Портреты Пером (СИ)

Мягкая агитация

Джим слегка нахмурился.

– В следующий раз я лучше попрошу проходить испытания кого-нибудь другого. Покажи-ка руки.

Попытки протестовать провалились. Его заставили пересесть на диван и тщательно перебинтовали. Ладони под повязками почему-то тут же начали чесаться. Арсений принялся утрированно охать, изображать из себя умирающего и заваливаться на спинку дивана. Сначала Джим строго приказал ему не дурачиться, потом начал смеяться. Под конец Арсений заявил, что, если уж он так помог фракции, то пусть его наградят аскорбинкой.

– Две штуки, больше не проси, – Джим пригрозил ему пальцем, когда Арсений попробовал было самовольно потянуться к банке с витаминами. – Дженни сказала, ты и так постоянно грызёшь леденцы. Предупреждаю, я хирург, а не дантист, заболят зубы – пойду методом Джека. Полбутылька эфира, одни плоскогубцы – ни боли, ни зубов.

– Ну вот, – Арсений сел прямо, – теперь мне будет сниться ночами, как Джек гоняется за мной с плоскогубцами. А ещё…

Он хотел сказать ещё что-то в тему, про зубы, но неожиданно вспомнил о надписи в прихожей. Перевёл взгляд на Джима.

– Тут такое дело… Ты же интересовался туманом в прихожей?

Через полминуты они уже были на месте, а док, строго сказав, что не позволит ему сегодня больше резать руки, захлопнул дверь для испытания. Упрямое «HELP», впрочем, проявляться не спешило.

После пяти испытаний Джим объявил перерыв.

– Давно пора, – Арсений скептически смотрел, как он перематывает исколотую руку. – Да и потом, может, мне просто привиделось.

– Не знаю, – последователь покачал головой, кинул усталый взгляд на «тыл» лестничного пролёта. – Если бы это сказал Закери, я бы поверил. Но ты…

– Тогда это просто меня любит местный призрак. Ну, – поспешил пояснить, поняв, что шутка не удалась, – тот туман, который тут объявляется. Взял и оставил для меня тайное послание на стенке.

– Ладно, как-нибудь ещё попробуем, – док в последний раз оглядел стену. – А сейчас тебе лучше отдохнуть.

В голову Арсения закралось подозрение, что Джим возьмётся проходить испытания в одиночку, но нет: когда он возвращался из кухни после ужина, прихожая была пуста. И, как и следовало ожидать: в полутьме на наклонной стенке медленно проявилась злополучная надпись.

Вот и думай – то ли я свихиваюсь потихоньку, то ли призраки меня и вправду любят.

Первое предположение показалось уставшему Арсению куда вернее.

Надпись повисела секунды три и медленно исчезла – как будто не было.

Джон Фолл спал. «Грозное особнячное божество», как величал его Арсень, предавалось обычному человеческому сну, с беспокойным ворочаньем и невнятным бормотанием. В последнее время кошмары о прошлом снились ему всё чаще, мучили, не давали нормально высыпаться. В редкие ночи, такие, как эта, когда кошмары сменялись просто на непонятную сонную муть, Джон почти отдыхал.

Тихо.

Мало какому гению взбредёт в голову проходить испытания в два ночи. Даже подпольщики предпочитали проходить, если совсем уж ночь нужна, либо поздним вечером – в полночь, в час, либо ранним утром – не раньше пяти. Особенно хитрые почему-то останавливались на четырёх часах. Легенда, что Кукловод спит с полуночи до пяти, не раз опровергалась, но и не исчезала.

В то, что великий Кукловод не спит вообще, верить никто не хотел, к вящему огорчению последнего. Очень уж он старался обозначить свой образ как всевидящий и вездесущий.

На тумбочке, стоящей в голове кровати, мягко засветилось некоторое подобие будильника.

Джон нахмурился. Будильник стоял рядом с головой, и проигнорировать всё усиливающееся свечение было сложно. Плюс ко всему из недр сего электронного деспота донеслось тихое позвякивание. В другой ситуации этот звук можно было бы отнести к приятным, если бы он не будил его каждый раз, как кому-нибудь приспичит «проходительствовать» или просто шляться по комнатам во время его сна. Полезная вещь, конечно, в связи с участившимися диверсиями Подполья...

С трудом подавив желание накрыться одеялом с головой, Джон приподнял голову и вперился в мерцающий экран левого монитора.

Будильник был соединён непосредственно с компьютеризированной громадой, следящей за происходящим в особняке. Сейчас он отреагировал на то, что кто-то зашёл в гостиную. Пока только зашёл, ну, то есть, открыл дверь.

Кто-то… с… фонариком

Зябко кутаясь в одеяло, Джон умостился в кресло.

На мониторе творились интересные вещи. Арсень – один, без Джека – стоял в проёме открытой двери и ощупывал комнату лучом фонарика. Так делали все, кто приходил в комнаты ночью: времени на испытания стало куда меньше, и, чтобы не дезориентироваться, когда начнётся отсчёт таймера, стоило заранее осведомиться об общем положении вещей в комнате. Джон считал это мудрой позицией. Джек – нет, но он так и не делал никогда.

Арсень.

Вчера вечером этот юный нахал собрал паззл гостиной. Судя по тому, что он вышел ночью один – учитывая его любовь к здоровому сну и компании Файрвудов – пришёл грабить тайник Кукловода.

Будет ему тайник.

Дверь-кровопийца взяла свою плату и захлопнулась.

Джон включил микрофон.

– Странно видеть тебя совершающим глупости без главы Подполья.

– Куда большей глупостью было бы потащить его с собой.

– Не соглашусь, – Фолл подавил чудовищный зевок. Хотелось спать, а нужно было язвить. Грустное положение дел. Вот Кукловод бы справился, легко. – Тебе не помешал бы помощник. Да ты и сам это поймёшь, если посмотришь на таймер и соотнесёшь время с количеством пунктов в списке.

Левое веко, и без того бессовестно подёргивающееся, потяжелело совсем уж сильно. Джон потянулся к кипятильнику – без крепкого чая он заснёт на половине следующей фразы.

– Справлюсь.

Судя по тону, марионетка была настроена поогрызаться. Или просто сосредоточилась на сборе предметов: вон как резво скачет по комнате. Миниатюрный Арсень на мониторе, бурча что-то неразборчивое себе под нос, прыгал у окна, стараясь подцепить болтающийся наверху зонт. Джон ему почти посочувствовал.

Посочувствовал бы, но вилка кипятильника никак не могла попасть в пазу розетки.

– Я не сомневаюсь в твоих возможностях, Арсень, – сконцентрировавшись, с трудом выдал издевательский смешок, – но не стоило так перетруждаться. Доктор Джим этого не одобрит.

– Ты решил… ему… наябедничать?..

Арсень, вдоволь напрыгавшись под зонтом, метнулся к камину. Мудрое решение, если учесть, что там была свалена куча предметов для поиска – и кто постарался?

– Я не нанимался министром по состоянию твоего здоровья… Всего лишь взываю к твоему здравому смыслу.

Фраза получилась менее ядовитой, нежели задумывалось – чай вскипел. Это было слишком радостным событием.

– Подозрительная заботливость о моём благополучии…

– Я обо всех вас забочусь, – Джон с наслаждением отхлебнул горячий чай. В следующий раз он купит листовой: пакетики хоть и удобны в использовании, но аромат совсем не тот дают. Да и не доверяет он этой трухе в бумажке. – Просто по-своему.

Арсень не ответил. Джон наблюдал за его метаниями по комнате почти отрешённо.

Я же не соврал?

Нет. Не должен был. В отличие от Кукловода, ему не было настолько безразлично состояние марионеток. В первом акте их, и его, и Кукловода, вела идея мести и свободы. Сначала первое, только потом второе. А сейчас…

Джон считал, что свободе можно научиться, что за свободу следует бороться. Но он никогда не выносил приговор из-за минутных слабостей.

Кукловод был уверен, что свободе невозможно научить, её можно только взрастить в себе, поливая кровью – своей, чужой, и слезами – только чужими. Любое проявление человечности он считал за слабость, любое проявление слабости почти моментально записывало марионетку в неликвид, из которого было крайне сложно выбраться.

Джон видел в марионетках людей. Кукловод видел в людях марионеток, которые либо поднимутся над марионеточной природой, либо упокоятся в мусорном ведре.