Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Горрен поднял бокал и отсалютовал ему.

– Ты не мог бы поточней определить круг референции, чтобы я ответил максимально близко к истине?

Берт издал смешок, покачал головой.

– Да, точно. Мы говорим о самых высоких этажах. Тех самых, которые подписывали судьбоносные соглашения, а тебе их почитать не удосужились дать.

– О восхитительный человек! Разумеется, я думаю хорошо о них всех! Они невероятные создания. Умные, наглые, упрямые, целеустремленные, предприимчивые. Иных там не бывает. Но с человеческим у них проблемы, – сочувственно поморщился Горрен. – И осмелюсь напомнить: даже если бы мне предложили присутствовать и дальше при тех судьбоносных беседах, я бы отказался. Мне мой сон дороже.

– Послушай-ка. – Берт пожевал губы в задумчивости. Ему было плевать на проклятую «Астерру» и ее отпрысков, по любезной характеристике Горрена, но ему было любопытно. Это чувство было лишено, как ни странно, всех пристрастий: так же любопытно было слушать рассказы о том, как Горрен подбирался к людям в том же КДТ и что он думал о нынешних директорах в этом мегакорпе. Но говорить о войне в Африке и боях Дейкстра за свое место на вершине пирамиды и не говорить об «Астерре» или отдельных ее представителях невозможно. – Послушай-ка, – повторил он, поднял глаза и склонил голову. – Я так понимаю, что с Дейкстра договаривались очень многие…

– Не с Дейкстра, – перебил его Горрен и посмотрел с мягким упреком. – С его людьми.

– А какая разница?

Горрен вздохнул и утомленно прикрыл глаза рукой. Артистичен, ничего не попишешь. Впрочем, Берт сам признал, что сглупил.

– В том, какой именно вариант соглашения он подписал, например? – предположил Горрен. – Сам Дейкстра был бы вынужден вести себя предельно жестко. Возможно даже, требовать. Возможно даже, вынужден был бы отказаться его подписывать. Репутация, мой друг. Возможно, в силу собственных особенностей продешевил бы. Он, знаешь ли, едва ли воспитывался таким образом, чтобы долго ходить кругом да около, принюхиваться, отступать и снова нападать, у него иной стиль работы, так что он мог бы согласиться, а оказалось бы, что другая сторона и на более значительные уступки была бы готова. А так обе стороны остались максимально довольны друг другом.

– Ну да, да, – буркнул Берт, очень недовольный, что ему так крепко настучали по носу. – А «Астерра» пыталась вести переговоры?

Горрен хмыкнул.

– Насколько я знаю, и пыталась, и вела. Не знаю, правда, – задумчиво говорил он, изучая бокал на просвет, – предполагаю, но не имею никаких сведений. У нее все-таки очень давняя история пребывания здесь. Есть люди в свите самого Дейкстра, которые связаны с ней.

Он опустил бокал, склонил голову.

– Меня там в любом случае не было, а спрашивать я не осмеливался. Это слово в некотором роде ругательное нынче. Сам знаешь.

Берт знал очень хорошо. Просто отлично был осведомлен, что наступление на «Астерру» велось по всем фронтам. Он сам мог кое-что рассказать, благо в Европе встречался с самыми разными людьми, в том числе и за бокалом пива, говорил на всевозможные темы, и «Астерра» непременно входила в их число. Выборы в Африке пару недель были предметом пристальнейшего внимания; все подряд обсуждали происходящее там с таким жаром, что казалось: важней ничего нет, от событий где-то далеко на юге зависит практически все на севере, что случится там, будет определять будущее здесь. Эти настроения ожидаемо сошли на нет очень быстро, но только на первый взгляд. Люди, не просто интересующиеся политикой, а еще и занимающиеся ей, следили за этим куда пристальней и уже который год.

Неприятности «Астерры» были вызваны не в последнюю очередь еще и нежеланием властей в Европе и Азии — странах, где «Астерра» была особенно активна — замолвить за нее словечко. Дейкстра не просто так совершал поездки в Европу, сначала официально объявляя свое намерение участвовать в выборах, а затем в качестве кандидата. Он договаривался с властями на этих континентах о дальнейшем взаимодействии. Затем, когда начались вооруженные действия, он снова договаривался — и в качестве чиновника Лиги, и в своем новом — кандидата в ее главы. И затем, когда он достиг, наконец, своей цели, его доверенные люди снова курсировали между Йоханнесбургом и Брюсселем—Лондоном и другими городами, добывая соглашения, пакты, договоры и прочее. «Астерра» в них не входила. Наверное, власти были готовы что-то сделать для нее, но не тогда, когда по всему миру были показаны бесчисленные фильмы о преступлениях корпораций группы «-Терра». Самых разных причем: им припомнили все, а кое в чем им досталось и за себя, и за других. Ее сделали козлом отпущения. Как-то быстро и в Европе нашлись причины относиться с неодобрением к действиям этой корпорации, но они высказывались нечасто и тогда, когда было выгодно властям. Все-таки Европа жила по принципу «худой мир лучше доброй ссоры».

Поэтому к большинству мегакорпов или их филиалов относились с допустимым снисхождением. Поэтому и переговоры с ними были возможны. Сами мегакорпы были готовы понести наказание: бизнес дело такое, рискованное, – тем более при условии некоторых знаков благодарности, отданных в определенные фонды — карманы, не без этого — можно было сократить наказание и даже реабилитировать себя в глазах ключевых лиц. Процессы тоже велись, но то, что началось с волны негодующих репортажей, дискуссий и статей, что продолжилось пикетами и даже демонстрациями протеста, превращалось в унылую бюрократическую «мыльную оперу»: бесконечные свидетели, доказательства, опровержения, опровержения опровержений, мнения судей, заявления адвокатов, отводы и самоотводы, дорасследования и прочее, прочее. Мегакорпы были оптимистичны; юридическая система тоже. Адвокаты счастливы: они обеспечены работой на долгие годы. Следователи — куда меньше: их никто не собирался освобождать от новых дел. Но жить и действовать в Африке оказывалось возможным.

На «Астерру» же натравили самых яростных следователей, ее дело доверили самым строгим судьям. И кроме этого, не без лично высказанного пожелания Квентина Дейкстра, другие службы делали все возможное, чтобы максимально осложнить функционирование людям, ее представлявшим. Мелкие пакости, начавшиеся, когда Дейкстра еще не был генсеком, продолжились. И даже, словно в насмешку, он не погнушался наградить какой-то незначительной лигейской наградой пару офицеров, лично совершавших эти пакости.

И как Горрен говорил, переговоры «Астерры» с Дейкстра оказывались невозможными в принципе. Это не значило, что они вообще не велись: в конце концов, сам мегакорп состоит из более мелких структур, а они — из людей, всерьез опасающихся за свои жизнь и благосостояние. Но путь самому мегакорпу в Африку был заказан. Судьи не спешили завершать процесс — он, в итоге, должен был стать очень заметным, продлиться до того времени, когда остальные баталии на континенте подулягутся; он должен был стать кульминацией одного из политических сезонов. Это делалось с ведома европейских властей — и это мог подтвердить Берт; местные же чиновники получили негласный приказ считать дело «Астерры» приоритетным — и это знал наверняка Горрен. Эти инструкции не распространялись официальными способами, буде то электронные документы или бумажные—пластиковые носители, но они были однозначными.

Расследование еще велось, обнаруживались новые обстоятельства, добывались новые улики, безымянные источники – «лица, предпочитавшие оставаться анонимными» – сбывали сведения инфоканалам; и тут Берт мог подтвердить: это были сами следователи и с благословения начальства. Так что публика получала очередной повод возмущаться беспринципностью и жестокостью тех людей в «Астерре» и ее дочерних компаниях, а власти пользовались случаем, чтобы устроить еще одну гадость остаткам «Астерры» или припугнуть другие мегакорпы.

Иными словами, жить было весело.

Берт немного пообсуждал с Горреном, чего именно следует ждать от этого процесса, как это аукнется на других мегакорпах. Позлорадствовал над Тессой Вёйдерс, которая вынуждена была держаться подальше от Африки, хотя каким-то чудом избегала ареста. Собственно, не чудом: огромнейшим залогом и бесконечными взятками. Но она была жива-здорова, бодра и оптимистична.