В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ)

— Да вам откуда знать, что я чувствую? Тоже мне, самый всепонимающий! — не выдержал Саске.

— Эй, успокойся, остынь, — Какаши развел руки, примирительно взмахнув ладонью, однако даже глупцу видно было, как серьезно он был настроен. — Не знаю, что у тебя на уме, но Коноху ты не тронешь, понятно?

— Почему? Кто-то остановит меня? — фыркнул Саске.

— Да, — кивнул Какаши. — Я не хочу поднимать руку на своего самого любимого ученика, но сделаю это, если ты не одумаешься. Я понимаю, что тебе плохо, но и ты также пойми, что винить в своем горе тех людей, которые даже и не знают ничего ни о тебе, ни о твоей семье, по меньшей мере, по-детски глупо.

Но Саске упрямо покачал головой. В темноте его зрачки блестели как у сумасшедшего, который перестал понимать ситуацию и потерял способность держать себя в руках. Его губы, на секунду дрогнув в по-животному жесткой улыбке, исказились злостью, когда он крикнул:

— Да что вы знаете?! Вы все мне это говорите, все до одного, но никто не хочет поставить себя на мое место! Невинные люди, которые не знают обо мне и моей семье? Это те самые невинные люди, которые закидали нас камнями и облили наши имена грязью? Те самые невинные люди, плевавшиеся в моего брата, когда его вели ослеплять за то, что он убил всех своих родных ради них, ради этих неблагодарных мерзавцев? Вы говорите мне про этих невинных людей? Боже мой! Именно за то, что они пользуются тем, чего не знают, что им дали просто так, они не будут иметь права это делать, Коноха захлебнется в своей крови и по своей же вине. Скрытый Лист же любит справедливость, так он ее и получит! Вы просто не понимаете, вы никто… ничего… никто…

Пальцы, судорожно сжимающиеся в кулаки, в кровь раздирали кожу у ногтей о деревянную прогоревшую балку, в то время как Саске прошипел с нескрываемой злостью в голосе:

— А если бы я убил всех, кого вы любите? Вы бы продолжили все это утверждать? Разве не горели бы безумным желанием стереть с лица земли улыбки тех, из-за кого это произошло, а? Что, я бы уже не выглядел в ваших глазах таким мерзавцем? Я могу дать им всем почувствовать эту боль, — Саске коротко рассмеялся громким и небрежным смехом, в упор, с нескрываемым вызовом смотря в темные изумленные глаза Какаши. — Ну же, Какаши-сенсей, скажите, вы бы не поклялись меня убить, наплевав, ученик я ваш или посторонний человек?

Какаши, пару секунд серьезно смотря в глаза напротив и с ужасом читая в них уверенность в каждом сказанном слове, внезапно улыбнулся, заставляя Саске от непонимания и раздражения нахмуриться и даже отодвинуться, в то время как Хатаке, озадаченно потерев рукой затылок, тихо и без злости ответил:

— Может, и так. Только вот незадача. У меня нет близких людей. Их уже убили.

Саске не нашелся, что ответить, и отвернулся в сторону, мрачно смотря в свой заброшенный сад, пустой и одинокий, покрытый многочисленными следами от пожара, случившегося здесь.

Саске, злясь на то, что не смог вовремя совладать с собой, выставляя напоказ все уязвленные места, угрюмо насупился, но сказанное и услышанное только придало ему уверенность в себе и в своих желаниях. Ни воспоминания о веселых и беззаботных днях Команды семь, ни чистый воздух Скрытого Листа, ни порог родного, почти рухнувшего дома — ничто больше не держало Саске от его мести. Он тонул в ее пучине, делающей его сильнее.

Итачи прав: ненависть делает сильнее.

Казалось, своим холодным и испепеляющим взглядом Саске мог убить каждого, на кого взглянет, но ему не нужны были смерти, ему нужны были муки большие, чем свои.

— Саске, — Какаши, обрывая повисшее молчание, начал говорить более мягким и примирительным тоном, осторожно кладя руку в перчатке на крепкое плечо Саске, которое сжалось от прикосновения, — послушай меня. Не стоит так идеализировать своего брата. Раз он пошел на это, то, как и любой другой человек, оказался несовершенным и слабым под давлением долга перед деревней. Я понимаю, что тебе хочется отомстить и за него, и за родителей, и ты, конечно, прав, ты имеешь право желать это и чувствовать боль. Но ты не думаешь, что если твой брат подарил по своей воле мир Конохе, ему может не понравиться твой замысел, и как он к этому отнесется — неизвестно? Он может отказаться от тебя или возненавидеть. К тому же, я не думаю, что Итачи желает Скрытому Листу твоей мести, скорее наоборот, он пытается защитить деревню от тебя, ведь он направляет всю твою ненависть на себя. Он пошел на это по своей воле, не надо менять то, что он выбрал сам. Он вернее нас всех знал, что лучше для тебя, и месть — точно не выход.

Саске поморщился, с раздражением вскидывая лихорадочно блестящие глаза на Какаши.

— Сенсей, для меня Итачи вне зависимости от того, враг он мне или нет, всегда будет совершенен. Вы намекаете на то, что Коноха и ее жизнь для него дороже, чем я? А я так не думаю. И я не считаю, что обязан считаться с его мнением. Он ни разу не считался с моим, он ничего не сказал мне и постоянно лгал, он все решил сам за всех нас, и я не думаю, что обязан прислушиваться теперь к его словам. Хочет Итачи или нет — мне плевать, я выполнял все его желания, и куда это нас привело. Мести хочу я. Я тоже знаю, что для нас лучше, и месть — это выход, это справедливость и возмездие.

Какаши обреченно опустил свою руку, соскользнувшую с теплого и мягкого плеча Саске.

Впрочем, он уже со слов Сая понял, что уговоры бесполезны, но и поднимать руку на любимого ученика не хотел. Отойдя на несколько шагов назад и засовывая руки в широкие рукава своей одежды, Какаши долгим и пронизывающим насквозь взглядом посмотрел на Саске; тот же не отвел взгляда своих темных разозленных глаз, в упор смотря на учителя.

Какаши устало потер виски.

— Саске, как я понимаю, уговоры на тебя не действуют. Поэтому последнее, к чему я взываю, это к твоей еще незапятнанной душе. Я уже немало прожил на свете и понимаю, насколько тяжела боль утраты. Нам с тобой не очень повезло в этой жизни, но есть те, кому пришлось гораздо хуже. Помни об этом. Ты говоришь об уничтожении Скрытого Листа и не понимаешь, что просто ослеплен жаждой ненависти и мести, которые погубят тебя. Неужели ты готов предать друзей, товарищей, учителей? Ты не вспомнишь о нас, о Команде семь, о Наруто, о Сакуре? Ты сможешь поднять на них руку? Наших жизней много, Итачи же один. И Итачи выбрал благо большего, жертвуя меньшим, — он подал тебе пример и оставил подсказку, как ты сам должен поступать. Ты готов уничтожить сотни невинных людей? Детей, младенцев, стариков, женщин, больных? Ты же осуждал своего брата за это, повторишь его ошибки? Зачем? Я лучше всех знаю, что твоя душа не такая, ты не настолько пал, ты по-прежнему шиноби Скрытого Листа, который перед Хокаге клялся, что отдаст свою жизнь ради этих людей. Ты — житель Конохи с рождения до смерти, это твой дом, это, а не все эти черные доски, — и ты хочешь его опустошить? Убить своих же, свою кровь, своих друзей? Я знаю, что ты любил Скрытый Лист, ты защищал его всегда и готов был на многое пойти ради его чести, я не верю, что ты решишься на это. Твои слова пусты, крик разозлившегося на родителей ребенка. А если ты и говоришь серьезно, то вспомни, как тебе было хорошо с этими людьми. Одна жизнь Итачи, даже жизни твоих родных не стоят тысяч судеб Конохи. Мне трудно это говорить, я ценю Итачи и Учиха, но это факт. Это факт, который подтвердил даже Итачи. Хватит, Саске, или и меня ты тоже убьешь? Мы с Саем решили, что пойдем к Хокаге, чтобы попросить официальной помощи у него. В конце концов, старейшины совершили преступление, твоего брата оправдают и восстановят его честь, тебе не нужно будет пачкать собственные руки и свое имя. Мы поможем тебе, мы хотим тебе помочь, позволь нам спасти тебя. Мы — твоя семья. Опомнись, Саске, очнись, оглянись вокруг: мир не такой плохой, жертвы ради тебя и Скрытого Листа — гордись ими: Итачи тебя слишком любит. Мы тебя любим. Мы всегда ждем тебя, наш хлеб и кровь — твои. Помнишь, чему я вас учил? Да, те, кто нарушают правила в мире шиноби, — мусор. Но те, кто бросают и предают своих друзей, хуже мусора. Я ненавижу повторяться, но предупрежу тебя в последний раз: откажись от мести.