Смейся, паяц!

Йорг указал на большую, толстую книгу с металлической обложкой, висящую на цепи над стойкой. И пояснил:

– Это летопись. О завсегдатае этого кафе, самом большом пьянице и гуляке.

– О, я хочу посмотреть.

Йорг стал просить, чтобы мне разрешили раскрыть эту книгу. Бармен милостиво кивнул. Я бросился к стойке, с нетерпением откинул тяжёлую обложку и… увидел своё изображение: книга состояла из зеркал, и каждый любопытный становился героем летописи.

Потом Йорг и Люда повезли нас в зоопарк на крестины новорожденных медвежат – это всегда шумное и весёлое празднество. Директор зоопарка приветствовал гостей и представил им новорожденных. Известные люди, шефы зоопарка, окропили медвежат лимонадом и нарекли их Юли и Кони. Для них был накрыт стол, приготовлена вкусная закуска: бананы, яблоки, морковка… Вообще, зоопарк – это любимое детище всех берлинцев. Звери живут не в клетках, а в вольерах и павильонах, за ними любовно ухаживают, хорошо кормят.

Разыгрывается специальная лотерея в пользу зоопарка, вносятся пожертвования от организаций и отдельных граждан. Различных животных опекают различные учреждения: заводы, фабрики, театры. Даже полиция над кем-то шефствует, кажется, над птичками.

Кстати, о полицейских. Они проявляли ко мне удивительную снисходительность. В Берлине много машин, в центре невозможно припарковаться, все стоянки забиты до отказа. В начале я добросовестно искал свободное место и в поисках его доезжал почти до Москвы. Потом мне это надоело, и я начал ставить машину на тротуарах, на стоянках такси, даже у полицейских будок. Возмущённые такой наглостью, полицейские пронзительно свистели и бросались ко мне, размахивая штрафными квитанциями. Но сначала они пытались провести со мной душеспасительную беседу. Это было их роковой ошибкой. Из школьного запаса немецких слов я помнил только «Анна унд Марта фарен нах Анапа» и «Вир марширен гут», что было явно недостаточно для диалога. Но недостаток количества я компенсировал избытком качества: эти две фразы произносил в разных вариантах, с различными интонациями, помогая себе жестами и мимикой. Я размахивал руками, как Луи де Фюнес и строил гримасы, как Фернандель. Ошеломлённые моим натиском, полицейские в конце концов сникали и, махнув на меня рукой, решали не связываться: мой кошмарный немецкий доводил их до изнеможения, а моя жестикуляция их укачивала. Так я завоевал право ставить машину в любом месте Берлина.

СКАЗКА БРАТА ГРИММ

Вспоминая Дрезден, я сразу вспоминаю Вольфа Гримма, элегантного доцента, доктора наук, известного спортсмена-теннисиста с внешностью Алена Делона, обладающего искрометным юмором, хорошо владеющего русским, английским и французским языками. Он учился в Ленинградском мединституте, выступал с докладами в США, Англии и Франции, объездил полмира, имеет обо всём энциклопедические знания. Особенно увлекается историей. Когда он рассказывает о самом маленьком памятнике, любой мало-мальски уважающий себя экскурсовод должен немедленно писать заявление об уходе. Благодаря Вольфу, мы узнали и полюбили этот город, его старинные здания и дворцы.

Одно из моих самых сильных потрясений – Саксонская Швейцария. Много слышал, читал чужие очерки, но не представлял, что это такое фантастическое зрелище Мы стояли на смотровой площадке. Справа, метров двести вниз, текла сонная Эльба, омывая заросшие зеленью островки, на которых, как на зелёных подносах, лежали маленькими красными пирожными средневековые домики с черепичными крышами. Проплыл пароходик с гребным колесом, я видел такой только в фильме «Волга-Волга»… Пересекал реку паром на канате… И всё это в полной тишине, потому что звуки сюда не долетали – казалось, мы смотрим старое немое кино… Потом я взглянул налево и увидел огромный лес из высоченных скал, вернее, скальных столбов всевозможных конфигураций: один – в виде дерева с обрубленными ветками, другой – постамент без памятника, третий – незавершённая скульптура какого-то фантастического животного… Этот каменный лес вырастила Эльба, точнее, выточила – когда-то здесь было её русло. Много столетий она обрабатывала эти скульптуры, пока не довела их до совершенства, а затем свернула в сторону, оставив людям свой шедевр… Если справа – средневековье, то слева – что-то доисторическое, оттуда веет вечностью. Уходить не хотелось, просто физически я ощущал, как испаряются заботы повседневной суеты и наступает состояние покоя и умиротворения…

– Пора возвращаться! – Голос Вольфа вернул меня к действительности. – Вы хотели ещё покататься на трамвае, а его придётся ждать: у нас в Дрездене трамваи, как волки, ходят стаями.

Мы сели в наши «Жигули» и уехали из тихого, безмятежного Вчера в наше шумное и беспокойное Сегодня.

ГОФМАН, КОТОРЫЙ ЖИВЁТ НА КРЫШЕ

Мы жили в самом центре Варшавского Старого мяста (старого города), в квартире Ежи Гофмана, известного польского кинорежиссёра, фильмы которого «Гангстеры и филантропы», «Пан Володиевский», «Потоп», «Прокажённая» пользовались большим успехом в Советском Союзе.

У меня богатая фантазия, я могу себе представить всё, даже самое невероятное: неподвижный Терек или застывший в воздухе реактивный самолёт, но я не в силах вообразить Гофмана в спокойном состоянии. Он живёт на ходу, постоянно улетая, прилетая, уезжая, забегая… Даже разговаривая по телефону, носится по квартире с трубкой в руках. Чтобы поговорить с ним, бегаю рядом, беседуем короткими перебежками. Разговаривая, он успевает собрать вещи для очередной поездки, решить какой-то вопрос с министром культуры, с директором картины и дозвониться до собственной жены Вали, которая сейчас за границей. Во время каждого разговора она с любопытством спрашивает: «Кто у нас сейчас в гостях?», и Ежи каждый раз называет ей новую фамилию (до нас с Майей здесь гостил Владимир Высоцкий). Он регулярно кого-то встречает, принимает, развлекает. Большинство гостей из России и Украины – это не удивительно: он кончал ВГИК, жил четыре года в Москве, потом снимал фильмы в Украине – в СССР у него было много друзей.

Его квартира – на последнем этаже, балкон выходит на крыши, средневековые крыши, покрытые черепицей, на которых вырос лес телевизионных антенн. По красным крышам гуляют чёрные коты. Крыши, крыши, крыши… Где-то здесь живёт Карлсон. Я стоял на балконе и ждал его появления. Но вошёл Гофман, и я понял, что он и есть Карлсон. Даже похож на него: приземистый, сдобный, круглолицый. Фортуна всю жизнь гладила его по голове и протёрла большую, уютную лысину, тоже, как у Карлсона. Очень они похожи. Только Карлсону подвижность придаёт пропеллер, а Гофману – его внутренняя энергия, огромная, неиссякаемая, атомная, которую он использует в добрых и мирных целях.

Все улицы Старого города сходятся на Рыночной площади. Эта площадь напоминает большой выставочный зал: на стенах домов развешаны картины молодых художников, предлагающих свои произведения… Если продажа картин идёт вяло, устраивается аукцион, сооружают эстраду, на которой студенческий ансамбль привлекает публику: поют, танцуют, разыгрывают музыкальные сценки. Ребята очень заразительно всё делают, и площадь им подпевает. В промежутках между номерами рекламируют картины, и теперь их уже обязательно покупают – таким весёлым ребятам нельзя отказать.

Здесь удивительно уютно. В центре площади – кафе под открытым небом и под тентами: бесчисленные плетённые столики и стульчики – всегда есть свободные места, чтобы присесть и выпить чашечку кофе. Между столиками ходит шарманщик, в пелерине, в цилиндре, с ярким попугаем – за двадцать злотых попугай вытащит вам любое доброе предсказание. К вечеру раздаётся стук подков, появляются кабриолеты – на них можно прокатиться по всему старому городу (въезд машин сюда запрещён). На козлах – кучера в чёрном, нарядные и важные, как женихи.

Почти в каждом подъезде – рестораны и ресторанчики: на первых этажах, в подвалах, в бывших бомбоубежищах. Все очень своеобразно оформлены: в модерне, или под старину, или в народном стиле – всё из соломы, и шторы, и скатерти, и фонари. В них всегда есть посетители. Один привлекает фирменным блюдом, в другом – поёт известная певица, в третьем – красивые молодые проститутки, притягивающие богатых иностранных бизнесменов. В нашем подъезде помещался маленький ресторанчик с итальянской кухней. Запах пиццы и спагетти дразнил нас, очень хотелось туда попасть, но мешало гостеприимство наших друзей: мы всё время были куда-то приглашены. Пробегая мимо ресторанчика, торопясь на очередной приём, мы глотали слюнки – но не наедаться же перед обедом!.. А обратно возвращались сытыми. Когда же проголодаемся, надо снова спешить на ужин. И так все дни.