Полет к солнцу (СИ)

Альбус заставил деревянные осколки взлететь в воздух, и превратил их в рой стальных дротиков — блондин создал вокруг себя щит, но ему потребовалась вся концентрация, чтобы не пропустить атаку.

Альбус применил одно из более могущественных заклинаний, вычитанных им в книгах — магический молот внушительных размеров упал на блондина, каким-то чудом отскочившего назад. Удар сотряс весь зал, потрескав каменный пол, и блондин еле устоял на ногах, успев выпустить поток зеленого дыма, который Альбус сгустил в шар и отправил обратно. Последовал новый обмен ударами, и Альбус ударил из палочки молнией, ослепительно сверкнувшей на весь зал. Противник отразил атаку, но Альбус призвал упавшие стальные дротики и превратил их в огненные шары, окутавшие блондина огненным облаком. Тот потушил пламя, и Альбус, не теряя времени, вложил в удар все силы — его заклинание разбило щит блондина и раскатилось эхом по всему залу, кто-то запнулся, едва не потеряв равновесие. Оппонент упал на одно колено, не потеряв, впрочем, палочки, и выпустил в Альбуса фиолетовый луч, который тот отразил обратно. Враг едва успел заблокировать собственное заклинание, когда Альбус призвал кольцо чистой энергии, со звоном схлопнувшееся вокруг блондина и стиснувшее его стальной хваткой. Еще секунда — и бой был окончен.

— Поздравляю! — распорядитель пожал спустившемуся с помоста Альбусу руку. — Однако ты рисковал, парень. Белого Микки еще никто не одолевал. Приз твой по праву.

Альбус сунул тяжелый сверток с деньгами к себе в сумку, выскочил за дверь и немедленно аппарировал: чутье подсказывало ему, что не Микки, так кто-то другой — тот же Сириус Блэк — захочет поквитаться за проигрыш. Вымотавшись, он уснул в тот вечер так крепко, что опоздал бы на уроки, если бы Фоукс довольно громкими криками не разбудил его.

Выигрыш Альбус разделил, почти не глядя. Половину отправил матери, оставшуюся часть также разложил пополам: на палочку для Клеменси и на развлечения для Камиллы. Первое отдал Айле (она поколебалась, но все-таки не стала спрашивать, откуда деньги), вторым распорядился в следующую же субботу.

Сперва он предложил было девочке отправиться в Лондон и найти какой-нибудь ресторан (до того он в ресторанах не бывал никогда, просто слыхал, что там кормят вкусно), но девочка с ужасом замахала руками — по ее мнению, в ресторан водили только «женщин порочных и падших». Не помогли даже уверения, что под дезиллюминационными чарами (недавно их освоил, чтобы Спэрроу не испортил ненароком их ночного свидания) ее никто не увидит. Пришлось ограничиться походом в Хогсмид, зато там Альбус не поскупился.

Он снял отдельную комнату на втором этаже «Трех метел» и привел туда Камиллу под дезиллюминационными чарами. К ее приходу стол — об этом он тоже заранее позаботился — был уставлен всевозможными лакомствами: сэндвичами, пирогами, пирожными, фруктами, желе, — а довершали великолепие несколько кувшинов с соком. Камилла осмотрела стол с изумлением, но говорить ничего не стала. Альбус, решив, что ей понравилось, галантно помог спутнице усесться, плюхнулся на место сам и придвинул к себе два блюда: кусок пастушьего пирога и сэндвичи с рыбной пастой.

— Ешьте, налетайте, — подмигнул он девочке. — Все наше.

Она поколебалась, но в конце концов протянула руку к пирожку. Альбус принялся поглощать сэндвичи.

— А представляете, — забывшись, он стал говорить с набитым ртом, — вот пройдет несколько лет, мы с вами поженимся и будем пить чай с гренками где-нибудь на развалинах Министерства магии. В самом деле, зачем все эти бумажки, чиновники? Взорвать это Министерство совсем!

— Ну не с людьми же, — робко остановила его Камилла. — Каждого из них кто-то любит. А может, кто-то — хороший человек и вовсе не заслуживает смерти.

— Хорошо, взорвем ночью, — Альбус пожал плечами.

— И куда же денутся те, кто по вашей милости лишиться работы?

— Э-э… — Альбус почесал в затылке. — Они могут начать обрабатывать землю или что-то мастерить. Как магглы. Куда более полезное занятие. А могут отправиться в путешествие и открыть для Британии новые колонии. Вы же не думаете, что в мире больше нечего открывать?

— Но они могут быть для этого не созданы, — Камилла пожала плечами. — У каждого свой удел. Кто-то может путешествовать или обрабатывать землю, а кому-то это не по силам.

— Тогда пусть идет в науку! — воскликнул Альбус и спохватился. — Хотя нет. Чиновник от науки — это Колдфиш. Такие только тормозят, мешая идти вперед. Ну не оставлять же их теперь у власти, чтобы они и дальше мешали нам всем жить? — добавил он, схватившись за пирожок с требухой.

— Но что им делать? Для чего-то же они должны жить, как-то получать свой хлеб. Если они ничем особенным не одарены, ничего не могут… — Камилла вдруг покраснела, и ее бархатные брови расстроено дернулись. — Я знаю, вы скажете, что бездарности недостойны рождаться, недостойны жить. Но если уж человек родился, стало быть, судьба за нас решила, достоин он или нет.

— Ну что вы, я не говорил такого! — он взмахнул руками. — Нет, почему. Они ведь научились заниматься своей ерундой? Научатся и заниматься простым трудом, уж с этим-то всякий справится.

— Не знаю, — Камилла поморщилась. — Людей, которые занимаются простым трудом, принято презирать. Ведь мы, волшебники, и магглов презираем за то, что можем не работать руками, а они этого не могут. Получается, если человек рожден без дара, то обречен на презрение?

— Но это аргумент против презрения, а не против труда! — удивился Альбус. — Будем учить детей, что любой труд почетен, а презирать надо за безделье!

— Думаете, так когда-нибудь может быть? — Камилла подняла брови. — По-моему, мир может внешне измениться до того, что люди начнут ходить на головах, и все же кое-что останется неизменным. Сильный будет презирать слабого, богатый — бедного, талантливый — бездарного, красавец — урода. Неравенство неизбежно. Всегда одни будут наверху, другие внизу.

— Вот в Америке нет высших сословий, там каждый добивается положением своим трудом, — сказал Альбус, хотя не так уверенно. — Я знаю, все равно там есть богатые и бедные, но ведь их бедные живут получше наших, не так ли?

— Не знаю, — Камилла опустила ресницы. — Я не очень хорошо себе представляю, как живут в Америке. Но можно вас спросить — вы не обидитесь? Вы вечно подтруниваете над своим братом. Он, конечно, много глупее вас, и в этом причина… Но вам не кажется, что это тоже доказательство невозможности равенства? Что бы ни говорил человек, стремление подавлять тех, кто проигрывает, в нем заложено.

Альбус задумался, почувствовав некоторую неловкость.

— Но… но ведь я же не серьезно это все говорю. Не потому что в самом деле считаю его дураком, просто он такой серьезный, обидчивый… не знаю, это меня раздражает.

— Вы даже не позволяете быть людям не такими, какими вам хочется, чтобы они были, — грустно сказала Камилла. — А мечтаете о всеобщем равенстве. Но ведь начинать надо с себя, правда? Пока у вас наклонности короля Лира. Вы придете только к тирании.

Если бы Альбусу это сказал кто-то другой, он бы, скорее всего, взорвался, но, глядя Камилле в глаза, он чувствовал, что не может злиться на нее — ведь она была и будет его путеводной звездой, его прекрасным сокровищем, его заветной мечтой…

— И что же мне тогда делать? — спросил он тихо. — Сдаться? Смириться с несправедливостью и косностью, отказаться от борьбы?

Камилла поколебалась.

— Подождать. Если вы в самом деле хотите всем блага, вам нужно подождать… чтобы измениться. Вам следует переродиться, мне кажется… если бы это было возможно. Знаете, как ваш феникс — сгорел и вновь ожил, обновленный.

— Как же я должен сгореть? — спросил он настороженно.

— Ну, не физически! — она взмахнула руками и засмеялась. — Что вы, не вздумайте устраивать самосожжение. Знаете, бывают такие испытания — они закаляют душу человека, как огнем. Не у всякого, конечно. От кого-то остается только пепел. А кто-то в самом деле возрождается. Вы знаете, наверное, это страшно, — она распахнула глаза. — Обычно такое испытание — смерть близкого. Вам надо кого-то потерять… Чтобы как кусок души отрезало. Может, тогда… Я читала про такое. Тогда человек действительно меняется. Но это ужасно больно, — она вдруг судорожно прижала ладони к лицу. — Господи, как я могу желать вам такого! Ведь ближе вас у меня никого нет, нет никого лучше вас, понимаете, бестолковый вы человек?!