Песнь о Гамаюне (СИ)

Леншерр отпустил его запястье и теперь, вместо того чтобы насильно удерживать его, касался пальцев Чарльза, которыми он впился в грубую ткань покрывала.

Эти прикосновения.

Чарльз вздрогнул, но вовсе не от них, а от эха воспоминаний, которые пронзили его сознание подобно нарастающим раскатам грома.

Его видение. В церкви и все после. Он чувствовал. Именно эти прикосновения к своему телу и это пока еще робко тлеющее чувство уверенности и защищенности, которое появлялось рядом с Эриком и становилось все сильнее. Он медленно обернулся через плечо, чтобы посмотреть на лицо будущего короля, словно один его взгляд мог бы все прояснить, но Эрик не смотрел на него, лишь ласкал взглядом его спину и руку, не переставая бережно касаться своего ручного демона.

— Я не…

— Все в порядке. Я не прикоснусь к тебе, если ты этого больше не хочешь, — с едва заметной за бородой ухмылкой произнес Эрик и слегка отодвинулся, освобождая для Чарльза больше места. Юноша еще какое-то время колебался, задумчиво потер шею, вновь избегая смотреть Эрику в глаза, но, стоило ему только подумать о том, чтобы выйти из шатра, как в его разуме сразу же возникла картинка холодной пустоты, которая непременно ждала бы его снаружи. А еще в воздухе витал аромат легкого дождя, которому еще только было суждено пролиться, смывая пепел с холодной серой земли.

Чарльз очень медленно устроился в постели, не чувствуя и капли сонливости, хотя тело все еще было вялым и жаждало отдыха. И все же, когда Эрик медленно протянул к нему руку, Чарльз вздрогнул, сам не понимая, от чего именно, но точно зная, что не от страха.

— Тише, — серьезно, без тени улыбки произнес Леншерр и провел кончиками пальцев по своему гербу, висевшему на шее Ксавьера, глядя, как отблески пламени скользят по изгибам мощного тела морского дракона. — Этот символ не просто ради защиты. Не только для того, чтобы в первый день моего правления, едва ты ступишь за порог нашей спальни, люди видели и знали, кому ты принадлежишь. Но чтобы и ты помнил об этом. Всегда, — Эрик посмотрел на Чарльза стальным, полным решимости взглядом, от которого все внутри юноши словно вывернулось наизнанку, и на мгновение он ощутил себя птицей с перебитым крылом, оказавшейся на пути целого дикого табуна.

— Я помню. Это первое, что ты заставил уяснить, как только нашел меня, — кивнул Чарльз и слегка поежился, начиная чувствовать нараставшее напряжение между ними, и вот в горле уже пересохло.

— Ты боишься меня?

— Нет, — тут же ответил Ксавьер, но вопреки своим же словам сел в постели, а Эрик последовал его примеру, вот только движения его были не такими резкими, а плавными и спокойными.

— Ты никогда не должен меня бояться, — голос тихий, но слишком властный, и именно этот тон вызывал приятную тяжесть где-то глубоко в теле юноши. Этот голос и хищные повадки, раны и шрамы, безжалостность и вместе с тем та странная ранимость, которую Чарльз видел в будущем короле совсем недавно, когда Эрик словно подал первые признаки волнения от того, что собирался сделать. — Ты самое невероятное создание из всех, что я видел. И ты принадлежишь мне. Целиком и полностью.

Чарльз нервно сглотнул, чувствуя, как сухой язык отказывается двигаться во рту или, тем более, помогать ему говорить, и потому просто кивнул, невольно вновь вспоминая прикосновения Эрика так четко, словно снова ощущая их на своей коже. Ему следовало бы испытывать стыд и злость, но их не было. И страха он не испытывал. Он лишь был напряжен от неловкости и смущения. От того, насколько ему понравилось находиться в чужих руках. Прикасаться к Эрику и распаляться сильнее, словно вспыхивая от его страсти и напора. Юноша нервно облизнул губы и посмотрел на Эрика с тенью улыбки, сам подался вперед, больше не отстраняясь от него.

— Тогда я рад служить Вам, Ваше Высочество. И быть первым и ближайшим из всех Ваших подданных. Развеивать все Ваши сомнения и угадывать наперед планы Ваших врагов, — с каждым новым словом сердце билось чуть чаще, и Чарльз снова ощутил это притяжение, невидимой цепью сковывающее его с Эриком, и почти осмелился украсть еще один поцелуй, пока его будущий король смотрел на него, как на внеземное создание, рухнувшее из Царствия Небесного прямо в его постель. Но именно в этот момент сердце пронзила легкая боль, и на голову словно что-то начало давить изнутри. Чарльз зажмурился, а когда распахнул глаза, даже не заметил, что их заволокло синей дымкой. И, глядя на Эрика, он видел призрачный силуэт короны и такой же едва заметный черный рой, кружащий вокруг его глаз и головы. Всего на мгновение, пока он вновь не моргнул и не затряс головой, пытаясь отогнать непрошеное наваждение.

— Тебе все же нужен отдых, галчонок, — с явно не свойственной ему заботой произнес Эрик и положил руку на плечо Чарльза, укладывая его в постель. Юноша пытался что-то сказать, объяснить, что это не усталость, но стоило ему лишь задуматься над тем, какие слова он хочет сказать, как образ, увиденный им всего мгновение назад, исчез из памяти.

***

Когда Шоу прибыл в лагерь, моросил легкий дождь, который не был в состоянии промочить одежды насквозь, но порядком раздражал, да и ветер то и дело срывался на замогильные завывания. Кони королевского сопровождения влажно ступали по грязной земле, нервно фыркали и неодобрительно оглядывали лагерь воинов Леншерра. А неизменные инквизиторы, которые, словно тени, следовали за королем, так вовсе выделялись в общем походном отряде в своих темно-алых, словно загустевшая кровь, мантиях и на неизменно рыжих конях. Один из них спешился и принялся молиться, и Эрик лишь понадеялся, что тот замаливает грехи погибших в ночном сражении воинов, а не просто читает строки Библии по памяти, чтобы развеяться после долгого пути в седле.

Люди Эрика замерли, словно на военном параде, с благоговением глядя на короля, видимо, все еще веря каждой лживой сказке о его величии, рассказанной им в детстве. Смотреть тошно. Но Эрик держался ровно и почтительно. И так же подошел к своему названому отцу, когда тот оскалил свое худое лицо и призвал своего «сына» к себе. Позволил обнять, перебарывая в себе гнев и отвращение, которые он всегда испытывал к Шоу. Как он мог смотреть на него иначе, когда он помнил запах его одежды, и вслед за ним и скрипучим нарочито ласковым голосом Шоу вновь приходили воспоминания о крови, цепях и подвалах. Об идеально заточенных лезвиях ножей и боли, от которой не скрыться. И его смех вперемешку с наставлениями и утешениями. Нельзя пытать кого-то и обещать, что все будет хорошо. Нельзя мучить и притворяться отцом, избивать до беспамятства, а затем бережно поглаживать окровавленные волосы своего почти бездыханного пленника, которого Шоу с неким искренним садистским наслаждением звал «сыном».

— Мне жаль, что сам я не смог принять участие в этой славной битве. Но, боюсь, возраст уже не тот. Да и что может быть почетнее, чем сражаться под знаменами моего дорогого сына? — Шоу снова холодно улыбнулся и направился к приготовленному для него шатру, где уже успели накрыть хоть и скромный, но стол.

— Смотрю, ты приехал без сопровождения верховного инквизитора. Даже непривычно, — заметил Эрик, следуя за королем, а Шоу махнул рукой, чтобы слуги и охрана остались снаружи.

— У него свои дела. После последних битв в Ирии ему прибавилось подопытных.

— Да? Я не слышал, чтобы он смог раздобыть в свои лапы какого-нибудь одержимого.

— Ты не общаешься с ним так, как я, — просто ответил Шоу, усаживаясь за стол, и именно в этот момент у входа в шатер шелохнулась тень, которая быстро обратилась девушкой.

— Ваше Величество, — она поклонилась, и Шоу щелкнул пальцами, а Эрик, приглядевшись, узнал ту самую служанку, которая омывала его Чарльза. Что ж, пусть Ксавьера она не заинтересовала, но, видимо, все равно нашла способ подобраться ближе к королю.

— Садись, не мозоль глаза. А то выглядишь, как нервный сторожевой пес, — лениво и слегка раздраженно приказал Шоу и указал Эрику на стул подле себя, и Леншерр, скрепя сердце, повиновался, но больше следил за служанкой, которая разливала им вино по бокалам. — Я смотрю, ты уже неплохо тут устроился. Среди смерти и пепла, прямо как ты любишь, верно? — Шоу рассмеялся, а Эрик отпил немного вина, выдерживая насмешки своего мучителя. — Только не хватает плесени и решеток — и будет прямо твоя детская.