Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Амор помнил место, где они условились с Эльшадаем и Табитой; до него оставалось что-то около километра. А на тропинке стоял мальчишка лет двенадцати, самое большое пятнадцати, и Амор вспомнил об отрядах подранков, состоявших на две трети из таких подростков. И многие из его отряда рассказывали о том, как бежали и от них тоже. Подруга Табиты рыдала до истерики, рассказывая, как она, ее тетка и сестра попали к ним в руки. Ей одной удалось сбежать. О тетке и сестре она не надеялась услышать ничего. А мальчишка стоял на тропинке, направив на Амора автомат. Амор послушно остановился и спокойно попросил, сначала по-английски:

– Опусти его.

– Снимай поклажу, – приказал мальчишка.

Амор пошел ему навстречу. Мальчишка попятился, автомат заходил ходуном в его руках, и он выкрикнул еще раз:

– Отдавай поклажу!

Амор подошел, взял автомат за дуло – совсем холодное, кстати, и грязное – и отвел его в сторону.

– Меня зовут Амор. А тебя? Я должен знать, как зовут человека, который хочет, чтобы я боялся его.

Он был значительно выше мальчика и одет был все-таки в свои вещи, не в обноски откровенно с чужого плеча. Он же отказывался замечать и пятна на одежде, похожие на кровь, и опаленные дыры, а видел только отчаянные глаза и страх, просто до слез.

Амор положил руку себе на грудь и повторил:

– Амор. Даг. А ты? – он коснулся плеча мальчика медленным, осторожным жестом.

Мальчик покосился куда-то в сторону, его взгляд заметался, он попятился, и Амор ухватил его за автомат за секунду до того, как он решил сбежать. Ремень автомата, на его счастье, был перекинут за шею мальчика, и от рывка он упал. Амор сел рядом и тихо сказал:

– Не бойся. Хочешь пойти со мной?

Мальчик попытался уползти, Амор ухватил его за руку.

– Ты один? – спросил он.

Мальчик замотал головой, сел и опустил голову.

– С другом?

Мальчик кивнул.

– Вас двое?

Мальчик заморгал. Амор достал из мешка бутылку и протянул ее мальчику.

– Только не спеши пить, – предупредил он.

– Знаю, – огрызнулся тот.

И Амор шел дальше, нес на плечах его друга, в жару, с воспаленными ранами на ногах, пахнувшего отвратительно, болезненно; мальчик – Иге – нес мешок с продовольствием и свой автомат, категорически отказавшись выбрасывать его. Амор подозревал, что автомат был либо неисправным, либо пустым, либо и то и другое вместе, но молчал. Иге – тоже.

Эльшадай, увидев их, затрясся еще сильней. Табита, кажется, захотела напасть на Иге, и Амор положил руку на плечо Иге и стал чуть впереди него.

– Кажется, нас станет еще больше, – ровно сказал он. – Эльшадай, возьми у Иге мешок, он нес его несколько километров и устал. Табита, ты понесешь воду? Ее немного, все, что было. Но добрые жители поделились остатками.

Иге прятался за Амором, стоял, набычившись, опустив голову, сжимая автомат еще сильней. Мальчик на руках у Амора тяжело дышал и изредка кашлял, и Амор подозреваал, что он и был самым надежным поводком для Иге.

Остальные их не приняли. Эльшадай попытался объяснить, что эти ублюдки – они из бандитов, мародеров, убьют их, как только подвернется возможность. Он указывал на одежду что на Иго, что на его друге, которого тот называл Эше, практически кричал, что эти подранки наверняка сняли с трупов, возможно, убитых ими же людей. Амор молчал. Когда Эльшадай выдохся, он сказал:

– Я не мог оставить вас, я не смогу оставить их. Вы наверняка дойдете и сами, если ты прав и до лагеря осталось два перегона. Я пойду с ними.

Эльшадай плюнул на землю, потряс небу кулаками и пошел к остальным. Амор остался стоять отдельно от них. Иге подошел к ним.

– Злой он, да?

Амор посмотрел на него и покачал головой.

– Просто устал, – ответил он.

Иге молчал. После отчаянно долгой паузы сказал:

– Мы можем остаться.

– Ты пойдешь, – спокойно приказал Амор. – Я понесу Эше. Еще вопросы?

– Ты дурак?

– Скорее всего, – подумав, подтвердил Амор. – Эше нужна помощь, и не молитвенная. Там должны быть врачи. И тебе тоже, – тихо сказал Амор, глядя на оплывший глаз Иге, на желтые белки глаз.

И утром они снова шли. Упрямо не выходили на дорогу, останавливались куда чаще, чем до этого, и Амор радовался этому: ему приходилось одному нести Эше, остальные отказывались. Наконец Эльшадай сказал ему:

– Скоро придем к тому месту. Там полперегона. В ту сторону.

Он указал куда-то вперед; перегоном он называл расстояние километров в пятнадцать-семнадцать, как понимал Амор. Десять километров до лагеря, дотуда, где их могли принять, а могли и по-иному разобраться. И Амор снова шел вперед. Подходил к часовым, терпеливо дожидался под послеобеденным солнцем, когда к нему выйдет комендант, объяснял, кто он и откуда и что делает так далеко от своей родной деревни.

– Отец Амор Даг, говорите? – спрашивал комендант.

– К сожалению, я не могу предъявить вам документы, они остались с моими подопечными, – смиренно отвечал Амор. – Если вас устроит, можете сопоставить ДНК. Она должна быть в базе данных. Но прошу вас, я хотел бы сначала привести сюда их. Их много, они устали, им очень нужна медицинская помощь.

Комендант спросил его, просто ли ему было добраться до лагеря, были ли там признаки каких-то вооруженных людей. Амор подумал и покачал головой.

– Ничего не заметил такого.

– Тогда я могу отправить машины за ними. – Предложил комендант. – Пойдемте. Я размещу вас в лазарете.

– Я поеду с ними, – вежливо ответил Амор. – Вернусь и с огромным удовольствием отправлюсь в лазарет.

Через десять минут Амор ехал в машине. И ему было безумно холодно – кондиционеры в ней работали что надо. Ему было безумно страшно – отчего-то ему было слишком тесно. И остались последние полкилометра, которые он предпочел пройти пешком, чтобы предупредить своих беженцев, чтобы они не напугались, заслышав машины слишком близко от себя.

========== Часть 25 ==========

Амор совсем не заметил первых суток, прошедших в лагере. Ему как-то неожиданно выделили целый отсек в госпитальном бараке. Отсек – громко сказано, в боксе едва ли было больше пятнадцати квадратных метров, и львиную их часть занимали кровать и столики с различными аппаратами, к которым сразу же подсоединили Амора. В первые шесть часов после того, как на автомобилях вернулись все те, кто прошел весь путь от деревушки, в которой он служил, до лагеря гуманитарной миссии или хотя бы часть его. Люди боялись – машины отчего-то вызвали у них панику, и Иге сидел рядом с Амором, вцепившись в него так, что тот боялся, что у Иге либо пальцы от напряжениях поломаются, либо у него кожа треснет. Но обошлось. И даже Эше все еще был жив, тяжело дышал, прижимаемый Амором к своей груди.

Эльшадай отказывался влезать в машину поначалу. Вера смотрела на военных в относительно чистой форме, словно желала их смерти прямо здесь и сейчас. Мария-Стелла, женщина, оставившая в начале пути свекра и ребенка, выглядела так, что Амору показалось, что она потеряет сознание от ужаса – это после нескольких сот километров, бесконечных пряток и переходов прямо по лесам. И остальные тоже не горели желанием забираться внутрь. Иге тихо сказал, что он – и они – боится, что их отвезут куда-нибудь и выбросят, и ладно бы, если просто, а то как и убьют, или на органы, или куда еще. И Амор снова и снова объяснял, что впереди их ждут врачи, вода, еда и одежда. Он помогал забираться в машины – и чувствовал, как неожиданно тяжело ему дается все это. И Иге: мальчшика цеплялся за свой автомат, как за последнюю надежду. Офицер, белый, кстати, в форме с нашивкой европейских войск, смотрел на него растерянно, недоуменно – с жалостью. Амор тридцатый раз повторял ему, что впереди оружие им не понадобится, что его нужно оставить в джунглях, причем лучше выбросить его подальше, чтобы никто больше не смог воспользоваться. И Иге долго колебался, смотрел то на Амора, все державшего Эше на руках, то зыркал на солдат. Затем отбежал в кусты и вернулся оттуда без автомата.