Портреты Пером (СИ)

Трикстер поднимается, чтобы вернуть на третий монитор изображение с камер. Касается плеча Элис, тянет руку. Набирает привычно код.

Четыре картинки – кухня-прихожая-коридор второго этажа – коридор первого. Везде пусто, только на последней Нортон и Перо в прихожей, у двери во внутренний двор. Могут, конечно, просто планировать прохождение испытаний…

Но мне в это не верится.

Так оставлять нельзя – не с этой парочкой. Их следует держать на виду так же, как Кукловода и Дракона.

Роза отложена на панель.

– Кажется, пришло время сделать музыку погромче, моя милая, – нараспев произносит Трикстер, вглядываясь в монитор. Пальцы между тем уже бегают по кнопкам. – А то куклы начали скучать.

– Подожди пока измотаются, милый, – она поднимает руку и пробегается острыми холодными коготками по его кадыку. – Они привыкнут, подумают, что могут уснуть, а тут – раз, и громче становится. Разве не замечательно?

– Если только эти двое не задумали…

Пальцы замирают.

Оба подпольщика срываются с места, Нортон на бегу вскидывает пистолет.

– Кажется, придётся начать раньше, чем мы думали, – задумчиво произносит Трикстер. – А ведь я только начал крутить розы.

Разошлась кучка обитателей, попивающих чай у костра, последним ушёл Джим-подпольщик. Затух и сам костёр, последние угольки дотлевали в сероватой кашице золы уже далеко за полночь.

В траве стрекотали ночные насекомые. Уж им-то точно всё было нипочём.

Поблёскивала далёкими звёздами почти половина неба. Красиво. Но холодно, Джим предпочёл бы тучи и тепло. А сейчас, когда все, кроме них с младшим, уснули, и нельзя было даже посмотреть на эти греющиеся кучки, спасал только притащенный Джеком термос.

– Мне кажется, – ворчит брат с кружкой горячего отвара, – так в любой науке. Только начал изучать – всё просто, куча аксиом. А как углубился, так всё поплыло, поплыло, и ничего конкретного вообще не скажешь.

– А ты вспомни, как меняются научные парадигмы… – Джим сидит на лавочке. С неё вообще вставать опасно, остынет место, и остаток ночи будешь стоя куковать. – Казалось, всё только-только установилось, как приходит какой-нибудь Эйнштейн и ставит всё с ног на голову.

– На Эйнштейна не гони, – младший угрожающе наставляет на него палец, и Джим пожимает плечами.

– Ладно. Не Эйнштейн. Менделеев. Хотя на него мне самому грех гнать.

До ужаса напоминает ночные дежурства в больнице. Тогда персонал говорил о чём угодно, лишь бы не молчать. Замолчишь – заснуть недолго.

– А я про что? Вообще, начиная с древних греков в науке постоянно какая-то хрень происходит.

Младший безапелляционно суёт ему в руки термос. В темноте не видно, но вид у него сейчас должен быть очень решительный.

– На. А мне в кустики.

– Слишком много чая пьёшь, – обхватить пальцами прохладный цилиндр. Где-то там, внутри, загерметизированное тепло.

– И от кого это я слышу, – почти весело парирует младший уже откуда-то из кустов по другую сторону крыльца, – неужто от нашего чайного зануды?

– Между прочим, всё хорошо в меру. – Джим демонстративно фыркает. – Без меры… даже не знаю, что может хорошим быть. Но точно не чай. И вообще не пища. Не лекарства. Не сон, не отдых…

– Звёздное небо, – хмыкают невнятно.

– И не оно. Без солнечного света…

Младший хрустит кустами. Джим не знает, зачем он забирается в них так глубоко, но из-за этого хруста и их переговариваний он не слышит шаги сзади. Мягкие, спокойные шаги.

Потом – захват, крепкий, с зажиманием лица какой-то тряпкой, быстрый укол в шею.

Сопротивляться долго не выходит. В ушах смазывается взволнованный голос младшего откуда-то от кустов, треск веток, крики, шум своего же сопротивления, в глазах смазываются мерцающие звёзды.

Уплывает надёжная поверхность лавочки.

Последняя мысль, что ему вкачали транквилизатор. И что его утаскивает Трикстер. О Джеке и Арсении Джим подумать не успевает.

Арсений тянул себя за край повязки на ладони. Он уже долго смотрел в одну точку на стене, туда опять, где рисовал «смерть Джима».

Ночью они повскакивали, разбуженные воплем Джека. Крыс заорал так, что перекричал всё ещё довольно громко играющую музыку. Паника не поднялась, но до утра больше половины выживших сбились под навесом и сказали, что ни за что оттуда не выйдут.

– Трикстер как гигантский спрут! – выпалила перепуганная до смерти Энн, округляя и без того огромные глаза. – Вытянул щупальце и затянул в дом! Я туда не подойду, даже к порогу, не заставите!

Лайза, не выдержав, огрела заверещавшую девушку полотенцем и решительно поднялась из-под навеса. Вместе с ней сразу вылез Зак, за ним, кашляя, Билл и разбуженный лохматый Нортон. Хотел остановить Дженни, но она отстранила его руку и сказала, что тут не останется.

Поиски успехом не увенчались. Ни в одной из открытых комнат Джима не было.

Следов тоже не нашли. Ни крови, ничего.

Будто Трикстер вместе с ним сквозь землю провалился.

Джек сходил с ума. По крайней мере взгляд у него точно был безумный.

Наступил рассвет. Взошло солнце. Зависло над крышей особняка.

Искали второй раз.

Билл даже с лупой ходил.

Ничего.

К девяти утра Кукловод и хвостатый доделали свою адскую шумоподавляющую штуковину.

Долго возились с ней в кабинете.

Трикстер сам вырубил музыку за минуту до запуска.

Райан, по слухам, чертыхнулся и ушёл спать. Пера при этом не было.

Он пришёл чуть позже.

Зак нашёл в кабинете портативный радиоприёмник. Маленький, блестящий, чёрный. Новый. На нём тоже следов не было, просто приёмник.

Джек носился по дому. Лайза тихо сказала, что когда Перо пропадал в декабре, он делал так же: носился по комнатам, переворачивал всё вверх дном и никого не желал слушать.

Подпольщики «пристрелили» в коридоре ещё несколько динамиков (с оглядкой), чтобы маньяку не вздумалось повторить пытку музыкой. Наказания не последовало.

Сам Арсений спокойно, без беготни и воплей обходил комнаты одну за другой. За ним хвостом шли Дженни и Лайза. Молчали, на том спасибо. Потом к ним присоединился Зак, ещё немного позже – Рой.

Эта компания тоже делала вид, что искала. Или не хотели оставлять его одного.

Вместе они обошли весь дом. Испытательные комнаты первого этажа посветлели из-за вчерашней идеи Кукловода отдирать доски с окон.

К одиннадцати солнце нависло над особняком.

Тихо. На улице пекла жара.

В бальной зале, последней комнате, прислонившись к стенке, Арсений замер. Долго стоял, пялясь на свой «рисунок».

– Слышь, Перо, – невнятно окликнул его Рой, вырывая из задумчивости. – Теперь только ждать, пока макака соизволит заговорить. Может, покурим лучше не улице?

Арсений медленно перевёл на него взгляд. Опухший, фиолетовый наполовину от наливающихся синяков, переклеенный пластырем. И смотрит, вроде, сочувствующе. Или это из-за фингала так кажется.

В коридоре загремели шаги. В комнату вбежал Джек, ошалело оглядел их и вынесся прочь.

– Пойдём, – кивнул Перо. – От того, что мы тут круги натаптываем, погоды не будет.

На улице Лайза села рядом с ним на крыльцо. Она всё ещё слегка горбилась из-за повязок на груди. Арсений с молчаливой благодарностью вытянул сигарету из протянутой Роем мятой пачки.

– Это, – зажав в зубах и шаря в кармане зажигалку, – у тебя их чё, склад?

– Как сказать… – уклончиво протянул подпольщик и тоже закурил.

Сидели так некоторое время. Зак подбирал с земли расщелкнутые «коробочки» от прошлогодних каштанов и кидал их в дерево. Перо наблюдал за ним от нечего делать.

Дженни принесла от костра поднос с горячим и заставила их всех поесть. Сегодня была каша, перемешанная со слабым запахом тушёнки. Арсений не помнил, как запихивал её в себя. Через силу, это да. После обеда тихо встал и ушёл в ванную, где опять какого-то хрена вывернуло. Он подозревал, что успел травануться, и только тихо молил потолок, чтобы это не был крысиный грипп.