Песнь о Гамаюне (СИ)

Тело задеревенело, а в воздухе почудился запах сырости и плесени. Воспоминания, словно тягучее болото, начали затягивать его и не отпускали, тянули на самое дно…

Теплые руки обхватили его лицо, и Эрик невольно вздрогнул, почти готов был занести руку, чтобы ударить Чарльза, даже не отдавая себе отчета в своих действиях, но так и замер, глядя в эти решительные синие глаза.

— Всего несколько дней. Ты сделаешь это. Ты будешь свободен. Этот мир покорится твоей воле. Я не надеюсь на это. Я знаю, — такой тихий и спокойный голос. Полный решимости, которую Эрик вот-вот готов был утратить.

Сердце забилось тяжелее и быстрее, а в душе, словно в туманном мраке, пророс светлый росток трепетного света, который вился виноградными плетями, разрастался, заполняя все внутри, переполняя Эрика до самых краев. И это чувство было таким новым и пугающим, что в первую секунду Леншерр хотел вырвать его из своей души и сердца, вытянуть из вен, словно паразита, но вместо этого тяжело вздохнул, не понимая, что с ним происходит, но ощущая, как тяжелый груз, омрачающий его мысли, начал разваливаться на мелкие куски, крошиться и рассыпаться в пыль. От этой накатившей легкости хотелось вскочить и сделать хоть что-то. Прямо сейчас…

Эрик схватил ладонь Чарльза обеими руками и прижался к ней губами, так и замерев, ощущая тепло его кожи и легкий запах трав. Прикрыл глаза, надеясь, что это странное наваждение отпустит его, но оно не отпускало, а лишь усиливалось, захватывая все больше тьмы в его душе, рассеивая ее. А Эрик и не знал, как жить без этого груза на своем сердце. Не знал, как благодарить Ксавьера. Не знал…

Легкое касание к волосам. Непривычное и нежное. Чарльз придвинулся ближе и пока еще осторожно, словно на пробу, поглаживал Эрика по волосам, ожидая, что тот отпрянет или оттолкнет его. Но Эрик все так же оставался неподвижен, разве что чуть выпрямился, больше не целуя руку Чарльза, но все так же не выпуская ее из своих рук.

— Прости, — тихо произнес он, когда молчание затянулось, а от прикосновений Чарльза стало слишком хорошо, пусть даже они были невинными и успокаивающими.

— Тебе не за что извиняться, — юноша тепло улыбнулся, а Эрик слегка отстранился от него и, чтобы как-то отвлечься, вернулся к бинтам, и, пусть его раны не были опасными или глубокими, они все равно были поводом не смотреть сейчас на Чарльза и не искать новой причины прикоснуться к нему. Но все же Эрик краем глаза видел кулон на шее Ксавьера и чувствовал глубокое удовлетворение от вида своего знамени на шее Чарльза. Он уже его. Он принадлежит ему. Пусть не в полном смысле этих слов, но он здесь. Он рядом по своей воле. И, наверное, сам еще не понимает, какой огромной властью он обладает над Леншерром. Ведь сам он это понял только здесь, на поле боя за эти несколько дней.

В пылу сражения он был собой. Таким же, как и всю жизнь. Среди смерти и звона стали. В крови, пропитанный грязью, с мышцами, ноющими от боли, и истекающими кровью ранами. Он знал, за что бился. И в каком-то роде любил эти сражения. Он знал в них все. Это его стихия. Так же, как ринг родное место для боевого пса, бросающегося на врагов с пеной у рта и не знающего покоя в уютной конуре.

Вот только прежде ее и не было. Так же, как не было настоящей уверенности в своей победе над Шоу. Мысли о ней заменяли Эрику веру и религию. Они овладевали его сознанием и заставляли дышать. Сражаться, видя лицо Шоу в каждом из врагов. Но рядом с ним Леншерр все еще не был уверен… Пока в его жизни не появился Чарльз.

И после этих сражений, возвращаясь в шатер, он находил там своего личного голубоглазого демона за книгами и чашкой чая. Он умудрился привнести какой-то мистический уют в полевой шатер. Сделать его местом, которое не стыдно было бы назвать домом.

А теперь Чарльз делал для него даже большее. Одни его слова и прикосновения, и он словно смог изгнать всех демонов прошлого из разума Эрика. Очистить его надежду от сомнений и вернуть решимость.

Он сделает это. Обагрит руки в крови Шоу. Уже не только для себя и своего Инвернеса. Но и для Чарльза. Чтобы увидеть, как он идет подле него по коридорам замка, как не страшится чужих взглядов. Он хотел отблагодарить Ксавьера за все, что тот сделал для него за такой малый период времени, и меньшее, что он мог сделать, — подарить ему лучшую из жизней, которую он только способен был для него завоевать.

— Я все же помогу, — тихий голос Чарльза вернул Эрика в реальность.

— Нет, я сам.

— Лекарь бы сделал лучше. Но раз ты сам к нему не идешь, а ко мне никого пускать не намерен, дай мне помочь. Бинты на спине перекрутились, — Чарльз решительно забрал бинты из рук Эрика, и тот, поражаясь сам себе, покорно остался сидеть на месте, позволив Чарльзу обработать свои раны.

— Ты делал это для меня, когда у меня были поранены руки. Считай, что я возвращаю долг, — тихо пояснил Ксавьер.

Он не спешил. И пальцы его так осторожно касались спины и плеч Эрика, что Леншерр мог почувствовать, как загоралась его кожа от каждого прикосновения. Но все же лишь смотрел на бледного демона, любуясь им и борясь с желанием прикоснуться. Это спугнет его. Словно робкое видение. Прекрасный сон на грани пробуждения.

***

Каждый день Эрик уходил до восхода солнца и оставлял у своего шатра так много охраны, как только мог. Он поднимался почти бесшумно, двигался тихо, подобно лесному хищнику, но Чарльз все равно слышал его, но все же, в основном, его будил шум лагеря за непрочными стенами их временного укрытия. Вот только он старался не подавать виду, слыша неровный строй шагов, взволнованные голоса и звяканье металла. Он знал, каким будет сражение, пусть видел лишь его тени, и каждый раз боялся, что его видения не сбудутся. Пусть раньше подобного не бывало, и он должен был быть уверен в себе, но эта уверенность куда-то испарилась. И Чарльз знал причину. С самого первого дня, когда он только оказался в Черном замке, его видения стали… иными. Прежде он видел лишь то, что реально. Людей, сражения, костры и непогоду. Но после замка древних Королей его не покидали видения стен, сочащихся черным туманом, и черноглазого духа, живущего в столице. А хуже всего было то видение с Эриком… Чарльз верил и надеялся, что все это лишь побочное действие отвара и все скоро пройдет, но до сих пор боялся погружаться в видения. А пока он видел лишь образы, не было духов и черноты, не было того потустороннего ужаса, который охватывал его сознание. Лишь страх, что все это еще может вернуться.

Ксавьер лежал на своем теплом и мягком лежаке недалеко от кровати Леншерра. Хотя будущий король и настаивал на том, чтобы они делили одну кровать, Чарльз не мог довериться ему настолько, пусть и чувствовал себя в безопасности, только когда Эрик был рядом. И каждый раз он ощущал на себе долгий взгляд будущего короля, прежде чем тот выходил к своим воинам. Чарльзу казалось, что в этом взгляде роились сотни мыслей, десятки слов и множество действий, которые Эрик хотел сделать, но не позволял себе, замирал на месте и просто смотрел на Чарльза. И Ксавьер втайне радовался, что все это оставалось лишь во взгляде.

Прошло слишком мало времени, чтобы он привык к своей новой жизни. К Эрику, к своему новому статусу, к интригам, которые плелись против короля явно не один год и в которые Чарльз не хотел вникать. Ему было стыдно признаться в этом самому себе, но весь его гнев и решимость, с которой он набросился на Эрика, вырвавшись из пут, все его желание уничтожить короля Стратклайда и каждого из воинов, сражавшихся против его народа, угасли в тот же самый день, как Эрик сделал его своим «пророком» и слугой. А может, это случилось и раньше, но осознание настигло Ксавьера намного позже. Ведь еще в церкви во время своего видения он чувствовал странную нить покоя, которую так жаждал ощутить вновь, уповая на то, что не придумал это и что есть еще надежда на лучшее будущее. А Эрик именно этого и хотел. Нужно было только помочь ему стать королем. А дальше…

Чарльз пытался понять, что будет дальше, но все было сковано туманом, за который он все еще боялся заглянуть, страшась, что там и правда живет злой дух из замка. Оставалось лишь жить сегодняшним днем да подглядывать в замочную скважину грядущего, чтобы различать тени сражений. И каждый раз, когда Эрик уходил, Чарльз сворачивался под своим одеялом и тяжело вздыхал, снова и снова видел поле боя, ища своего короля, хоть и зная, что с ним все будет в порядке, но страшась, сам не понимая чего.