Loving Longest 2 (СИ)

Эолин воткнул ножку циркуля в стол, прокалывая лист бумаги; циркуль покачнулся, но лёгкий инструмент всё же устоял, нависая над чертежом.

— Зачем это тебе? — спросил Эолет, раздражённо захлопывая книгу.

— Скажем так, я хочу больше знать о Феаноре и Финвэ, — ответил Саурон. — Здесь мои интересы, можно сказать, отчасти совпадают с твоими.

— Я понял, но зачем? — повторил Эолет.

— Ты, верно, знаешь, что меня интересует убийство Финвэ, — сказал Саурон. — Говорят же, что чтобы узнать убийцу, надо узнать побольше о жертве, не так ли?

— Хорошо, — сказал Эолин. Его рука продолжала машинально вращать циркуль. — Но я… Не могу сказать, что я всё выдумал, я просто… объяснил это определённым образом. Может быть, я действительно чего-то не понял. Майрон, а ты когда-нибудь видел Финвэ?

— Думаю, что нет, — ответил тот.

— Он был красивым, — сказал Эолин. — Очень. Если ты видел Фингона, то ты можешь себе представить. Правда, Финвэ был повыше ростом и глаза у него были потемнее. Финвэ и его сестра всё время пропадали на охоте, и он тогда не думал о женитьбе, хотя уже и достиг совершеннолетия. Многие девушки пытались привлечь его внимание, но Мириэль старалась больше всех. Она научилась петь и играть на арфе (дар к песням у Маглора как раз от неё); она научилась высверливать разноцветные камни и украшать ими одежду - да, Майрон, Феанор от неё унаследовал свой интерес к камням. Наконец, она пришла к Натрону и он научил её вышивать картины, шить нарядные платья, делать бисерные вышивки из стеклянных бус. Мириэль проводила с Натроном целые дни; она научилась шить так же, как он. Несмотря на её чудесные одежды и ленты, Финвэ как будто бы не видел её. Когда Финвэ отправился в Аман посланником от эльфов к Валар, она забросила всё — и песни, и одежды, и вышивки. Мириэль ходила по дальнему берегу озера; она брала с собой арфу, и иногда я слышал, как она дёргает струны. Странные это были звуки, Майрон: красивые мелодии называют «музыкой небесных сфер», а слушая то, что она играла, мне казалось, что это звёзды сходят со своих путей. А когда прошёл слух, что Финвэ возвращается, Мириэль исчезла на целый месяц: когда она вернулась, на ней были одежды цвета рассветного неба, усыпанные жемчугом, а её волосы были переплетены лентами с опаловыми бусами.

Майрон недоверчиво хмыкнул.

— Но Финвэ даже не взглянул на неё, — продолжил Эолет. — Она пришла к Натрону. Он весь месяц помогал ей шить этот наряд. Всё это время… мне было очень тяжело на это смотреть — я почти не сводил с них глаз, хотя знал, что Нат будет злиться на меня; и тогда я стал подсматривать. Мириэль стала кричать на него, говорить, что это он виноват. Нат сказал, что всё это его самая прекрасная работа (это была правда, я думаю, что он до сих пор не создал ничего подобного) и что сердцу не прикажешь — он-де об этом знает лучше, чем кто-либо другой. Я был безумно счастлив… мне хотелось скорее броситься к нему… ну ты меня понимаешь. Но Мириэль ушла от него в таком состоянии, что мне стало страшно. Я испугался за Финвэ и за его родителей — они ведь были нашими друзьями и пока ещё не пришли в себя от горя после гибели дочери. Если бы сестра Финвэ осталась в живых, то Финвэ вряд ли ушёл бы в Аман — его сестра любила родные края. И я пошёл за Мириэль…

Эолет замолчал. Эолин посмотрел на него, но тоже не захотел продолжать.

— И что? — раздражённо спросил Майрон.

— Мириэль пришла в рощу на дальнем берегу озера, — сказал Эолет. — Я ощутил там какое-то свечение и… тяжесть в воздухе. Там присутствовал кто-то из Валар. Может быть, не один. Но я не видел, кто был там. Я видел только тёмный плащ. Мне кажется, это была женщина. Одна из валиэр.

— Кто это мог быть? — настойчиво спросил Майрон.

— Не Варда, — ответил Эолин. — Все Перворожденные знают её. Ну и не Мелькор — я достаточно долго был здесь, в его присутствии, чтобы знать, что он собой представляет. Не он.

— «Хочешь ли ты быть королевой?» — вот что спросила она у Мириэль, — сказал Эолет. — «Хочешь ли ты быть королевой тех, кого нарекут нолдор, многознающими? Вы уже не будете охотниками в тёмном лесу и рыбаками на тихих озёрах; вы станете народом, и вам понадобятся короли. Вместо ленты с жемчугом ты сможешь надеть золотой венец, усыпанный опалами и рубинами; ты будешь жить в городе, увенчанном серебряной башней, и ты, как башня, поднимешься над твоими сородичами». Вот что она сказала, и я до сих пор слышу этот голос.

— «Я сделаю всё, что угодно», — сказал Эолин, и он теперь словно говорил голосом Мириэль, — тонким и отчаянным. — «У меня королевское сердце, я пойду с Финвэ в Аман и там я стану королевой нолдор».

— «Ты родишь сына», — сказал голос между деревьями, — «вот что ты должна сделать для нас». — Эолет говорил так вкрадчиво и в то же время так пронзительно, так что даже Майрону на мгновение стало страшно. — «Ты родишь лучшего и искуснейшего из квенди, самого мудрого и прекрасного. Ведь в этом нет ничего дурного, Мириэль… королева Мириэль?».

— «Говорят, роды — это очень больно», — сказал Эолин. Теперь в его устах голос Мириэль звучал жалобно. — «Но я всё вынесу, если Финвэ действительно станет моим».

— «Это может быть гораздо больнее, чем ты думаешь». — Майрон подумал, что тогда, на берегу озера Пробуждения, Эол не мог бы передать эти слова. Только сейчас, прожив тысячелетия, погибнув страшной смертью и вернувшись к жизни, он смог придать своему голосу расчётливый, холодный цинизм, который прозвучал в той речи. — «Тело одного из Детей Эру может не выдержать. Но я могу тебе помочь. Твой красавец сын родится в Амане; пламенный дух будет гореть в нём. Ты готова?».

— «Да», — так ответила она, — продолжил Эолин. — Майрон, я не знаю, что было дальше. Честно говоря, потом некоторое время я думал, что там был ты, потому что… я почувствовал, как будто какой-то ветер идёт из-под земли. Какой-то странный запах, как… как… — Эолин и Эолет переглянулись; Эолет еле заметно покачал головой. — Не знаю, как что. Потом свечение исчезло, я потерял Мириэль из виду. На самом деле, Майрон, я не знаю, что думать, потому что Великий поход в Аман продолжался много лет, а Феанор вроде бы родился уже в Валиноре — он не мог быть зачат в ту ночь, да и с Мириэль вроде бы разговаривала женщина… Но всё-таки… всё-таки после этого мне неприятно думать о Феаноре и о его потомках. Честно тебе скажу, дочь Феанора я бы в жёны не взял.

— В общем, мы имеем непонятный разговор ни о чём неизвестно с кем, неясные подозрения, и девицу, которой Валар вроде бы помогли получить Финвэ, — сказал Майрон.

— Да, — сказал Эолет, — Помогли. Вот после этого он обратил на неё внимание.

— Потому что, — сказал Эолин, — до этого она была черноволосой, как все девушки из Второго дома эльфов, а после её волосы стали совершенно седыми.

====== Глава 27. И ещё о женатых эльфах ======

Even when in after days, as the histories reveal, many of the Eldar in Middle-earth became corrupted, and their hearts darkened by the shadow that lies upon Arda, seldom is any tale told of deeds of lust among them.

On the laws and customs among the Eldar

Даже в более позднее время, когда, как показывают исторические сочинения, многие эльдар в Средиземье были искажены, и сердца их почернели от тени, что лежит на Арде, редко передают хоть какие-нибудь предания о делах похоти среди них.

О законах и обычаях эльдар

— Отличный рассказ, — хмыкнул Саурон. — Вот только ты что-то путаешь.

— Я рассказал то, что видел и слышал, — сказал Эолин.

— Я видел и слышал то, о чём рассказал, — сказал Эолет.

— Видишь ли, Эол, — сказал Саурон, — допустим, Мириэль поседела после неприятного разговора с этой валиэ. Но почему тогда такие же бело-седые волосы у её внука Келегорма, и, кстати, у сына Келегорма, Рингила — тоже? Феанор был черноволосым, в родне Нерданэль, насколько я знаю, тоже не было квенди с белыми волосами. Очевидно, что Келегорм унаследовал цвет волос от Мириэль.

— Но она же… она же стала седой, — сказал Эолин.