Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Коринт Ильмондерра мог быть интересен любым спецслужбам, что в Европе, что в Африке. Он, изначально имевший доступ ко всем сведениям, которыми оперировали Тесса Вёйдерс и ее соратники, мог оказаться очень ценным свидетелем. Информация, им сообщенная, не позволила бы разобраться с мегакорпами — для этого нужно нечто куда более значительное, чем усилия правительств, пусть даже основывающиеся на показаниях такого замечательного наблюдателя, но у правительств появился бы неплохой рычаг воздействия на мегакорпы, включая и тот, в чьем правлении будет распоряжаться Тесса Вёйдерс. Информация, которую Коринт предположительно обеспечил спецслужбам, бесспорно могла быть полезной для противостояния с мегакорпами, читай войны, но и для того, чтобы укротить их она была не менее эффективна. Глупо было рассчитывать, что они бы разрабатывали планы в отношении корпораций, основываясь только на его показаниях — едва ли. Таких, как Коринт, была в лапах спецслужб не одна тысяча; возможно, в советах директоров были люди, охотно сотрудничавшие с ними — моральные аспекты таких сделок мало кого волновали, а выгода бесспорна; Коринт мог быть жемчужиной в коллекции свидетелей, но не самым замечательным ее экземпляром. В любом случае, если он не был дураком —, а им он не был ни в коем случае, то воспользоваться возможностями, открываемыми ему в случае сотрудничества, он мог.

Но в таком случае и вероятность найти его стремилась к нулю. Тогда и речь шла бы о безграничных возможностях, предоставляемых непосредственно государственным аппаратом. И рассчитывать можно было разве только на то, чтоб Коринт сам изъявит желание вступить в контакт с Бертом — если ничего не изменится в его жизни и не появится некто третий, если все еще будет цела та тонкая ниточка между ними, если Коринту вообще будет дело до чего угодно, и до Берта в том числе.

Берт рыскал по южной Африке, движимый отчаянием и упрямством, из-за которого почти не оставалось места надежде. Он разговаривал с приятелями Коринта, которых смог найти, пытался найти подход к банковским работникам и страховщикам, к сотрудникам самых разных административных служб, которые вроде как должны были получить хоть какую-то информацию о том, что стало с Коринтом. По крайней мере, что осталось после него и кто назначен распорядителем. Удивительно, но он добился противоположных результатов: муниципальная администрация, к которой вроде как относился и Коринт, а затем полиция, проверив ситуацию, подав запрос во всеафриканскую и всемирную базы данных, признали его пропавшим без вести. Берт, получив соответствующее уведомление —, а еще благодарность за активную гражданскую позицию, сделал единственное, что пришло ему в голову — напился. Уведомление это, чтобы отсохли руки у человека, его составившего, или — чтобы расплавились контакты у материального носителя алгоритма, если технологии в муниципалитете и полиции настолько продвинуты, — было для него явным и бесспорным подтверждением самых ужасных предположений. На беду Берта, Горрен пытался связаться с ним, чтобы уточнить детали по другому их проекту. Через полчаса он собственной персоной стоял на пороге квартиры Берта и осуждающе смотрел на него.

У Горрена хватило терпения выслушивать бесконечные исповедания Берта, его непрекращающиеся «а если», «а вдруг», метания от беспросветного отчаяния к жалкому подобию надежды. И периоды угрюмого молчания — они оба сидели: Горрен рассеянно следил за фигурами на голоэкране, что-то там изображавшими, Берт, развалившийся на кресле, мрачно смотрел в пол. Ему бы заснуть, но он упрямо противился этому — не хотел еще и этой слабости поддаться.

Утром Берт не мог понять: визит Горрена имел место или был результатом забавной игры его вскипевшего мозга? Связываться с ним и спрашивать казалось Берту не совсем приличным, что ли. Пустяк ведь, с кем не бывает, ну сорвался, ну решил его поддержать его единственный близкий человек: коль скоро Горрен сорвался с места и примчался, чтобы унять истерику Берта, так и обозвать его близким было не недопустимо. И вообще, столько лет вместе, скоро их союзу будет больше лет, чем браку с Альбой. Тоже какой-никакой, а знак. Легче от срыва Берту не стало, но способность соображать к нему вернулась, и вместе с ней желание верить, что Коринт все-таки позволит ему еще раз встретиться с собой.

Тесса Вёйдерс считалась одним из главных свидетелей в процессе о государственной измене, мятеже и геноциде. Удивительно — не обвиняемой. Для непосвященных.

— Какая удивительная у ее владельцев политика, — задумчиво заметил Горрен. Они — он и Берт не смогли отказать себе в болезненном удовольствии и смотрели ее допрос вдвоем. Представление было замечательным, достойным тех вечеров, которые они решили посвятить ее бенефису.

— Какая еще политика? — нахмурившись, обдумав его слова, не подобрав сносного объяснения, спросил Берт.

— Корпоративная, разумеется. — Любезно пояснил Горрен. — Они наняли тетку, на которой висят такие значительные обвинения. Под которую копает чуть ли не целый континент. За которую едва ли вступится ее бывшая корпорация. И тем не менее, они сочли возможным предложить ей такое замечательное место с такой впечатляющей зарплатой, а потом вбухали немерено средств, чтобы она сидела там, — он ткнул пальцем в экран, — как свидетель.

Берт хмыкнул. Потянулся за бутылкой, налил еще вина.

— Сука она, — с неохотным одобрением признался он. — Отлично она держится.

— Учитывая возможности ее работодателя и ее лично, с ней наверняка очень серьезно репетировали самые разные специалисты. Не удивлюсь, если в их числе были преподаватели сценического мастерства и хореографии. — Горрен поднял бокал, салютуя экрану, на котором Тесса Вёйдерс выслушивала очередной вопрос очередного прокурора. — Не могу не признать, что противники ей достались с не менее твердыми яйцами. Потрясающее представление, феноменальное. Просто удивительно, что оно не пользуется популярностью. Это же просто хрестоматийный пример. -– Подумав, он счел нужным пояснить: — Как для допросчиков, так и для допрашиваемых.

— Еще бы, — буркнул Берт.

Горрен сделал еще глоток.

— Кстати, — медленно продолжил он, — не могу не отметить одно примечательное обстоятельство, если позволишь.

Это предложение, а точней, интонация, с которой оно было произнесено, насторожило Берта. Таким тоном обычно предваряют либо признание в жесточайшем преступлении, либо — наоборот.

— Кто тебе запретит, — буркнул он.

Горрен тихо засмеялся. Будь Берт настроен вслушаться — поанализировать — приписать ему какие-нибудь странные эмоции, он бы это сделал; но сама ситуация заставляла его держаться из последних сил: в груди пульсировал клубок из разных, подчас противоречивых эмоций, и субъективная, иррациональная, черная ненависть к Тессе Вёйдерс сменялась уважением к ее выдержке, изобретательности, остроумию, не ожидаемому от нее тонкому, мягкому, почти неуловимому юмору, который она позволяла себе совсем изредка. И даже то, что у нее хватило дерзости являться на допрос в элегантных, подчеркнуто женственных костюмах, выдержанных в ярких, теплых тонах, — тоже. Горрен был менее пристрастен. Более того, он неоднократно подчеркивал, что у Коринта, каким бы преданным он ни был, хватало возможностей отказаться служить Тессе либо участвовать в том бедламе. «Если, — задумчиво добавлял Горрен, – права все-таки людская молва и инициатором, идейным вдохновителем и полководцем была действительно Тесса Вёйдерс. Потому что все более допустимым… нет, неверное слово. Убедительным, обоснованным… легитимным выглядит тот вариант, который пропихивают ее адвокаты. Ну или тот вариант, на который уже согласились судьи и прокуроры». Коринт Ильмондерра знал, что творилось, наверняка был причастен если не к самим решениям Тессы, то к тому, чтобы они доносились до адресатов и исполнялись. Но до последнего он был рядом с ней. О чем-то это да говорило.

Горрен продолжил:

— Тесса, бесспорно, подготовилась просто великолепно. Она держится просто блистательно. Она могла бы стать легендарной актрисой, не могу не повздыхать о том услаждении для чувств, которого мы лишены. Впрочем, оставим эстетические воздыхания в стороне. Что именно мне кажется достойным более пристального внимания — не могу избавиться от ощущения, что вопросы ей задаются такие… основанные на очень точной инсайдерской информации. Очень точной. И очень инсайдерской.