Не отбрасывая тень (СИ)

«Томми».

Так внезапно звучит в моей голове собственное имя, сказанное Его голосом - неожиданно тихим, мягким, будто не желая спугнуть, что я замираю. Зов животных инстинктов замолкает и рой мыслей поднимается в голове.

Разжимая зубы, я отстраняюсь и смотрю на свой укус на Его белой коже; на то, как темная, почти черная кровь медленно выступает из Его раны, источая тонкий, щекочущий обоняние аромат - почему-то не соли и железа, а той самой притягательной энергии, но меня больше не тянет к ней. Напротив: мне хочется отвернуться, но я не могу отвести взгляд; меня почему-то завораживает эта картина темной, насыщенно-бордовой крови на белой коже и бледно-карамельных веснушках.

Краем глаза я вижу, что Он смотрит на меня. Ком в горле и ошарашенность мешают мне заговорить, а чувство вины - перехватить Его взгляд; я пытаюсь подняться, но Он удерживает меня за плечи.

- Что… - хрипло спрашиваю я и откашливаюсь. - Что… это было?

- Моя кровь тебя убивает, - отвечает Он; голос звучит спокойно, без намека на злость или неприязнь, которой, кстати, я переполнен к самому себе.

- Я теперь… вампир?

- Надеюсь, что нет.

Он улыбается, и я смотрю на Него.

- Моя кровь течет по твоим венам еще с той церемонии обручения, - поясняет Он, - но она проклята, как и я. Она тебя душит. Из-за нее боль, галлюцинации и слабость. Из-за нее ты умираешь. И, как в случае с моим присутствием и любым физическим контактом, моя кровь - лекарство от твоей боли, но она же будет усугублять болезнь.

- Значит… - начинаю я.

- Я не был уверен, что моя кровь поможет тебе подавить приступ, - Он виновато улыбается. - Я рискнул попробовать, когда увидел твои глаза. Ты… был напуган. Я снял часть боли, - отпустив мое плечо, Он проводит кончиками пальцев по моей груди, по следам от Его когтей, - но этого было недостаточно.

- Теперь мне всегда придется пить твою кровь? - встревоженно спрашиваю я.

- Нет. Только до церем…

Он запинается и вдруг хмурится. Недоверчивый взгляд скользит по моему лицу; Он смотрит на меня так внимательно, будто я на Его глазах начал превращаться в летучую мышь.

- В чем дело? - спрашиваю я и слышу за волнением в своем голосе страх услышать ответ.

Он возвращает себе демоническое обличие и я вздрагиваю, когда перехватываю взгляд черных глаз; я все еще нависаю над Ним и у меня такое ощущение, будто я могу сорваться и упасть в эту бездну.

Его когти чуть впиваются в мои плечи, когда Он сильнее сжимает руки; я затаиваю дыхание и вдруг понимаю, что вокруг стало слишком тихо, будто нас накрыли звуконепроницаемым колпаком.

А потом Он отвечает, и в Его голосе я слышу недоверие, смешанное с чем-то, что я не могу распознать.

- Твой ранг… - тихо произносит Он и смотрит в мои глаза. - Томми… мы можем пожениться.

========== Глава LXXX. ==========

Это наши последние часы в Куруа. На рассвете мы вернемся в Америку и у нас останутся сутки, чтобы подготовиться к церемонии: Он говорит, что это наименьшее время, за которое можно приготовить все, что требуется для свадьбы.

После того, как Он понял, что мой ранг наконец не грозит мне смертью во время церемонии бракосочетания, мы почти не разговаривали. В молчании Он отстранил меня, поднялся с земли, потер пальцами лоб, словно надеясь стереть с него плохо скрытое волнение, и связался с Сайером.

Кровь медленно стекала с Его плеча на грудь, но Он ее словно бы не замечал. Вокруг укуса она уже запеклась, но свежая, насыщенно-темная, выступавшая из раны большими каплями, вызывала у меня отвращение к самому себе даже несмотря на то, что это было единственным способом снять приступ.

По обрывкам Его мысленного разговора с демоном я понял только одно: все должно быть готово к утру следующего дня. Он говорил твердо, отрывисто, холодно, словно весь мир и все, кого Он знал, в мгновение ока стали врагами и преследовали только одну цель: помешать нам пожениться.

«Мы вернемся через несколько часов, - сказал Он, и Его слова в полутьме пещеры-комнаты, казалось, обретают объемную форму. - Через полтора дня все должно закончиться».

Через полтора дня мы поженимся. Через полтора дня демонический мир содрогнется, когда Тьма обретет новую мощь и откроет свое лицо, так долго скрываемое из-за чужих предрассудков за обагренными кровью масками. Через полтора дня я потеряю все, что когда-либо имел, и обрету то, что даже не смогу удержать.

Это выглядело так, словно с горизонта надвигалась огромная черная туча, застилая собой бледно-голубое небо и солнце.

Это были мы. Это надвигались чувства, которым в обычное время не было места.

В молчании Он вернулся после разговора с Сайером, без лишних слов взял меня за руку и потянул на себя, заставляя подняться с земли. Не задавая вопросов, я смотрел на Его лицо, на то, как оно вдруг изменилось, словно наши последние дни в Куруа просто вычеркнули из киноленты времени; словно нас здесь никогда не было, не было всей этой безмятежности и интимности, не было ничего - мы просто возникли здесь из воздуха, пришли из ниоткуда, и теперь нужно было снова возвращаться на войну, даже толком не залечив многочисленные раны.

Ничего не говоря, Он погладил меня тыльной стороной ладони по щеке, убрал за ухо мою челку и прильнул губами к моему лбу. Я боялся заговорить с Ним. Было что-то тревожное в воздухе, в Его движениях; какое-то предчувствие неотвратимо надвигающейся беды, и мне почему-то очень не хотелось знать, какие сомнения одолевают Его.

О том, что церемония уничтожит того Томми, которого Он знает, и превратит в жестокое чудовище, стремящееся подчинить Его, будто дикого зверя? Или о том, что остается шанс, при котором я могу не выжить? Или, что еще страшнее, о том, что мы не успеем пожениться, потому что в любой момент могут нанести визит те, кому не выгодна свадьба темнейшего из демонов?

Отстранившись, Он оставил меня на берегу, а сам вошел в воду, сбросил с себя одеяние и, не оборачиваясь, нырнул. Несколько секунд я видел Его белый силуэт в темных водах, а потом, когда воцарилась тишина и замерла последняя рябь на поверхности, я расстегнул застежку на одеянии и шагнул в воду.

Я расценил это как приглашение и принял его.

И я солгу, если скажу, что не стану скучать по этому месту. Он любит этот маленький уголок в сердцевине Ада, любит саму мысль о том, чтобы в этом проклятом райском саду Он кормил бы яблоками своего падшего ангела, очерняя его тело своими трепетными касаниями. Он любит эту реку, в которой однажды чуть не утонул, и любит отражение в черной воде, в котором Он выглядит таким призрачным, будто точно так же легко зло, которое Он причиняет, становится эфемерным.

Здесь, в месте, где Он открыл мне свое сердце и позволил себе шагнуть навстречу тем чувствам, которые Он хотел испытывать и боялся, наступил тот самый переломный момент, после которого я понял, что погряз в Нем глубже некуда. Здесь, в демоническом Раю, Он сделал последний шаг, чтобы привязать меня к себе - и именно тогда, когда, казалось бы, Он нашел все существующие способы никогда меня не отпускать.

Мы плавали так, будто танцевали под неслышную музыку. Он двигался - и я зеркально повторял Его движения; Он протягивал ко мне руку - и я переплетал наши пальцы; Он касался губами моей шеи - и я обвивал ногами Его тело и прижимался к Нему вплотную, так близко, что ощущал биение Его сердца в своей груди.

Мы плавали и целовались так, будто эти последние часы в Куруа были на самом деле нашим последним желанием перед смертью, словно, как в старых сказках, на рассвете нас велено было казнить.

В неярком свете, пробивающемся сквозь темную поверхность воды, Его глаза словно бы пылали огнем - таким опасным и обжигающим, что казалось, будто можно поджечь само озеро этим пламенем и, клянусь, я бы этого не заметил.

Мы плавали, касаясь ладонями белого песка на дне озера и запуская в него свои пальцы, а потом всплывали, чтобы сделать вдох, целовались и снова уходили под воду. Наши последние часы на Куруа утекали, будто этот самый песок сквозь пальцы, и где-то на подкорке мне подавало сигнал неприятное чувство, что это наш последний раз, когда мы так беззаботно и спокойно проводим время. Я не знал, что изменится после церемонии, но был уверен, что по-прежнему уже никогда не станет, и старался не думать о том, что больше я это место никогда не увижу.