Loving Longest 2 (СИ)

Поднявшись в лабораторию, помощники Саурона обнаружили, что измученный эльф-Андвир спит мёртвым сном, сидя на стуле и положив голову на одну из витрин; всё пережитое за последние часы было слишком тяжёлым испытанием, тем более для человеческого тела.

Саурон уже вернулся в лабораторию и сидел за столом.

— Вот что, Натрон, — обратился он к помощнику. — Этого, пока он спит, забери в камеру номер шестнадцать. Я хотел бы с ним ещё поэкспериментировать. Особенно с ошейником. На людях ошейники почти не работают, а вот что будет с человеком, в котором заключена эльфийская фэа? По-моему, тут есть интересные возможности… А потом уберите-ка отсюда его тело, то есть тело Алдамира. На всякий случай.

— Куда? — спросил Натрон.

— Подальше. Внизу, около комнаты со знаками есть несколько камер. Там достаточно холодно.

Внутри витрины тела были вложены в отдельные ящики из лёгких металлических пластин, закрытые крышкой из особо прочного стекла, поэтому их было легко переносить даже вниз по узкой лестнице. Натрон попытался поднять ящик один и внести его в одну из подземных камер, но не смог.

— Слишком длинный, — сказал Натрон. — Тебе придётся подойти с другой стороны и помочь мне. Какой же он был высокий, бедный мальчик, — Перворожденный эльф вздохнул.

— Да, — Гватрен ещё раз оглядел тело настоящего Алдамира. — Очень высокий. Значит, Алдамир, Пенлод…

— И Аракано, — сказал Натрон. — Вот именно! Аракано во сне говорил «папа, прости, я всё рассказал». Мы же знаем, что он был предпоследним, кто посетил Финвэ в Форменосе. Вот об этом он и рассказал Финвэ — о насильнике, который очень любит высоких мальчиков. Или же, — Натрон задумался, — выбирает любовников себе по росту.

— Нат, но ты же не имеешь в виду… Тургона?..

— Имею, — ответил Натрон.

— Но Пенлод безумно любит Тургона, — сказал Гватрен. — Квенди вряд ли мог влюбиться в того, кто пытался его изнасиловать…

— Ты прав, — ответил Натрон. — Но я всё равно этого не исключаю. И другая возможность — он подбирал юношей, похожих на Тургона, которого так и не смог или не посмел получить. И это тоже скорее указывает на Финголфина. А то и на Фингона, который, как мы знаем, уже тогда не слишком интересовался женщинами.

— Ну что ж, Гватрен, — сказал Майрон своему помощнику, когда они остались наедине, — я всё хотел получить ответ на вопросы: как, кто и почему убил Финвэ. Я думаю, что ответ на третий вопрос сегодня мы получили.

— Я не верю, Майрон, — ответил тот. После двух утомительных путешествий в подземелье его золотые волосы расплелись и вымокли; поморщившись, он приподнял тяжёлые локоны и стал, откинувшись на спинку кресла, расчёсывать их, недовольно постукивая каблуком по полу. — Я не верю. Может быть, этот Алдамир действительно был сумасшедшим и всё это произошло в его больном воображении.

— Почему? Нашему Владыке предоставили полную свободу действий в Валиноре, и мы уже имеем все основания подозревать, что он именно действовал, а не просто разносил сплетни из дома Феанора в дом Финголфина и наоборот. Дом на Тол Эрессеа, замкнутый погреб, наполовину или на четверть ваньярские принцы — любимцы Валар... – Майрон пожал плечами. — Дядя Финголфин, дядя Финарфин, а то и дядя Ингвэ... Я бы не поручился, Гватрен, что этим подвалом и сейчас не пользуются.

====== Глава 29. Призраки Дориата ======

Шут

Каково воззрение Пифагора на дичь?

Мальволио

Таково, что, может быть, душа нашей бабушки переселилась в глупую птицу.

Шут

Каков твой взгляд на это воззрение?

Мальволио

У меня более возвышенный взгляд на душу, и я никак не одобряю его воззрений.

Шекспир. Двенадцатая ночь

Маэдрос протянул начальнику стражи врат Сириона подписанное королём Гил-Галадом письмо с большой синей восковой печатью и с особым разрешением пребывать в его владениях. Свою печать, светло-лиловую, поставил на документе и Кирдан Корабел — владыка прибрежного Фаласа.

— Сочувствую, — сказал Эгалмот холодным и недобрым голосом. Левой рукой он взял письмо, а правой сжимал рукоять своего изогнутого меча. — Вы потеряли сразу трёх братьев…

Майтимо молча кивнул. Возразить было трудно. В молодой особе в красной шубке никто не узнавал Карантира — он носил женскую одежду и с тех пор, как перестал принимать снадобья, очертания его фигуры тоже несколько изменились. Келегорм был жив, но остался в руках Моргота, и, безусловно, был для них потерян. А Куруфин…

Маэдрос оглянулся. Куруфин мог бы быть с ними. Собственно, он и был с ними, хотя Эгалмот и не узнал его сразу. Но…

…может быть, и не стоило им тогда, несколько недель назад, проезжать мимо Дориата.

— Я же говорил, что это безумие, — сказал Маэдрос сквозь зубы. На него были нацелены четыре лука; он мог бы посчитать это для себя комплиментом. Оглядевшись, он заметил, что у всех остальных противник только один, а Карантира вообще, видимо, никто не принял в расчёт.

Сам Маэдрос понимал, что они легко могли бы перебить остановивший их небольшой отряд из последних дориатрим, но ему совсем не хотелось этого делать.

— Пропустите нас, — сказал он. — У нас дело к нашему племяннику Гил-Галаду в Сирионе.

— Знаем мы ваше дело, — высоким сдавленным голосом, сдерживая ярость, ответил молодой синда. — Теперь там дочь нашего короля, и там ваш проклятый камень. Вы едете, чтобы снова грабить и убивать.

Последние месяцы они провели в гостях у Карантира в его крепости на Амон Эреб (они все чувствовали себя именно в гостях). Поездка в Сирион внушала серьёзные опасения. Самый краткий путь из Амон Эреб к морю — вдоль холмов и гор Андрам — был, как выяснил Карантир, небезопасен. Долина между горами и рекой Арос была пристанищем разбойников — истерлингов и прочего человеческого отребья. С юга через Междуречный лес, Таур-ин-Дуинат, не было ни одной проезжей дороги и он, по слухам, кишел всякими жуткими тварями. Поэтому сыновья Феанора решили повернуть на север и проехать краем леса Регион: хотя Завесы Мелиан давно уже не было и Дориат пал (не без их, сыновей Феанора, участия), леса Дориата всё-таки можно было считать относительно чуть более безопасными. Маэдрос согласился на этот вариант, поскольку втайне надеялся увидеть ещё раз Тургона, но теперь думал, что поступил глупо.

— Я принадлежу к дому Финголфина, — сказал громко Аракано и выехал вперёд. Люди и эльфы отшатнулись — так величественно он выглядел: единственный, кто мог сравниться в росте с королём Тинголом. — Даю вам слово принца из дома Финголфина, что мой племянник Гил-Галад не пострадает и что никакого вреда не будет причинено его подданным.

Светловолосый воин опустил лук и молча сделал жест — проезжайте.

— Ещё неизвестно, кого вы там встретите! — воскликнул он. — Купола Менегрота почернели от огня, и там водятся призраки и чудовища. Пусть ваша дорога будет такой, как вы того заслуживаете.

— По крайней мере, вас сейчас намного меньше, — сказал другой лучник.

— Вы все такие же служители Моргота Бауглира, как ваш брат, — крикнула им вслед высокая женщина-аданет. — Келегорма Светлого давно уже зовут Келегормом Чёрным!

— Мы расстались с ним, как только узнали, кому он служит, — громко ответил Маэдрос. — И это «давно» для тебя, женщина, а мы в течение многих лет не знали за ним ничего дурного.

— Я видела, как он явился в Бретиль, чтобы перебить оставшихся в живых друзей Турина Турамбара, в тот год, когда Турин умер! — сказала женщина. — Тогда погибли отец мой Дорлас и старший брат. Я хорошо помню эльфа в чёрном с белыми волосами!

Майтимо хотел было что-то возразить, но слова застряли у него в горле. Насколько он знал, несчастный Турин, которого так преследовал своей ненавистью Моргот, погиб за шесть или семь лет до нападения на Дориат.

Если Келегорм действительно убивал друзей Турина в Бретиле в год, когда Турин погиб, значит, не от отчаяния, не из-за полученного в Дориате увечья, не в обмен на исцеление стал он слугой Моргота: он сделал это сознательно, умышленно, по причине, о которой они сейчас могли только догадываться.