно незаметно: просто однажды на нумерологии Альбус поежился от холода, потер руками плечи и, выглянув в окно, обнаружил, что идет снег. В тот же день за обедом директор объявил о подготовке к балу. На сей раз Альбус, не раздумывая, пригласил Викки.

— Поверь, ты пожалеешь, что догадался сделать это только сейчас, — проворковала она во время ночного свидания, когда они, отдыхая от поцелуев, сидели на парте в пустом классе.

— Я знаю, что ты хорошо танцуешь, — засмеялся он. — Ты же меня учила.

— Учила! А ты оказался неблагодарным поросенком.

— Дай мне шанс исправиться. Может, я смогу оправдаться, — Альбус снова стал целовать ее: это, кажется, нравилось ему больше всего на свете.

Весь декабрь девчонки, как всегда, шушукались и обсуждали наряды, а мальчики выбирали, кого бы пригласить. Первокурсники наблюдали за суетой старших со смесью недоумения и нетерпения.

— А представляете, на третьем курсе у нас тоже будет бал, — как-то мечтательно вздохнула Лили Карлайл, сидя с мальчиками в углу гостиной. — Интересно, кто будет его открывать?

— Вроде первый ученик должен… — начал рассуждать Аберфорт.

— А первым учеником, вероятно, будет Саид Раджан, — деловито добавила Герда Энслер, читавшая неподалеку книжку.

Лили, Аберфорт и Ллойд дружно застонали, зажав носы.

— Черномазый! — воскликнул младший Уизли. — Да какая нормальная девчонка с ним пойдет?

— Вообще-то он довольно симпатичный, — Герда пожала плечами.

— Стыдись! — рявкнул Ллойд. — Засматриваясь на черного, ты предаешь белых.

— И вообще, — скривилась Лили. — Он, должно быть, ужасно грязный. Индусы — это те же цыгане, а разве цыгане моются?