Факелы на зиккуратах (СИ)

Фабиан усмотрел его, виснущего на шее у какого-то мутанта, пьяно смеющегося и довольного собой. Этот блудливый кошак был одет так, что даже полностью голым выглядел бы, наверное, куда более прилично. Мутант, завидев приближение Фабиана, оскалился, с упоением демонстрируя гнилые зубы, и возмутился, когда тот оттолкнул его, ухватил Аластера за волосы и дернул на себя. Аластер лениво взвыл и попытался развернуться, чтобы выяснить причину неудобства. Он сосредоточенно прищурился, опознавая Фабиана, и радостно захихикал. Компания, к которой относились и этот придурок, и Аластер, была небольшой и такой, как и должна выглядеть компания, интересующаяся только клубами. Аластер, впрочем, выглядел в этой компании вполне уместно.

– Фальк, – протянул он, – не будь букой, отпусти меня и выпей за здоровье Элзи! У него день рождения. Ему исполнилось целых двадцать три года, но он уже пятый год уверяет всех, что ему всего двадцать один, правда, милый? Но мы же никому не скажем правду, Фальк, правда? Пусти меня!

Он отмахнулся от Фабиана, хлопнул по руке, которой тот все держал его за волосы, и Фабиан разжал ее.

– Кстати, Элзи, если ты хочешь, чтобы такая физиономия, вот как эта маска, была у тебя все время, разозли Равенсбурга. Он тебе ее враз обеспечит, – проорал Аластер, снова повисая на шее мутанта. – Он милый, он определенно милый, – довольно улыбнулся он, разворачиваясь к Фабиану, – и очень любит, когда его порют. Между прочим, троюродный племянник Колмогорова, чтобы ты знал.

Фабиан оценивающе осмотрел мутанта и снова перевел взгляд на Аластера.

– И что из этого должно волновать меня в первую очередь? – холодно спросил он.

Аластер засмеялся и отцепился от мутанта.

– Ты угостишь меня какой-нибудь гадостью, и я тебе расскажу, – прищурился Аластер, приклеиваясь к Фабиану.

– Отрезвляющая пилюля тебя устроит? – сардонично спросил он, глядя на крохотные зрачки Аластера.

– Завтра, – пьяно отмахнулся Аластер. – А пока коктейль.

Фабиан попытался убедить себя, что в том, чтобы провести вечер в компании, к которой примкнул Аластер, но его хватило на полчаса; причем он счел после бесконечного потока сознания о выпивке, авиетках, курортах, выпивке, новых наркотиках, снова выпивке и уродах-родителях, которые отказываются платить по счетам, что даже этих получаса слишком много и он совершает подвиг, выслушивая это убожество. Поэтому он бросил Аластеру сухое «Пойдем» и встал. Аластер, усердно шарившийся в ширинке соседа и жаждавший поцелуев, не обратил внимания на Фабиана. Пришлось тащить его к выходу. Аластер сопротивлялся, причем очень усердно и вполне правдоподобно; Фабиан был вынужден рыкать на доброхотов, пытавшихся спасти прелестного эльфа Аластера от злого и страшного флибустьера Равенсбурга. Нескольких зуботычин хватило. Охрана, очевидно, крайне изобретательно относившаяся к толкованию своих обязанностей, не вмешивалась. Аластер пытался царапаться, кусаться, пинаться, но Фабиан целеустремленно тащил его к выходу. Тот сотрудник, который пропускал его внутрь, смотрел на сцену широко открытыми глазами. За такие деньги – и пробыть полчаса, чтобы отбыть восвояси с тем тощим нечто?

Найти Аластера и вытащить его из клуба оказалось не самым сложным делом. Куда сложней было привести его во вменяемое состояние. Холодный душ помог на короткий срок, уже через пять минут после него Аластер снова хихикал и вязался к Фабиану с самыми пошлыми намерениями, и даже ощутимые пощечины не мешали ему целеустремленно соблазнять того.

Поверхностная ревизия карманов Аластера показала, что этот гад не просто затарился рекреационными веществами – он затарился радикально новыми рекреационными веществами, которые пока еще не входили ни в один реестр – запрещенных, условно и ограниченно разрешенных, и оставалось диву даваться, откуда у казавшегося таким хорошим мальчика Аластера знакомые, которые общаются с людьми, которые развлекаются, конструируя новые наркотики. И все-таки счастьем было, что несмотря на тягу к экспериментированию, Аластер все еще оставался жив. Хотя – и Фабиан осмотрел его еще раз, неторопливо танцевавшего посреди комнаты, полностью голого, с мокрыми волосами, гуттаперчево-гибкого, и совершенно не ощущавшего ни прохлады, ни стыда. С другой стороны, что есть стыд и почему Аластер должен его испытывать? И особенно: почему Фабиан должен вменять ему в вину отсутствие этого самого стыда, который, очевидно, и сам не очень-то склонен переживать? Но зрелище было забавным, Аластер всегда отличался этой манящей грацией, этим соблазнительным, невинно-порочным изяществом, и кажется, он чувствовал себя вполне неплохо. И Фабиан пил пиво, наблюдал за ним и отказывался думать о чем бы то ни было – насущном, животрепещущем, вечном, сиюминутном.

Через какое-то время это стало походить на транс. Фабиан осознал, что уже несколько минут сидит, не мигая, глядя, как Аластер, бледнокожий, в неярком рассеянном свете казавшийся прозрачным, извивается перед ним, и совершенно забыв о пиве. Он моргнул. И словно рубильник сработал, Аластер плавно опустился на пол и замер. Фабиан смотрел на него, и снова ему казалось, что он присутствует при каком-то сакральном действе, что ли, поклонению луне, например, или первой весенней росе, не суть, и добрую минуту смотрел на Аластера, лежавшего на полу посреди комнаты, свернувшись калачиком. Затем, вроде одумавшись, вроде побуждаемый любопытством подошел, сел на корточки, пощупал пульс на шее, вздохнул и встал. Ублюдочный Армониа спал. Но оставлять его на полу было как-то не по-приятельски, пришлось тащить в спальню, сгружать на огромную кровать и стоять, глядя на него, как идиоту, снова забыв, что нужно что-то делать дальше.

Плюнув на все, Фабиан улегся на ту же кровать. Это было неудобно, он физически ощущал, как отчаянно вибрируют границы его «я» рядом с чужим, чуждым человеком. Это хоть сто раз мог быть Аластер, но спать рядом с ним было Фабиану неприятно, и плевать на давнюю дружбу. Но устраиваться на безобразно мягком диване в огромной и унылой гостиной хотелось еще меньше. Фабиан последний раз покосился на Аластера и закрыл глаза.

Проснулся он привычно рано, но за окнами еще было темно. Аластер хрипло и редко дышал рядом, и звук его дыхания отчего-то подействовал на Фабиана, как скрежет ржавого металла по ржавому металлу. Он повернулся к Аластеру, проверил его лоб, пульс, поморщился от необходимости прикасаться к коже, покрытой холодным и липким потом. Кажется, Аластеру будет очень плохо, когда он проснется.

В полдень Фабиан заскучал. Он взодрал Аластера, потряс, чтобы тот пришел в чувство, и погнал в ванную комнату. Аластеру действительно было очень плохо. Его зрачки были неестественно расширены, заполняли почти всю радужку, и взгляд был странно расфокусирован. Он зажмуривал то один, то второй глаз, словно пытался избавиться от двоения. С координацией у Аластера тоже были явные проблемы, он не мог ухватиться за руку Фабиана, которой тот удерживал его челюсть, вливая в глотку воду; ноги Аластера дрожали и подкашивались, и он угробил добрых три минуты, чтобы сделать первый глоток кофе.

– Придурок, – невнятно выдавил он. – Опять весь в синяках буду. Тебе чего надо-то?

Фабиан закатил глаза и отвернулся. После паузы он повернулся к Аластеру и спросил, склонив голову к плечу:

– А может, просто решил повидать друга.

Аластер поперхнулся кофе и захохотал.

Фабиан скривился.

– Да будет тебе, – махнул рукой Аластер, стирая кровь с трещины на лопнувшей губе. – Сука, кожа пересохла. Правду ты все-таки не скажешь?

– Что за херни ты вчера нажрался? – сумрачно спросил Фабиан, глядя на нездорово-бледную кожу Аластера, на которой проступали синяки от его пальцев.

– Хочешь попробовать? – елейно спросил Аластер и подмигнул. – Отвратительная вещь на вкус, должен сказать. Но роскошно действует.

– То-то тебе сейчас хорошо после ее действия, – зло бросил Фабиан.

Аластер пожал плечами и улыбнулся – хотел было широко, но вспомнил о трещине на губе.