Портреты Пером (СИ)

Потому что у обычных людей бывает в заднице шило. В редких и запущенных случаях – дрель. А у этого там примостилась целая буровая установка. Разбудишь – и понеслась.

Уолкман прошлёпал несколько раз по подвалу, что-то бормоча себе под нос. Было бы неплохо заполучить его в союзники в борьбе с проклятием, соображал он знатно. Но тогда придётся выслушивать бесконечные гнусавые лекции на тему умирающей современной культуры.

Форс откинулся на жёсткую подушку, готовясь ждать. А больше ничего не осталось.

Через полчаса зашевелился Кукловод. Он не тратил время на просыпание. Если простые смертные находили удовольствие в сонном моргании и тому подобное, этот – нет. Он просто открывал глаза и садился.

Доброго утра тоже не желал.

– Ночью было что-то интересное? – Без предисловий.

– Сейчас ещё ночь, – нашёл нужным проинформировать Райан.

– Не было, значит…

Кукловод молча зажигает коптящую лампу и склоняется над их почеркушками по мятой бумаге.

План захвата логова. Невозможный, пока Файрвуд-старший не вытянет Алису.

– С Файрвудом не поговоришь ближайшие сутки. Он болен, – Райан переводит взгляд на потолок. Наверняка Кукловод думает то же самое. – Для Пера у тебя будет работа?

– А он что, выздороветь успел? – Кукловод огрызается. Состояние Пера печалит его куда сильнее, чем полумёртвый единственный доктор особняка.

– Я как раз к тому, чтобы ты его не трогал. Но раз сам знаешь, умничка, учитель. Я пока могу поработать за него, если с поиском.

– Естественно, ты поработаешь. Прекращай трындеть, набрасываем список и на дело.

– Факелы подполье подготовило, припрятаны здесь под коробками. Керосин есть. Резиновых сапог на всех не наберёшься. Что ещё?

– Пока Трикстер будет без воды сидеть, я на жопе киснуть не собираюсь, – Кукловод тряхнул патлами. – Будем диверсии устраивать. Полномасштабные.

Райан посмотрел на него кисло.

Ну что тебе ещё надо?

– Чёрт возьми, – этот видимо заметил его взгляд, – можешь тут окопаться и не высовываться. А я хоть что-то полезное сделаю.

– Никто не собирается окапываться, – шипит Форс. Поднимается, закидывает на плечо сумку. К горлу подступает новая волна кашля.

Этот неугомонный шубуршунчик его порядком достал. Кажется, без своего театра и траханья Пера Кукловоду некуда было девать прямо-таки кипящее внутри желание деятельности.

Конструктор ему найти что ли

Пускай пирамидки собирает

– Тогда шуруй, – Кукловод дёргает головой в направлении двери. Поддевает сумку на плечо. – Я в библиотеку. Ты на чердак.

Подвал постепенно успокоился. Перестали шуршать. Потом и свет стал глуше; через ширму больше не тянулись тени.

Арсений закрывает глаза. Иногда дрёма наваливается на него, душная, тяжёлая, тошнотворная; он засекал по часам, не больше чем на три минуты. Ладони болят, ноют, рвут болью начинающийся сон, как ветхую ткань. И неизвестно, что лучше – спать или не спать. Когда задрёмываешь, снится рация, валяющаяся в траве, а в ушах вкрадчивый голос: «а вы в курсе, что закопали единственную надежду на…»

Так что лучше не спать.

Один раз, когда уже всё стихло, за ширму засунулся кашляющий хвостатый.

– Не вздумай сдохнуть… – выдавил через кашель. Кинул на матрас половину стандарта антибиотика. – Сазерленд сказала, тебе надо.

– Спасибо, – Арсений кое-как подобрал таблетки. – Вы опоздали со своим пожеланием, сэр.

Форс фыркнул и исчез.

Арсений посмотрел на упаковку. Припарки для мёртвого.

Спрятал в сумку.

Прилёг на край матраса к Джиму. Он тихо хрипит во сне, дёргает головой. Точно снится железная полоса, стягивающая горло. Перо почти задрёмывает, когда неровное дыхание рядом переходит в хрипы. Из сна мигом выбрасывает наружу. Арсений замирает, вслушиваясь. Нет, не показалось. Хрипение, даже со свистом.

Арсений трясёт Джима, щупает пульс – бешеный – зовёт шёпотом на ухо, жмёт пальцы, но Файрвуд не слышит.

Не просыпается. Продолжает хрипеть.

Давай, тебе уже не пригодится.

Трясущейся рукой, кое-как, Перо нашаривает в кармане нож, надрезает запястье, стараясь не попасть по венам. Больше ничего не остаётся, сахара нет.

Набирает полный рот своей крови, подгребается ближе, приподнимается голову Джима и приникает к его губам, приоткрытым и сухим. Вливает медленно, чтобы он не захлебнулся, дрожит с головы до ног.

Джим вздрагивает, закашливается. Арсений отрывается от него, видит, что тот приоткрыл глаза, и с тихим вздохом утыкается лбом ему в плечо. На секунду.

Живой. Всё остальное может катиться в бездну.

Джим успокаивается, дыхание выравнивается. Арсений дотягивается до бутылки с водой. Поит его так же, как кровью – сначала набирает в рот, потом – к губам и дозированно, чтобы бедолага не захлебнулся.

– Я… мать вашу… как мама-птица, – вытирая мокрые губы бинтом на тыльной стороне ладони. – Вот сдохну – и дальше что?

Джим не отвечает. Он уже успел снова уснуть.

Лайза заглянула за ширму только в восьмом часу утра. Проснувшись, она отругала себя, что не сходила ночью после перевязки проведать Джима и сейчас решила сделать это сразу же. Только её отвлекли вернувшиеся после ранних утренних испытаний Рой и Зак, которые нашли от Трикстера необычный подарок в спальне. Наскоро перевязав их, девушка сунула коробочку в медицинскую сумку и поспешила в дальний конец подвала.

Джек спал сидя, свесив набок голову, а Перо проверял у спящего Джима пульс.

Лайза проскользнула за ширму, стараясь не потревожить ни один предмет на полу, присела рядом с Арсенем. В фонаре догорала свечка.

– Как он? – спросила тихо.

– Пульс ровный. Ночью просыпался два раза, я его поил, но на вопросы он не отвечал.

Перо отзывался заторможено.

Погоди… За ночь два… раза…

Лайза обхватила ладонями его щёки и развернула лицом к себе. Вгляделась в слабом свете. Глаза красные, взгляд мутный, да и темнота под веками… И ещё от него пахнет спиртным. Да и бутылка в картонной коробке с мусором валяется. А ещё кожа под ладонями горячая. Потрогав лоб, Лайза поняла, что дело плохо.

– Ты не спал, – констатировала тихо, опуская руки.

– Я решил провести эту ночь за увлекательными рассуждениями о смысле бытия. Полезно, знаешь ли, иногда напрячь мозги.

Лайза подтянула к себе его левую руку за запястье. Пальцы, виднеющиеся из-под бинтов, были почти белые и слегка подрагивали. Она на пробу надавила на вспухший от подложенных под бинт тряпок центр ладони. Арсень, не ожидавший такого подвоха, сделать «хорошую мину» не успел. Шумно, резко выдохнул и опустил голову. Дыхание сбилось.

– Л-лайза ты с… садистка… – выговорил кое-как.

– А что мне ещё делать?! – шёпотом взвилась девушка. – Ты же не признаешься, что больно! Сейчас перевяжу заново, сиди.

Она проверила в сумке перевязочный материал. Бинтов оставалось мало, но Дженни сегодня обещала постирать ещё. К вечеру будет новая партия, просушенная на солнце. Не стерильные. Стерильных оставалась одна пачка.

Если только перематывать чуть-чуть ими, а поверх обычными

Больше никак. Бинты даже утюгом не прогладишь

Хлоргексидин заканчивается

Пальцы, конечно же, наткнулись на коробочку, хотя Лайза и постаралась засунуть её поглубже и выкинуть из головы. Совесть опасно зачесалась.

– Арсень… – девушка подняла на него глаза. – Сейчас наши вернулись с испытаний. Трикстер сказал, что желает убить тебя последним, после всех нас. А до той поры ты должен жить и… он подбросил обезболивающее.

– Мило с его стороны, однако, – улыбнулся Перо. – Ну так это же хорошо?

– Морфин.

Лайза сглотнула. Было страшно. Он когда-то рассказывал ей, что принимал наркотики. Недолго и слез сам, но особняк здорово подрывает волю даже сильного человека. Здесь скатиться было в разы проще. А Трикстер подкинет ещё, за милую душу.

– Подождёшь тут минутку? – мягко сказал Арсень. – Я в ванную. Хочу себя привести в нормальный вид хоть немного.