Полет к солнцу (СИ)

Перед ними было, за что извиняться, особенно перед девочкой, да и с Поттером Альбус слишком жестоко себя повел. Однако вопрос состоял в том, насколько Дональд уже отвлекся от первоначальной цели. Не зная точного ответа, Альбус на всякий случай извинился небрежно, попытавшись дать понять, что виноватым себя не чувствует — его просто принудили… Однако Поттер и Джейн были вознаграждены всего пять минут спустя, когда Виктория, вбежав в зал, при всех надавала Альбусу звонких пощечин.

— Ну и темперамент, — процедила Нэнси. — В каком-нибудь порту она была бы нарасхват.

Альбус растирал щеки, наблюдая, как Викки, будто бы с плачем, закрывая лицо руками, убегает прочь. Элфиас и Гораций испепеляли его взглядами; Дож даже подошел к столу Рейвенкло и стал что-то шептать девочке. Клеменси наблюдала за происходящим с полным недоумением, потом все же подошла к Альбусу и решилась спросить:

— Вы с Викки не поссорились? Может, помочь?

— Поссорились, — кивнул Альбус. — Но разберемся сами.

«Разобраться» решили той же ночью, в пустом кабинете неподалеку от Астрономической башни. Альбус поджидал Викки, прохаживаясь у доски; она, едва шагнув в дверь, откинула легкую вуаль, скрывавшую лицо, и прошептала:

— Наложи Силенцио!

Альбус так и сделал, после чего Викки расхохоталась и сползла по косяку. Мальчик улыбался, потом прыскал, пока не присоединился к ней.

— О-о… Ты не представляешь, как всех перекосило! — захлебывалась Викки. — Ну они думают хоть немножко, хоть чуть-чуть? Неужели ты мог бы променять меня на эту пресненькую Вэнс, эту вяленую рыбу?

— Ты же с ней дружила когда-то, — чуть отдышался Альбус.

— Наши матери дружат, вот и нас познакомили, — отмахнулась Викки. — Она сущий аврор в юбке: честная, правильная и тупоголовая. И кавалера выбрала под стать. А признайся, сильно вы вчера поцапались?

— Да так, — Альбус пожал плечами. — Немного подпалили балдахины в спальне, а так ничего.

— Смотри, — Викки взяла его за воротник, — если всерьез на кого-то засмотришься, испепелю ее на твоих глазах, чтобы ты мучился всю жизнь. Иди сюда, негодный мальчишка!

Викки обняла его, прильнув тонким жарким телом, и они слились в поцелуе. Ощущения были, как всегда, возбуждающе-горячими — казалось, под одеждой Викки тлел уголек, и Альбусу хотелось до него добраться: он стискивал ее плечи, гладил волосы, впивался в губы, ощущая ее язык — прохладный и влажный; и ему хотелось выпить эту влагу, до конца, и он чувствовал, как их дыхание буквально сливается в одно…

Краем сознания Альбус отметил, что они сползают прямо на каменный пол. Не задумываясь о том, что он делает, парень прикоснулся пальцами к лодыжке, мимолетно подумав, что она, кажется, не толще его запястья, и двинулся вверх, гладя тонкую ногу под юбкой. Погладив округлое колено, обтянутое чулком, Альбус хотел продвинуть руку выше, но Викки слегка ударила его по запястью:

— Постой. Нельзя.

Викки прислонилась спиной к стене, тяжело дыша, глядя в пространство потемневшими ведьминскими глазами.

— Это же безумие, Альбус. Что мы такое творим?

— А что? — не понял он. Она вздохнула:

— Глупенький. Вам, мужчинам, все равно, а вот девушки должны быть очень осторожны. Еще двадцать лет назад меня не взяли бы замуж, если бы я хоть осталась с мужчиной наедине в комнате.

— Ну, сейчас ведь уже ничего такого нет? — спросил он, понизив голос.

— Стало немного полегче, но в целом — за то, чем мы с тобой занимаемся, меня могут не только высечь, но и выгнать из дома, и мне останется одна дорога: стать продажной женщиной.

— А что они продают, эти женщины? — решился спросить Альбус, никогда не понимавший этого выражения.

— Не знаю. Просто мне гувернантка как-то сказала, что девушки, которые себя скомпрометировали, становятся продажными женщинами.

— Может, это продавщицы, торговки? — предположил Альбус. — Так в этом ничего особенно страшного нет. Работать тяжело, но зато ты независима.

Она задумалась.

— А ведь правда. Ох, Альбус, я так мечтаю стать независимой! А еще совершить какой-нибудь подвиг — непременно сама. Лучше всего — изменить весь мир. Сделать так, чтобы все люди стали честными и уважали друг друга. А еще встретить человека, которого я так полюблю, чтобы было, как в романах… Чтобы внутри горело все! У нас будут дети, мальчик и девочка. Мы воспитаем их самыми умными на свете, самыми необычными.

— А у тебя родители так друг друга любят? — Альбусу вспомнилась элегантная и холодная пара, выходящая от директора. — У них горит?

Викки запрокинула голову.

— Горит, — она тихо рассмеялась. — Мама восхищается отцом, опекает его. Когда у него неприятности на работе, она покоя не знает, покуда не придумает, как их решить. А он… Знаешь, когда папа смотрит на маму, у него глаза становятся кроткие, как у маленького ребенка. Иногда они даже про меня забывают: сидят полдня на веранде, шепчутся между собой, целуются… Я, бывало, к ним подкрадусь и оболью водой! — она расхохоталась. — Ну, мама грозится, папа ее урезонивает, потом они меня сажают между собой и целуются через мою голову, а меня тискают… Они еще любят в музеи меня вместе водить, — она прикрыла глаза. — А еще, бывало, я заболею, она сядут у моей кровати по обе стороны и начнут шутить, я хохочу и сама по себе, без лекарств, поправляюсь… Мама говорит, в этот раз она мне пришлет для рождественского бала какое-то совершенно необыкновенное платье. Она любит ходить со мной по магазинам, по выставкам, к портнихе всегда берет… Папа со мной сам занимался историей и политикой, и сейчас продолжает. Знаешь, в детстве я особенно любила слушать про просветителей, как они обосновывали, зачем людям свобода, равенство, достоинство… А еще про Великую французскую революцию. Не поверишь, мне одинаково нравились Олимпия де Гуж и Шарлотта Корде.

— Революционерка и роялистка? Почему?

— Они личности, одинаково способные на поступок, на протест. Я бы тоже могла, наверное, явиться к тирану домой и пырнуть его ножом…

— А потом взойти на гильотину, зная, что никто не спасет?

Викки призадумалась.

— Желательно, чтобы спасли. Или чтобы хоть расстреляли, а не так… А ты способен на такое, как ты думаешь?

— Я бы скорее сам возглавил революцию, — ответил Альбус после небольшого раздумья. — Какой смысл просто умереть? Понятно, тиранию нужно свергнуть, но кто будет строить справедливое общество на ее месте? Если я умру, последователи передерутся, и власть захватит какой-нибудь новый тиран.

— Значит, кто-то должен будет умереть вместо тебя, — медленно проговорила Викки. — Какая-нибудь Шарлотта Корде должна будет убить Марата, и пока ее будут судить, ты подготовишь переворот. А пока все будут глазеть, как ей рубят голову, ты совершишь переворот и захватишь власть. Ловко! Уже выбрал Шарлотту?

Альбус, ничего не ответив, снова поцеловал ее.

========== Глава 36. Зверь ==========

К середине ноября Лэмми наконец покинул Больничное крыло. Бледный до синевы, исхудалый до бестелесности — Альбусу так и хотелось все время поддерживать его под руку; впрочем, Айла так и делала. Она сама страшно похудела за это время, и у нее потускнели волосы.

Первое, что сделал Лэм после выписки — извинился перед Лисандрой Яксли. Альбус опасался, что она вспомнит о своем плане мести, но девчонка только велела Арктурусу и Элфриду облить обидчика водой. Альбус, на всякий случай прошпионивший за другом, помог ему обсушиться.

— Ничего страшного, — Лэм улыбался. — Другое плохо. Я Айле не говорил, а то боюсь, она решит, что я совсем никудышный. Понимаешь, я не чувствую себя виноватым. Знаю, что виноват, но не чувствую этого. Мне не стыдно. А должно быть стыдно. Это потому, что я ненормальный, да?

— Да нет, — поморщился Альбус: он теперь не мог такие темы. — Самые продуманные опыты дают сбой. Я не знаю, из-за чего все разорались.

— Разорались все из-за того, что недопустимо ставить опыты на ребенке, — раздался у них за спиной голос Толстого Монаха. — У вашего друга правильные мысли, не сбивайте его.