Портреты Пером (СИ)

– Вот ты где, хороший мой, – обращается к тяжёлой «тушке», давящей на ладони. – Надо поработать. Ничего, что у меня руки не как у него? Ты не капризный?

Неловко сжимая фотоаппарат, девушка сбегает вниз.

Ждать приходится минуту. В дверях щёлкает, и оттуда вываливается Арсень.

– Быстро! – рявкает Рой, ловя Перо. А тот падает на подпольщиков. Рой и Майкл подхватывают его под руки, Нортон суёт за оттянутую губу красную капсулу. Гемостимулин. Тут же дают запить водой или каким-то отваром из бутылки. Арсень давится, но глотает и раскрывает рот.

– Амш… ли… тека.

– «Библиотека» сказал! – даёт отмашку Рой. – Потащили!

Перо волокут по коридору. Голова с растрёпанными волосами свешивается вниз, кисти со скрюченными пальцами болтаются безвольно, как у мёртвого. И бинты в крови. Кроссовки волокутся по полу, задевая за ступеньки.

– Не бойся, маленький, – Лайза машинально гладит фотоаппарат, не в силах оторвать взгляда от этой картинки. Под пальцами – ровные ребристые выступы на объективе. Опомнившись, забегает вперёд и щёлкает.

– Что, Сазерленд, замещаешь? – без злобы осведомляется Ричардсон.

– Да.

Это «да» простым выходит. Будто так и надо. И на неё не обращают внимания.

Лайза делает несколько кадров. Она слабо понимает в настройках, а авто-режима здесь просто нет. Приходится со вспышкой и наугад.

До самой библиотеки. Там Арсеня приваливают к двери, тормошат. Негромкие голоса со всех сторон:

– Давай, Перо, немного осталось.

– Мы поймаем.

– Держись. Потом накормим сахаром и завалишься спать.

– Ага… пиздеть хорош, – Арсений поднимает вверх руку. Слабо отмахивается, улыбаясь ошалело. Губы почти белые. – Давайте уже.

Его пропихивают за дверь. Дверь изнутри закрывается.

Лайза опускает фотоаппарат, ощущая, как колотит дрожь. Нет, она не поймёт фотографов, у которых руки не дрожат снимать чужое горе. Не поймёт.

Одна, две. Десять. Комнат.

Одна, десять, полчаса, час.

Он собирает одежду Джима. Брюки, пальто, свитер, ботинки. Один в кинотеатре. Другой на кухне. Ещё рубашка.

– Вот и правильно, – хрипит рация, когда он обнаруживает искомое. Трикстер даже ботинки раскидал… раскидал. Ботинки. Пол плывёт. Где всё? – Редко кто из нас оказывается в больнице голым. А ты, наверное, всё гадал-гадал, где же одежда Джима? После того, как испытание закончится, можешь вернуть её хозяину. Надо же в чём-то хоронить Джеймса Файрвуда, упокой, Господи, его душу… Приём.

Внутри что-то обрывается. Арсений делает к двери шаг, сжимая в ледяных пальцах джимову рубашку. Качается и опускается на пол, на колени.

– Тоже мне, не понимает, что это гипербола такая. Перо, вставай! Живой твой Файрвуд. Пока. Но если не поторопишься, мне придётся тебе врать, что живой.

Это не в силах человеческих

Не

Свои на фоне пола руки расплываются. Пол. Рубашка. В пятнах. Красных.

Плывёт.

Хоть бы отрубили уже эти чёртовы. Ампутация. Наркоз. Не больно.

Хватит.

Просто сдайся

Всё

Тело медленно кренится вперёд. Упасть.

Там умирает Джим. Или уже мёртв.

Джек. С ума. За дверью...

С капсулами. Всё равно рвёт. Пару раз отвары и пилюли выворачивало обратно. На пол.

Нет больше сил.

Хватит с меня.

Решение пришло почти облегчением. И тут же по щеке хлестнуло чем-то ледяным.

– Не смей, – прошипели в ухо. – Поднимайся.

Перо раскрывает глаза. Комната подёрнута голубоватой дымкой, в ней три силуэта. Исами и Деву он узнаёт. Шипит Дева. А третья… девушка, вроде.

– Мы держим, – Аластриона толкает его в спину, в то время как Тэн и эта, вторая, держат его руки. От холода боль чуть унимается. – Даже не вздумай, Перо.

Арсений кивает. Будто так и надо. Поднимается и плетётся к двери. Призраки следуют за ним, эскортом.

Когда он вываливается на руки подпольщиков, мельком видит Райана.

Он стоит, скорчившись, к стене спиной. Навалился. Улыбается. Яд.

– Будущее состоится… – задыхается, – что бы ты ни делал, идиот… Спи иди, пока не сдох, Файрвуд без тебя… спасётся…

– Умолкни, холодный, форморы тебя разорви на части! – Дева кидается к нему рассерженной кошкой, но что может сделать призрак с тем, кто его даже не видит? Райан без неё сгибается в кашле.

– Чё-та кто-то опух маленько, кажется, – тянет Рой, затаскивая руку Арсения себе на плечо. – Вперёд, народ.

– Держись, – с другой стороны негромкий голос Джима-подпольщика. – Прорвёмся, Перо.

– Прорвёмся…

Из кучи чёрных силуэтов, между которыми мерцают голубоватым туманом призраки, шуршит рация. Выплёвывает:

– Осталось совсем немного. Разве интересно будет играть с безликим манекеном? В гостиной на рояле тебя ожидает небольшой сюрприз. Последнее испытание, Пёрышко, слышишь? Приём.

Не успевает ответить.

Его руку за запястье дёргают вверх.

– Как слышно?! Загнись там и выеби себя своим микрофоном! – весело орёт Рой в динамик рации. – Приём, мудак сраный!

Рация шипит, но больше ничего. Его волокут вниз. Арсений закрывает глаза.

На мониторах – красота, исходят кровью руки Пера, носятся обитатели, прижал к себе пальцы брата Джек.

Элис буквально прилипла к экранам. Да, Трикстер всегда умел её порадовать. Вон какое представление развернул, как замечательно спланировал.

В безумной улыбке обнажаются зубы. Руки цепляются за край приборной панели.

– Элис, милая… – Трикстер воркует, чуть перемещая её руки, – вот сюда, ага… а то нажмёшь не ту кнопочку, и всё, и помрёт Файрвуд.

– И что? – Она окидывает его недоумённым взглядом. – Так и планируется. Чуть раньше, чуть позже, но его должны вынести из комнаты лапками вперёд.

– Помню, родная, помню, – он перемещается за спину, начинает массировать её плечи. – Но представление оборвётся. Резко так, неинтересно.

Чуть подумав, она смещает пальцы чуть в сторону по панели, от чёрного прямоугольника маленького пульта. К уже бесполезным рычагам управления динамиками, к ещё каким-то кнопкам.

Арсень.

Лишить его всего, что дорого. Вытянуть душу ржавыми крючьями, а потом наблюдать, как медленно загнивают вспоротые ошмётки. А десерт (язык проходится по пересохшим губам) – это убить его самого, медленно, ласково, чтобы прочуял каждую частичку вливаемой в него смерти. Что может быть прекраснее смерти?

– Согреть тебе чаю, солнышко? – осведомляется Трикстер, убирая руки с её плеч.

Она кивает и возвращается к экранам.

Джеймс на грани. Не пропустить ни секунды страданий.

– Так его даже мне спасать не хочется. Нужно больше личной заинтересованности. Фото не такое красивое, как ты делаешь, Пёрышко, но уж не обессудь. Лично выбирал с камер, три часа потратил, чтобы наш красавец хорошо вышел. И распечатывал на принтере, да, – прокомментировал динамик, передававший события из гостиной. – Прилепишь к манекену. Приём.

Что ответил Перо, уже не слышно. Шуршание рации. Джек сжал зубы. Он ненавидел Трикстера настолько, что должен был начать уже лопаться. Да вот как-то всё не начинал.

Джим в перерывах между спазмами ошейника уже не разговаривал. Только дышал. Его пару раз вырвало, потом просто тянуло. Дженни катала по полу бутылку со сладкой водой и говорила, говорила… Джек старался слушать. Никогда не думал, каково будет – потерять брата.

Сейчас думал. Когда Джим хрипел и бил ногами по полу. Тогда Дженни повышала голос, чтобы перекрыть шум, стук, хрипы и свист, и только вот так, цепляясь слухом за её слова, можно было не свихнуться.

– Держись, младшенький, чего скис? – неожиданно прямо обратился к нему динамик. – Перышко доставил пациента на кухню и уже разложил на столе. Но увы и ах, сам реанимацию сделать не сможет. Спеши на помощь, герой.

Джек подскочил с места. На пороге смазано – зелёные глаза Дженни.

– Не оставляй Джима одного, пожалуйста.

Она кивнула. Джек побежал на кухню.

Когда он туда ввалился, горел свет. Тускло, но лампа светила над столом.