Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Вряд ли во время рассказа Лайзы Гаррет не понял, что к чему, а потому сказал это по ошибке. Всё он понял, а оговорился намеренно, отомстив Роузу за провокационную открытку и смех одноклассников.

Бессмысленно было копаться в грязном белье, пытаясь отыскать источник проблем и гадая, какой из поступков-предшественников, совершённых Роузом, спровоцировал ответный ход. Так или иначе, а одноклассники теперь активно перемывали Роузу кости, приписывая ему безумную влюблённость в Глена, а тот как будто не протестовал, полностью довольный предложенным раскладом.

Роузу казалось, что это обманчивое впечатление, пока Глен не подловил его в общежитии и не потянул под лестницу с интересным предложением. В переносном смысле, само собой. На самом деле, ничего интересного в словах симпатичного и популярного спортсмена не было, такой примитивный в своей пошлости подкат, от которого тянет разве что закатить глаза и отпустить ядовитый комментарий об отсталости от жизни. Но Розарио от резких высказываний воздержался.

– А Сибилла? – хмыкнул Роуз, сложив руки на груди и прислонившись спиной к стене. – Или ты не собираешься с ней расставаться ради меня?

– Ей не обязательно знать об этом разговоре. Да и вообще обо всём…

– Ну-ну, – протянул Роуз, скривившись. – Я подумаю над предложением.

Признаться откровенно, он не собирался тратить время на размышления, тем более не планировал отвечать согласием.

Ему была противна сложившаяся ситуация, его до белых глаз бесил Гаррет, вкупе с этой блевотной патологической тягой к распространению слухов, звучавших абсурдно, но принимаемых многими на веру. Ему был противен Глен, изображавший неземную любовь к Сибилле, но без лишнего стеснения заявляющий о желании попробовать перепихнуться с парнем, потому что для него это ново и, в общем-то, прикольный опыт может получиться.

Раскинув мозгами, Роуз резюмировал, что сложившуюся ситуацию можно использовать себе во благо, придумав куда более изощрённую месть для обоих одноклассников, потому со временем начал изображать предельную заинтересованность. Даже условия пытался ставить, как будто его действительно волновали подобные тонкости.

Всё только ради мести. Сладкой, чудесной, красивой, элегантной. Мести. С большой буквы.

Роуза с завидным постоянством посещала идея свести в одной комнате Глена и его лживого информатора. Вот пусть они и попробуют. Пусть поставят эксперимент, не зная, что стали его участниками. Забавно должно получиться, учитывая тот факт, что Глен явно нацелился на роль топа, а Гаррет всегда себя в этом качестве позиционировал, заявляя, что реверс – чушь собачья.

Им бы понравилось вместе. О, да!

И всей школе понравилось бы тоже.

Думая об этом, Роуз сначала лишь приподнимал уголки губ в улыбке, потом растягивал их по максимуму, после чего хохотал в голос, запрокидывая голову. Тем самым, привлекал к своей персоне повышенное внимание учеников, находившихся одновременно с ним в столовой. Торопливо бормотал «прошу прощения» и вновь утыкался носом в тарелку, продолжая генерацию планов красивой – или не очень, тут уж как получится – мести.

Почему-то подобные настроения посещали его именно во время приёмов пищи. Он жевал что-нибудь и думал, что поедает не обычную еду, а Гаррета со всеми потрохами. Глотает, сразу, не тратя время на тщательное пережёвывание, окончательно уничтожая его омерзительный характер и растирая в порошок повышенное стремление – вредить окружающим людям посредством распространения о них сплетен.

Гаррет часто наблюдал за ним. Вероятно, хотел перестраховаться на случай свершения стремительной мести, подмечал малейшие изменения и надеялся предотвратить нанесение ответного удара, но Роуз не торопился, откладывая решающий момент, доводя противника до эмоционального кипения. В определённой мере, поставленной цели добился.

У Гаррета сдали нервы, и он первым напомнил о своём существовании, вновь подкараулив Роуза, проходившего по коридору, и попытавшись затащить его в очередную аудиторию. Предварительно зажал тому рот рукой, но сам же первый и заорал, когда Роуз, недолго думая, вцепился зубами ему в ладонь.

– Дебил конченый, – прошипел Гаррет, спровоцировав ту реакцию, которой, скорее всего, от оппонента не ожидал.

Роуз, позабыв о манерах, присущих истинному аристократу, плюнул ему в лицо, а потом швырнул под ноги платок с вышитыми на кремовом материале инициалами и удалился, ничего не объясняя толком.

Да и что там было обсуждать? По сути, нечего.

Гаррет, намеренно распустив лживые слухи о влюблённости, нахаркал Роузу в душу, тот ответил менее масштабным поступком, но вполне сопоставимым с чужими действиями.

На людях Роуз изображал ледяное спокойствие, но стоило оказаться за закрытыми дверями комнаты, как показная уверенность стекала с его лица, растворяясь и исчезая. Роуз нередко думал о несправедливости жизни по утрам, проснувшись. Ещё чаще – по вечерам, перед погружением в сон.

Не сказать, что Роуз был чрезмерно романтичным человеком, но он искренне надеялся, что в его жизни найдётся место для нормальной любви, а не для такого лютого трэша, когда любимого человека хочется прикончить, потому что… Потому что заслужил, сказать по правде. Совершает столько мерзких поступков, что лучше о них не задумываться – голова пойдёт кругом, а счётчик закоротит уже на третьей сотне промахов.

Иногда Роуз думал, что предложение, ему поступившее, не такое тупое, как казалось в первый момент.

Можно было действительно согласиться на предложение Глена, переспать с ним пару раз на добровольных началах и в качестве благотворительности – снизойти до ничтожества, а потом указать на дверь и больше с ним никогда не разговаривать. Сделать секс чем-то вроде разминки, необременительной зарядки, а потом отказаться от комплекса тренировок.

В какой-то мере, Роузу это доставляло. То, как Глен смотрел, то, как с жадностью ловил каждый жест, отмирая только после того, как товарищи по команде или одноклассники повышали голос, обращаясь к нему, витающему в облаках.

Это было приятно и лестно. С одной стороны.

С другой – тошнотворно.

Да и стоило признать, что нравится ему именно факт внимания, а не личность, заинтересованная в одноразовом сексе.

Кэндис в тонкости игр посвящён не был, да и вообще ничего не замечал. В последнее время он всё чаще выглядел озадаченным.

Роуз знал, что послужило виной этим переменам.

Академию вновь стала посещать Беатрис Кингстон. Одно время она пропадала из вида, теперь зачастила к жениху с удвоенным рвением, появляясь в школе с завидной частотой, будто по расписанию.

Кэндис старался не попадаться ей на глаза. Если шёл куда-то, и, в случае продолжения движения по выбранной траектории, столкновении было неизбежным, разворачивался, удаляясь в противоположном направлении.

Так и жили.

День влюблённых остался в далёком прошлом.

Наступила весна, незаметно пролетели несколько учебных недель и две, отведённые под отдых.

Роуз, глядя на календарь, отслеживая ровные ряды цифр, думал о том, что остался всего один терм до последних летних каникул.

Нынешние выпускники активно готовились к написанию экзаменов A-level, дни и ночи проводя в библиотеках.

Школа впервые дарила крылья и билет в будущее смешанному выпуску.

Роуз и его одноклассники не стали первопроходцами, но звание вторых тоже можно было считать достаточно почётным.

Ещё один год в стенах академии, и они все покинут это место, разъедутся по разным уголкам страны.

С кем-то продолжат поддерживать связь, с кем-то потеряются окончательно, а он… Он, наверное, никогда так и не решится сказать Гаррету о своём истинном отношении, чтобы не быть поднятым на смех ещё и на выпускном вечере. Прилюдное осмеяние вряд ли реально назвать великолепным завершением школьной жизни.

Мысли о безответных чувствах и о проблемах, ими спровоцированных, занимали Роуза почти каждый день. Настолько, что погрузившись в собственные переживания, он благополучно пропустил всё, что только можно было пропустить.