Романовы

Начались первые реформы. Генерал-прокурор А. А. Вяземский сосредоточил в своих руках управление юстицией, администрацией, финансами, почтовым делом; ему же подчинялся орган политического сыска — Тайная экспедиция Сената. Как главное доверенное лицо монарха он противостоял попыткам возвысить власть Сената и держал под контролем местных администраторов. Сенат, разделённый на шесть департаментов, стал органом контроля за деятельностью государственного аппарата и высшей судебной инстанцией.

Закон 1763 года утвердил новые штаты государственных учреждений, их служащие стали впервые в России регулярно получать жалованье. Вместе с новыми штатами и окладами в 1764 году у чиновников, опять же впервые, появилось право на «пенсион» по выслуге тридцати пяти лет. «Пенсионы» вначале выплачивались весьма узкому кругу лиц, далеко не сразу удалось добиться порядка в чинопроизводстве и оформлении «послужных списков» чиновников, а уж тем более обеспечить учреждения «достойными и честными людьми»; но это были первые практические шаги по созданию эффективного и современного государственного аппарата.

Несмотря на борьбу придворных «партий» (Н. И. Панина, братьев Орловых, Г. А. Потёмкина), Екатерина сумела сделать работу своей «команды» эффективной и работоспособной. Она осуществляла продуманное обновление высшего звена государственного аппарата. Место «слова и дела» заняли более гибкие методы контроля над настроениями и намерениями элиты, хотя начальника Тайной экспедиции Сената «кнутобойцу» С. И. Шешковского императрица по-прежнему принимала во дворце. К концу царствования регулярным занятием Екатерины стало чтение перлюстрации иностранной и внутренней почты, в том числе переписки наследника. В столицах появились профессиональные информаторы, следившие за подозрительными, с точки зрения властей, фигурами. Казалось, даже дворцовые стены имеют уши. Весной 1789 года в пустом зале Зимнего дворца француз-волонтёр на русской службе граф Роже де Дама, наблюдая за маршем отправлявшихся на фронт гвардейских частей, произнёс: «Если бы шведский король увидел это войско, он заключил бы мир» — и был крайне удивлён, когда через два дня Екатерина напомнила ему эту фразу.

Больше не было полунезависимых органов, подобных Верховному тайному совету 1726—1730 годов или Кабинету министров Анны Иоанновны. Екатерининский Совет при высочайшем дворе не обладал самостоятельностью предшественников: императрица с помощью генерал-прокурора решала массу дел помимо него по докладам Сената, коллегий и других учреждений.

Екатерина была прагматична. Она не одобряла крепостничества и в первые годы правления осторожно высказывалась в пользу его смягчения. В «Записках» она отмечала: «Предрасположение к деспотизму... прививается с самого раннего возраста к детям, которые видят, с какой жестокостью их родители обращаются со своими слугами; ведь нет дома, в котором не было бы железных ошейников, цепей и разных других инструментов для пытки при малейшей провинности тех, кого природа поместила в этот несчастный класс, которому нельзя разбить свои цепи без преступления. Едва посмеешь сказать, что они такие же люди, как мы, и даже когда я сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями... Я думаю, мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг существовало другое состояние, кроме рабства».

Но дворяне XVIII столетия искренне не представляли себе, как можно жить без крепостных, и императрица пошла им навстречу: в 1765 году помещики получили право ссылать крестьян на каторгу, а с 1767-го жалоба крепостного на помещика стала считаться уголовным преступлением. Так при Екатерине II завершилось формирование крепостного права: теперь по закону крепостного нельзя было только убить.

Тридцатого июля 1767 года в Успенском соборе Кремля торжественным богослужением открылась работа законодательной ассамблеи — Комиссии «для сочинения проекта нового уложения». Для участия в ней в Первопрестольную съехались 572 представителя российского общества: 223 дворянина, 192 выборных от городов, а также депутаты от казаков и народов Поволжья, Приуралья и Сибири. Помещичьи и дворцовые крестьяне никого не выбирали — их интересы представляли господа, а государственным крестьянам досталось только 20 мест.

Депутаты выслушали составленный императрицей «Наказ», преподнесли ей титул «Мать Отечества» (многие в тот момент плакали от восторга) и перешли к работе. С 31 июля 1767 года по 12 января 1769-го «большое собрание» провело 203 заседания. Одна из первых статей «Наказа» провозглашала: «Россия есть европейская держава»; далее шло разъяснение, что это подразумевает соединение самодержавной власти («ибо никакая другая, как только соединённая в его особе власть не может действовать сходно с пространством такого великого государства») с фундаментальными законами, «которые ни в какое время не могут перемениться» и обязаны гарантировать гражданские права подданных. Екатерина соглашалась с Монтескьё в том, что власть не должна быть сосредоточена в руках одного лица, однако разделение властей понимала не как учреждение независимых от монарха парламента, сословных организаций или суда, а как разграничение компетенции различных ведомств, представляющих собой «протоки, через которые изливается власть государева».

«Наказ» не имел юридической силы, но в нём впервые в российском законодательстве прозвучал термин «гражданское общество», хотя и понималось оно как социум, где «надлежит быть одним, которые правят и повелевают, и другим, которые повинуются». Однако в «Наказе» ставился вопрос об обязанностях власти перед подданными и «безопасности каждого особо гражданина», в том числе о презумпции невиновности. Гражданам, в свою очередь, надлежало знать законы: «...книга добрых законов должна быть доступна всем, как букварь». Ещё одной новацией стало внимание к охране собственности вплоть до стремления «учредить нечто полезное для собственного рабов имущества». Императрица заявляла, что «все граждане должны быть подвергнуты одним и тем же законам», но сопровождала эту революционную для своего времени мысль оговоркой: «Для введения лучших законов необходимо потребно умы людские к тому приуготовить» — и очень осторожно затрагивала вопрос о крепостном праве: власти должны «избегать случаев, чтоб не приводить людей в неволю».

Депутаты заявляли о своих «нуждах и недостатках» на основании наказов от избирателей, но согласия среди них не было. Дворяне требовали ввести для них выборный суд, передать власть в губерниях и уездах в руки их сословных организаций, предоставить шляхетству исключительное право владеть крепостными рабочими на своих мануфактурах. Купцы же, наоборот, желали получить хотя бы часть дворянских привилегий — покупать к своим предприятиям «деревни» и получить монополию на торговую и промышленную деятельность. Но на это не соглашались ни крестьянские депутаты, ни представители дворян, чьи мужики разными промыслами добывали деньги для уплаты оброка.

Наказы государственных крестьян заполнены жалобами на малоземелье и захват угодий помещиками, заводчиками и своими же богатеями, на тяжесть податей и повинностей, на произвол судей. Дворянин Григорий Коробьин предложил законодательно определить объём работ и платежей крепостных крестьян, однако поддержки не получил. Шляхетские депутаты убеждали, что «крестьян своих берегут и любят», содержат их, как велит «долг власти отца или хозяина», а мужики не хотят хорошо работать из-за пьянства и лености.

На заседаниях так и не было принято ни одного решения — у большинства депутатов отсутствовал опыт законодательной деятельности, а социальные противоречия были слишком острыми. Под предлогом начавшейся Русско-турецкой войны Екатерина II в январе 1769 года распустила комиссию. Не успела завершиться тяжёлая война, как началась война крестьянская.

Осенью 1773 года на реке Яик (Урал) беглый донской казак Емельян Иванович Пугачёв объявил себя императором Петром III. Пока основные силы повстанцев осаждали Оренбург, другие отряды под предводительством башкира Салавата Юлаева, работных людей Афанасия Хлопуши и Ивана Белобородова, казака Ивана Чики-Зарубина захватили Кунгур, Красно-уфимск, Самару, осадили Уфу, Екатеринбург, Челябинск; заняли ряд крепостей Яицкой укрепленной линии. К движению присоединялись башкиры, татары, калмыки, чуваши, марийцы.