Смейся, паяц!

В те годы Ленком считался средним театром, но вскоре туда пришёл главным режиссёром Анатолий Эфрос, который сразу поднял рейтинг этого театра и сыграл огромную роль в формировании моего брата как актёра.

Помните эпитрамму Гафта:

Хоть Лёня дорог самому Эфросу,

Размер таланта уступает носу,

Но если Лёнин нос рассматривать отдельно,

Поймём мы, что артист талантлив беспредельно.

Когда Эфроса вынудили уйти, он перешёл в театр на Малой Бронной и забрал с собой своих любимых артистов, среди которых был и Лёня. В этом театре брат проработал более двадцати лет, до отъезда в Израиль.

И в годы учёбы, и в первые годы «взрослой» жизни, у нас в семье его очень жалели, подкидывали деньги, посылали разные вкусности, мол, бедненький, младшенький, живёт один, вне дома! И он, хитрец, часто это использовал.

Например, звонит ко мне с требованием: «Напиши монолог ко Дню Женщин». (Артисты, особенно молодые, не подрабатывая в концертах, на свою мизерную зарплату прожить, конечно, не могли) . Я всегда был занят, поэтому отмахивался: «Возьми из моего сборника». Он сразу звонит маме и жалуется, что я ему отказал. Мама тут же приезжает ко мне: «Почему ты обижаешь братика? Немедленно напиши ему!». Возмущённый, я звоню ему: «Ты почему маме жалуешься!? Она же нервничает!». А он спокойно отвечает: «А ты напиши, не волнуй маму». Приходилось писать.

В начале семидесятых на телеэкранах стартовал телесериал «Следствие ведут Знатоки», в нём он сыграл одного из главных героев – майора Томина, который очень полюбился нашим зрителям. Популярность этого сериала стремительно росла от фильма к фильму и ещё более стремительно росла популярность моего брата и вскоре стала всенародной. С ним невозможно было идти по улице, заходить в рестораны или садиться в поезд – начиналась массовая манифестация: одни хотели получить автограф, другие – вместе сфотографироваться, третьи (и их было большинство) – тут же немедленно распить бутылку водки. Когда он заходил в магазины, завмаги приходили в экстаз, немедленно уводили его в подсобки и выдавали все «дефициты» в любом количестве.

Я был свидетелем, как на улице к нему подошёл пожилой полковник милиции, извинился за беспокойство, объяснил, что он уже год в отставке, но…

– Очень интересуюсь, что нового в нашем ведомстве?..

И всё это серьёзно, с искренней верой в то, что разговаривает с коллегой – произошло полное слияние исполнителя с персонажем. Милиционеры козыряли ему и докладывали обстановку, на Петровку 38 приходили письма, адресованные майору Томину с просьбой приехать и покончить с безобразиями в их городе… Что может быть большим доказательством творческой удачи артиста!..

Признаюсь, любовь к нему милиции очень часто спасала меня от суровых наказаний. Я – профессиональный нарушитель дорожных правил, не было дня, чтоб меня не останавливали инспекторы ГАИ с ярым намерением немедленно лишить меня прав на всю оставшуюся жизнь. Но, увидев в них фотографию Томина, которую Лёня предусмотрительно вложил туда, расплывались в улыбке, с извинением возвращали документы и начинали выпытывать подробности из жизни любимого майора. После пресс-конференции меня с почётом отправляли дальше, сообщив по рации, что едет брат майора Томина, и следующие гаишники с улыбкой приветствовали меня. Я совершенно обнаглел от такой безнаказанности и нарушал правила, где только мог. А мог я везде. Думаю, если б я даже въехал на машине в Мавзолей, инспекторы ГАИ и тогда бы избавили бы меня от наказания.

В одной из серий беглый бандит выстрелил в Томина, он упал, и на этом серия окончилась. Было непонятно, остался он живым или нет. И тогда телевидение захлестнул поток писем и телеграмм: зрители требовали сохранить жизнь любимому персонажу. Эти послания были и трогательными, и смешными, например: «Сообщите группу крови Томина-Каневского – вышлем в неограниченном количестве», или: «Убьёте Томина – разобьём телевизоры!».

С этим связан забавный случай и в моей жизни. Сразу после показа этой серии я, с группой кинематографистов, отправился в Югославию. В соседнем вагоне ехала делегация артистов от ВТО, среди них был Леонид Марков, который сыграл бандита, стрелявшего в Томина. Когда поезд остановился в Будапеште, все вышли погулять по перрону. Я почему-то замешкался и только через несколько минут собрался выходить. Но тут ко мне подскочил сосед по купе и очень серьёзно предостерёг: «Саша, не выходи – на перроне убийца твоего брата!».

Сперва у меня закрадывалось опасение, что такая сумасшедшая популярность может изменить Лёнин характер. Но он с честью выдержал это тяжелейшее испытание медными трубами, которое некоторые мои товарищи, увы, не прошли – остался всё тем же приветливым, контактным и отзывчивым человеком.

В каком-то шутливом стихотворении я написал о нём:

В беде он не изменит,

Остался добрым парнем,

И очень прост, как Ленин,

Но только популярней.

Он никогда не использовал свою популярность в корыстных целях, не добивался государственной квартиры (купил маленькую кооперативную), не «пробивал» звание (получил его последним в театре, через три года после «подачи»), не разрешал устраивать себе пышные юбилеи, старался избегать телевизионных и газетных «паблисити». А вот если кому-то из его друзей надо было что-то «пробить», «протолкнуть», «продвинуть» – тут он откликался немедленно и обращался в любые важные кабинеты, почти никогда не получая отказа.

Понятно, что многие, самые высокие чины, искали с ним общения, предлагали свою дружбу, которая сулила большие удобства и льготы, но он их всячески избегал. Однажды я познакомился с заведующим международным отделом Госкомитета по кинематографии, очень приятным человеком. Узнав, что я переехал в Москву, он обрадовался:

– Теперь уж вы непременно приведёте вашего брата к нам в гости. Он учился вместе с моей женой, она его очень любит, несколько раз приглашала, но безуспешно.

– Почему ты их избегаешь? – спросило я после этого разговора у Лёни. – Он показался мне очень симпатичным человеком.

– Да, Алик хороший парень, и она мировая девчонка, мы с ней дружили – надо будет к ним прийти. – Потом вдруг. – Нет, не пойду: могут подумать, что я это специально, чтобы он приглашал меня в совместные фильмы.

(«Совместные» – это фильмы, которые создавались вместе с какой-нибудь иностранной державой, сниматься в них было очень выгодно)

У него не было высокопоставленных друзей. Его всегда окружали спортсмены, рыбаки, моряки, банщики и, естественно, коллеги-артисты, которых он любил и был им предан. Обожал и по сей день обожает сауну. Собираясь на съёмки или на гастроли, звонил и заранее договаривался, чтобы обеспечили баню. Я же её не признавал, мне там было жарко и неуютно. Поэтому, когда мы вместе ехали на концерт, а потом в сауну – я оставался в предбаннике у накрытого стола (непременный атрибут сауны!) в ожидании застолья и тут уже старался взять реванш.А теперь, в завершение этой главы, я поставлю сохранившееся у меня интервью, которое брала одна центральная газета сразу у нас двоих, одновременно. Интервью называлось:

«ЗНАЕМ МЫ НАШЕГО БРАТА»

– Прежде всего, заполните, пожалуйста, анкету, – предложили мы братьям.

– Каждый в отдельности?

– Нет. Одну на двоих.

Братья пошептались, присели к столу и через десять минут вручили нам заполненный листок:

«Я, Александро-Леонид Каневский, дважды родился в городе Киеве. Мне давно перевалило за сто лет. Я окончил автомобильно-дорожный институт и Высшее Театральное училище имени Щукина. Дважды переезжал в Москву, в первый раз в 1956-м году, второй раз – в 1982-м. Одна моя половина около сорока лет работала в театрах, снималась в кино и на телевидении, вторая – нигде не работала, сидела себе за письменным столом, сочиняла всякие смешные истории и жила не хуже первой половины. Я – был членом трёх творческих союзов СССР, а двух из них (Союза кинематографистов СССР и Союза театральных деятелей – дважды.) Я – заслуженный артист России, обладатель двух международных литературных премий и лауреат международного кинофестиваля».