А. Блок. Его предшественники и современники

проступает органическое противоречие, без решения которого немыслимо

дальнейшее художественное движение.

Разумеется, подобная, хотя бы и очень тяжелая, противоречивость не

означает, что творчество Блока зашло в тупик — нет, это значит, что оно

находится накануне нового мощного взрыва, который в обычной для Блока

«катастрофической» форме даст новый поворот и новое идейно-художественное

качество. Сам Блок осознает такой ход вещей в своем творчестве: несмотря на

наличие ряда блестящих поэтических достижений, он живет чувством

творческого кризиса. Характерное проявление этого чувства кризиса, для

которого как будто бы нет никаких прямых поводов, — это автооценки своих

произведений. Так, идущий с большим успехом в театре Комиссаржевской в

1907 г. «Балаганчик», вероятно вполне искренне, в письме к Белому

определяется как «… ничтожная декадентская пьеска не без изящества и с

какими-то типиками — неудавшимися картонными фигурками живых людей»

(VIII, 199 – 200). При всей необязательности и неприемлемости для нас

потому страдает социологической упрощенностью.

подобной автооценки (понятно, что надо учитывать и адресата, нежелание

обострять с ним отношения), очевидно, тут сказывается ощущение автором

разрыва обобщающе-условных и жизненно-конкретных планов творчества.

Этим же, вероятно, обусловлена и оценка сборника «Земля в снегу» в

дарственной надписи прообразу основного лирического персонажа, актрисе

Н. Н. Волоховой, где Блок характеризует книгу как «… очень несовершенную,

тяжелую и сомнительную»128. Естественно, что мы можем — и должны —

видеть все это иначе, чем автор, в большой исторической перспективе. Но

следует учитывать и подобные авторские высказывания о своем творчестве.

Дело не в том, чтобы умиляться перед строгостью авторского самоконтроля —

этот самоконтроль может быть и по существу далеко не совсем

справедливым, — но в том, чтобы трезво видеть реально существующие в

творчестве внутренние нелады, неполадки, которые и по большому творческому

счету истории окажутся исходным пунктом дальнейшего развития поэта.

3

Разработка лирического характера-персонажа в стихах сборника «Земля в

снегу» имела очень большое значение как для творческого самоопределения

Блока-лирика, так и для общих процессов движения русской поэзии. Самого

Блока художественные проблемы, возникавшие в «Земле в снегу»,

непосредственно подводили к гениальному третьему тому, с его

многосторонним охватом в трагедийном ключе жизни личности в эпоху

огромной исторической важности. Поэтической основой для такого

многостороннего раскрытия человеческой личности мог стать принцип

изображения разных лирических персонажей, «вереницы душ», который был

угадан Брюсовым еще в «Нечаянной Радости». Слово «угадан» употреблено

здесь отнюдь не случайно — нужна была чрезвычайно острая критическая

проницательность, чтобы уловить этот принцип в болотно-расплывчатых

образах «Нечаянной Радости». Несравненно ближе подводил к нему сборник

«Земля в снегу», с его исканиями социальной активности лирического

характера, с попытками развертывания вширь свободной, «стихийной» поэзии

личности, — только в связи с этими качествами лирического характера

возможно было движение вперед, к новым поэтическим глубинам и

обобщениям.

128 Публикация В. Н. Орлова (Новый мир, 1955, № 11, с. 153) Существуют и

позднейшие авторские оценки второго тома окончательной блоковской

редакции трилогии лирики, где стихи сборника «Земля в снегу» в иной

композиции играют существеннейшую и едва ли не определяющую роль:

«Терпеть не могу людей, которым больше всего нравится второй том»

(Пяст Вл. О первом томе Блока. — В сб.: Об Александре Блоке, с. 113 – 114).

Эта оценка, предельно резкая, нуждается в комментировании не только идеями

творчества Блока последних лет жизни, но и всей перспективой блоковского

творчества.

Тут-то и возникала новая творческая коллизия. Свободно развивающийся,

«самодеятельный» лирический характер (или, иначе сказать, социально

активная личность) оказывался несоединимым с теми более широкими и

точными изображениями современной жизни, которых тоже добивался Блок в

«повествовательной» линии своей поэзии. По этой причине «вереницы душ»,

или, иначе сказать, подлинно многостороннего освещения современной

личности, драматически не получалось. Все упиралось явным образом в

отсутствие какого-то нового единого творческого принципа, на основе которого

возможен был бы искомый Блоком подлинно «самодеятельный», социально

активный характер. Только на основе подобного единства, очевидным образом,

возможны были бы и более многосторонний разнообразный подход к человеку

(«вереница душ»), и органические переходы между разными сторонами

художественного изображения.

Вместе с тем вся предшествующая эволюция Блока говорит о том, что

далеко не всякое единство подхода к человеку могло бы удовлетворить

естественно возникавшие здесь внутренние потребности и внутренние

особенности лирического характера. Насколько эти внутренние особенности

лирического характера были важны для создания перспективного, достаточно

глубокого и сложного образа современного человека в искусстве лирики, очень

отчетливо обнаруживает поэтический опыт Андрея Белого, как бы в порядке

своеобразного поэтического соревнования с Блоком дающего свои лирические

раздумья над социальными проблемами современности в образах книги

«Пепел» (1909). По-видимому, полемически обостренно направлено против

Блока и его исканий предисловие к этой книге; уже первая его фраза задает

полемический тон всему последующему построению: «Да, и жемчужные зори,

и кабаки, и буржуазная келья, и надзвездная высота, и страдания пролетария —

все это объекты художественного творчества»129. Предшествующие «Пеплу»

полемики Белого можно было понять и так, что Белый борется против

«кабацких» тем Блока, — здесь, в предисловии к своим стихам, построенным

на социально остром материале, Белый объясняет, что для него приемлема

любая тема — дело не в темах, как таковых, но в их решениях. Образцы

подобных, программных для Белого, идейных решений социальной темы и

должен дать сборник «Пепел».

В своем роде вызов есть в посвящении, открывающем книгу: «Посвящаю

эту книгу памяти Некрасова». Было бы недобросовестной нелепостью

изображать Белого сознательным защитником общественной реакции. Белый,

при всей своей яркой талантливости, приходил чаще всего к краху в своих

многообразных художественных начинаниях не потому, что он ставил себе

открыто ретроградные замыслы, но совсем по иным причинам. Характерна для

Белого истерическая запальчивость, с которой он защищал свои надуманные,

головные идейные построения, его чаще всего интересовала не истина,

сообразованная с ходом реальных событий жизни, но художественно-идейное

129 Белый Андрей Пепел. Пб., изд. «Шиповник». 1909, с. 7. Стихи из

«Пепла» цитируются далее по этому же изданию.

построение, соответствующее ходу его болезненной рассудочной фантазии. Во

что бы то ни стало выдержанная замысловатая схема — вот что занимало

Белого прежде всего; к объективно отрицательным общественным результатам

его приводили чаще всего именно надуманные идейные решения, посредством

которых Белый пытался извращать, насиловать ход реальных фактов в

художественном изображении. «Пепел» — лучшая книга стихов Белого; она

продиктована явной гражданской болью поэта, она обнаруживает в нем острую

наблюдательность, умение многое увидеть в жизни, в людях и оригинально, по-