Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

При этом некоторые поляки — уроженцы Вильнюса во главе с генералом Л. Желиговским этим не удовольство­вались. Войска Желиговского захватили Вильнюс и про­должили наступление на другие литовские города. Лишь 29 ноября под контролем Лиги наций было подписано пе­ремирие между войсками Желиговского и Литвой. Виль­нюс остался в руках Польши.

Виленский вопрос стал камнем преткновения в поль­ско-литовских отношениях, препятствуя созданию едино­го антисоветского блока на западных границах СССР. В течение 1921 года державы Антанты вновь обещали ре­шить вопрос о Вильнюсе и Виленском крае в пользу Лит­вы, но требуя взамен создания федерации с Польшей. Литва отвергла это предложение.

В 1923 году на конференции послов Лиги Наций госу­дарственная граница была установлена с признанием Ви- ленского края в составе Польши. Это решение было одоб­рено всеми членами Совета Лиги Наций, Ватиканом и Со­единенными Штатами. Лишь Литва и СССР не признали этой границы.

Эта позиция Литвы привела к тому, что ей долго отка­зывали в признании ведущие страны Запада. Лишь в июле 1922 году Литву признали США, а в декабре того же года — Франция, Италия, Великобритания и Япония. При этом эти державы требовали, чтобы Литва открыла для Польши свободный проход через Неман, пошла на интер­национализацию Немана. Под давлением Литва согласи­лась на эти требования.

Неспособность дать отпор притязаниям таких соседей, как Польша, или действиям каких-то авантюристов вроде Желиговского свидетельствовала и о крайней слабости прибалтийских государств. Разрыв или ослабление тради­ционных экономических связей с Россией привели к из­менениям в хозяйственной структуре новых стран. В Эсто­нии некоторые крупные промышленные предприятия (в том числе Кренгольмская мануфактура) пришли в упадок, были ликвидированы (например, Таллинские судострои­тельные заводы). В Латвии ряд заводов был закрыт (завод «Проводник», Русско-Балтийский вагоностроительный за­вод и др.). В Литве производство металлических изделий сократилось в 3 раза, резко снизился уровень производ­ства лесопильной и деревообрабатывающей промышлен­ности. К тому же после аннексии Польшей Вильнюса силь­но сократилось кожевенное производство, сосредоточен­ное в столице Литвы.

К 1938 году продукция фабрично-заводской промыш­ленности Латвии составляла 56,1% довоенного уровня, а число рабочих в этой отрасли хозяйства снизилось до 58,7% от уровня 1913 года. В 1930 году в промышленно­сти Эстонии было занято лишь 17,4% рабочей силы, в Лат­вии — 13,5%, в Литве — 6%. Поскольку растущее населе­ние стран Прибалтики не могло найти применения своим силам в их экономике, многие покидали этот регион. С 1919 года по 1940-й только из Литвы эмигрировало в США, Бразилию, Аргентину около 100 тысяч человек.

В экономике ряда новых стран усиливалась ориентация на сельскохозяйственное производство. Вопреки тенден­циям во всех странах Европы доля сельского населения в этих странах почти не менялась. В 1922 году в Эстонии на долю сельского населения приходилось 71,6%, а в 1940-м — 66,2%. В 1940 году в Литве 65% всех трудящихся страны работало в сельском хозяйстве. Хозяйство новых стран переориентировалось на снабжение Западной Европы сельскохозяйственной продукцией.

О. Сепре в своей работе «Зависимость буржуазной Эс­тонии от империалистических стран» писал: «Соответст­венно меняющемуся в Эстонии влиянию империалистиче­ских государств Эстония поставляла то бекон для Англии, то сальные свечи для Германии, то брала курс на аграри- зацию, то на производство полуфабрикатов, особенно сланцевого масла». Как отмечал О. Сепре, «в первые годы существования буржуазной Эстонии (1920—1924) дела­лись попытки оживить крупную промышленность в надеж­де на свержение советского строя и восстановление прежних обширных рынков сбыта для промышленности Эстонии... С 1925 года в Эстонии преобладал курс на аг- раризацию страны, особенно на увеличение производства продуктов животноводства для экспорта в Англию».

С 1924 по 1934 год вывоз мяса из Эстонии увеличился в 4,3 раза, сливочного масла — в 3,2 раза, яиц — в 3,5 раза. Удельный вес готовых продуктов в экспорте Эстонии составлял 40,5%, а в 1938 году — 19,3%. Удельный же вес сельскохозяйственных продуктов, сырья и полуфабрика­тов в экспорте за этот же период вырос с 59,2 до 80,7%.

В те годы Эстония выступала на мировом рынке как производитель продовольствия и промышленного сырья. Сепре писал: «Средств производства в Эстонии для выво­за почти не производилось... Готовые изделия вывози­лись в столь малых количествах, что являлись скорее то­варными образцами, чем предметами фактического экс­порта. Значительную часть экспорта готовых товаров Эстонии составляли фанерные листы и сиденья для стуль­ев». Предметом вывоза Эстонии являлась также бумага, наибольшее количество которой закупали Египет, Сури­нам, Китай и Колумбия. Впрочем, как замечал Сепре, «бу­мага вывозилась отдельными партиями и постоянного рынка не имела». 2/3 эстонского вывоза приходилось на Германию и Великобританию.

В аграрный придаток Западной Европы превратилась и Литва. Изделия литовской промышленности составляли лишь 2—3% экспорта страны. Зато в импорте на них при­ходилось 60%. В 1939 году 34,4% литовского экспорта со­ставляли мясо и мясопродукты, 25% — масло и яйца.

Характеризуя основные направления развития хозяй­ства Латвии с первых лет ее независимого существова­ния, А.Я. Варславан в своем исследовании «Английский капитал в буржуазной Латвии» писал: «Несмотря на ее юридическую независимость, Латвия фактически остава­лась полуколонией, которую в экономическом отношении использовали, во-первых, как сырьевую базу, во-вторых, как источник дешевой рабочей силы и, в-третьих, как ры­нок сбыта своих товаров».

В 1920 году латвийский журнал «Экономисте» писал: «В настоящее время мы вынуждены изыскивать продукты сельского и лесного хозяйства в сыром и обработанном виде, пригодные для вывоза за границу. Среди этих про­дуктов лен и древесина в ближайшем будущем займут основное место».

Варславан замечал: «Статистическое управление Лат­вии стремилось по возможности завысить показатели ро­ста удельного веса готовой продукции в экспорте. Если в 1927 году спичечная соломка учитывалась как полуфабри­кат, то в 1929 году — уже как готовая продукция. Таким же образом учитывались дощечки для ящиков и бочарная клепка, полуфабрикаты фанеры, проволоки и др.». В то время как до 1917 года рижские заводы производили де­ревянные изделия из лесопродуктов, журнал «Эконо­мисте» подчеркивал в апреле 1920 года, что теперь «лат­вийская деревоперерабатывающая промышленность ограничивается только распиловкой леса в экспортный товар, а дальнейшая обработка древесины происходит в весьма незначительных размерах — в пределах, обеспе­чивающих только местную потребность». Рижские лесопи­льные фабрики простаивали.

Большие надежды в независимой Латвии возлагали на экспорт льна. В мае 1920 года журнал «Экономисте» писал: «В настоящее время трудно использовать лес, поэтому на первое место становится использование льна». Для этих со­ображений были известные основания. В 1909—1913 годах на Латвию приходилось 16,3% мировых посевов льна и 13,3% производства льноволокна. Представитель Латвии на Парижской мирной конференции Я. Сескис писал 27 августа 1919 года министру иностранных дел Латвии Мейеровицу: «В особенности следует экономить лен, который здесь, на Западе, ценится, по-видимому, наравне с золотом». Сескис предлагал использовать состояние войны с Советской Рос­сией для того, чтобы «захватить в пограничных с Латвией районах России запасы льноволокна, которые можно было бы реализовать на Западе, получив в обмен вооружение».

Министр финансов Латвии Р. Каллиенс заявлял: «Лен — это основа государственного хозяйства Латвии, поэтому де­лается все возможное, чтобы восстановить и расширить площади подо льном, которые в вихре войны значительно уменьшились». Эти усилия принесли свои плоды. В 1920—1923 годах Латвия заняла 4-е место в мире после РСФСР по производству льна. В 1921 —1929 годах на долю Латвии приходилось от 9 до 11,5% посевных площадей мира, занятых под льном. В те же годы на Латвию приходи­лось около 8% мирового сбора льноволокна. В 1920 году 66% латвийского сырья и полуфабрикатов для текстильной промышленности направлялось в Англию. Из льноволокна, ввозимого в Англию, 31% приходился на Латвию.