Портреты Пером (СИ)

Арсений вдруг, словно сорвавшись, толкнул дверь обеими руками и вырвался вовне, в сырую, моросящую дождём ночь.

– Вот чёрт… чёрт!

Едва не перешёл на радостный вопль, но вовремя сам себя остановил.

Сбежал с крыльца, перепрыгнул через стоящую тут лавочку, навернул три круга по двору – он был довольно большой, с тремя огромными деревьями, да и препятствий в виде полуразрушенных статуй, лавочек и кустов хватало. Остановился у небольшого фонтана в центре, запрокинув голову к чернильному небу.

Точно… я же сбегаю.

Четверо кусачек с замком на воротах ничего не смогли поделать. Они ломались при попытке перекусить цепь. Отбросив последние, Арсений заметил завёрнутый в полиэтилен небольшой конверт – он был хитро заткнут между замком и цепью.

– Кувалда? Да он издевается?..

Записка была затолкана на дно сумки.

Во второй дворовый рейд восторженности поубавилось. Кувалда была неудобной, прикрепленная к ней записка ворота не устоят перед таким натиском откровенно издевательской, дождь – холодным, кроссовки промокли, когда он наступил в лужу неподалёку от ворот – дождевая вода пропитала листья, нападавшие с растущего тут каштана.

– Кукловод, я для таких тяжёлых мер слишком тощий, – пробормотал Арсений, размахиваясь. Кувалда врезалась ровно на месте смыкания створок; старые ворота загудели, как древний боевой гонг, явно перебудив половину особняка. Пристроившиеся на крыше вороны с громким карканьем взмыли вверх, переполошившийся Кот заскрёбся по коре, карабкаясь на каштан. В окнах второго этажа зажёгся свет, но сами окна всё равно были заколочены.

Кувалда развалилась. Арсений начал подозревать, что великий маньяк отоваривается на китайском рынке.

Он торопливо вернулся в особняк, пока самые шустрые не сообразили, куда бежать.

– Я уже могу перестать сбегать? – поинтересовался у первой же камеры в коридоре. – Это холодно, мокро и непродуктивно.

Вместо ответа за его спиной щёлкнула дверь. Когда Арсений обернулся, она выглядела так же, как раньше – закрытой наглухо.

В коридоре второго этажа наткнулся на трёх подпольщиков, все с сумками и перебинтованными руками – ночные проходильщики. Один окликнул его, спросил, что случилось.

– Не знаю, – Арсений очень убедительно развёл руками, вовремя вспомнив о том, что его одежда после дождя мокрая. – Наверно, Кукловод какие-то испытания проводит. Меня вот слегка с потолка облило.

Маньяк заговорил только тогда, когда он зашёл в свою комнату.

– Да, Арсень, ты можешь перестать убегать, – судя по голосу, Кукловод был доволен. – Пока никто из вас не готов покинуть особняк. Вам всем предстоит ещё столько нового узнать о свободе…

– Да, конечно… – отозвался Арсений рассеянно, сев на край кровати. Снизу, из коридора, слышались шаги растревоженных обитателей.

– Ты ведь сохранишь в секрете свою роль в этой маленькой проверке?..

Как ребёнок… точно. При этом… изо всех сил это скрывает?

– Мне не светит, чтобы меня порвали, – Арсений схватил с тумбочки дневник, торопливо поболтал пером в чернильнице. – Подпольщики как врага народа и последователи на сувениры.

– Тебе понравилась эта маленькая прогулка? – продолжил Кукловод каким-то странным тоном. Помолчал и добавил: – позже я позволю вам дышать свежим воздухом. Когда дверь откроется снова, ты узнаешь первым… Если будешь послушной марионеткой.

Связь оборвалась.

Послушной? Да я само послушание…

Перо решительными, хотя и неумелыми линиями терзало бумагу.

Сейчас…

Закусив губу, Арсений кинулся к сундуку. Повыкидывал оттуда половину хлама, нашёл пачку бумаги. Сдёрнул со своей двери канцелярские кнопки – те самые, из прихожей. Пришпилил к стенке вплотную друг к другу двенадцать листов – четыре на три. Кисточка и банка чернил остались ещё от его художеств на дверях особняка.

До шести утра он извазюкал лист чернилами.

В шесть пятнадцать уснул поверх покрывала в одежде.

В восемь был разбужен Джеком. Взъерошенный подпольщик даже не дождался, пока Арсений более-менее проснётся, с ходу заявил, что сегодня Дженни после завтрака не будет на кухне – она на полдня устраивает в ванной большую стирку; поэтому можно провернуть то, что они задумывали ещё дня три назад – покрасить кухню. Уже и банки с краской были найдены, и кисти, Арсений даже раздобыл кучу списанных последователями (и потому валяющихся по всей гостиной), пожелтевших от старости газет (каких-то восемь прохождений гостиной – и кухонный пол во время покраски теоретически в безопасности).

– А обязательно именно сегодня?.. – Арсений, не открывая глаза, попытался натянуть на себя одеяло, но одеяло было под ним. Поэтому он захватил край рубашки подпольщика.

– Да блин!.. – Джек кое-как отцепил его от себя, встряхнул ещё раз за плечо. – Когда ещё такой шанс выпадет? Завтрак вот-вот закончится. Я Зака нам помогать вытащил. А больше мы Дженни никак не отблагодарим за праведные труды на благо особняка…

Он зашуршал чем-то бумажным.

– И потом, если она нас заметит – тут же заставит сдать шмотки на стирку и штопку. Меня не прельщает перспектива ходить целый день по особняку в простынке, пока вещи сохнут.

– А давай ходить в простынках и всем говорить, что мы косим под древних греков… Для солидности можно даже взять ту греческую вазу, в которую Нэн ловили…

Джеку надоело его сонное бормотание, и подпольщик просто стянул Арсения с кровати вместе с покрывалом.

– Через пять минут на кухне, – заявил уже от двери.

Арсений приплёлся через десять. По кухне уже бодро носился Зак, раскладывая вдоль плинтуса газеты. Покосился на него недружелюбно, пробухтел что-то вроде приветствия. Ещё тут был Кот – ходил туда-сюда по верхней полке и всё поглядывал на вазу, в которой спряталась крыса.

– Думал, ты дверь в прихожей пошёл проковыривать, – Джек с того края кухни кинул ему кисточку. – Давай быстрее, времени не так много.

Кисти в особняке водились только узкие. Ими рамы красить, но никак не стены, однако разошедшегося подпольщика такая мелочь остановить не могла. За час они вымазали – иначе не назовёшь – полстенки со стороны холодильника. Особенно старался Зак – извозил в краске и себя, и боковину шкафа, умудрился даже накапать мимо газет на пол. Красить приходилось выше обоев и в промежутках между шкафами, то и дело вставая на табуретки, тянясь поверх подвесных шкафчиков или балансируя на углах тумб.

– Слушай, Арсей, а чего это у тебя за рисунки в комнате раскиданы? – Джек слез с табурета передохнуть, стянул и кинул на стол рубашку, оставшись в майке.

– Да так, наброски. – Арсений вернулся к раскрашиваю стены. – Одного давнего знакомого.

– А, – подпольщик уселся на угол стола, отхлебнул воды из бутылки, постучал по крышке. – А то сегодня смотрел на эти почеркушки, показалось, что я его где-то раньше видел.

Арсений окинул взглядом майку подпольщика.

– А ты где промокнуть успел?

– Это ты дрых до чёрт знает скольки, – Джек довольно приосанился, – я с утра успел помыться.

– И не успел вытереться?

– Торопился.

Глава Подполья вернулся к работе.

Помнится, Андреа своих натурщиков тоже обливал…

И так же смотрелось…

Старательно пряча ухмылку – Джек явно не подозревал, что похож на худощавых вьюношей с картин его бывшего – Арсений обмакнул кисть в банку с краской. Тягучая масса уже стекала с банки вязкими каплями. Неизвестно, где и кто раздобыл эту краску, но её не помешало бы разбавить.

Поначалу краской пахло, и очень сильно. Сейчас запах практически не ощущался, зато голова стала тяжёлой. Мысли плавали, перескакивали, или вовсе зацикливались на чём-либо. К примеру, Джек вспотел и периодически вытирал лицо краем майки, а такой сюжет у Андреа тоже проскальзывал.

Частичная обнажёнка… угу, как-то так… тьфу ты, дрянь всякая в голове…

Арсений отложил кисточку, тыльной стороной руки убирая со лба мокрые от пота пряди. В кухне сегодня было жарко. Кто-то из подпольщиков говорил, что Билл с похмелья обычно печь начиняет, как заправский кочегар паровоз. Сутки все ходят в майках и потеют, а потом неделю стучат зубами – дров-то почти не остаётся.